Лапы болят. Драко старался двигаться как можно быстрее, держась в тени деревьев, не выбегая на открытое пространство – времени до рассвета оставалось ничтожно мало, буквально пара часов, а ему еще нужно было найти хоть какое-то безопасное логово, чтобы переждать день, а потом, с наступлением темноты, вновь сорваться в бег. Он надеялся, что уже скоро, буквально через несколько ночей, сможет, наконец, добраться до Шотландии. Там, в диких зачарованных лесах в окрестностях Хогварста, его искать не станут хотя бы некоторое время, а он сам сможет безбоязненно выходить на охоту днем, не боясь попасться на глаза маггловским туристам, которых расплодилось до неприличия много. Малфой понимал, что попытки скрыться возле волшебной школы, охрана которой больше походила для тюрьмы, чем для учебного заведения – форменное самоубийство, но вариантов становилось все меньше – в маггловскую прессу уже начали просачиваться сообщения о снующем в окрестностях городов снежном барсе, нетипичном для этого региона, от чего не-волшебные службы безопасности были буквально взбудоражены, и Драко, буквально вынужденный получать информацию из идиотских газетонок, в которых ни слова не было о волшебном мире, скрипя сердце, принял решение покинуть сравнительно безопасный регион, в котором он умудрялся скрываться почти три месяца. Он понимал, что не смог бы находиться в том лесу слишком долго – это было просто-напросто небезопасно. Авроры прочесывали практически каждый уголок страны, разыскивая скрывающихся чистокровных, вынуждая его постоянно менять дислокацию, в надежде, что получиться скрыться как можно лучше, и кто знал, как скоро они смогут его засечь.
Малфой никогда не думал, что становление незарегистрированным анимагом поможет ему столь сильно. Он решился на это еще в школе, на шестом курсе, по просьбе матери, обеспокоенной безопасностью сына, больше из желания угодить ей, чем из реальной на то необходимости – метка все равно не оставляла ему и шанса на спасение. Тогда, в ту войну, когда их семья вынужденно заняла неверную позицию, умение обращаться в животного ему не пригодилось – как-то получалось справиться и без него. Знал бы он, что много лет спустя будет вынужден бежать из родного дома, жить хуже, чем бездомный, лишь изредка перекидываясь в человека. Знал бы он, что кровать на мягкой перине заменит пожухлая трава. Знал бы, что вместо привычных сытных обедов от домашних эльфов он будет довольствоваться, в лучшем случае, куском оленины – наверное, не поверил. Не поверил бы, что собственное отражение в глади горной реки будет вызывать такой ужас, перемешанный с удушающим равнодушием: вместо привычного холеного лица аристократа ему видны только впавшие глаза да острые скулы отощавшего человека, чьи отросшие светлые волосы сальными прядями падали на щеки. От привычного образа сына богатой семьи не осталось ничего, кроме льдистых голубых глаз и черт лица, выдающих породу. Даже одежда, тот жалкий скарб в виде потрепанной мантии, которая волей магии не исчезала при перекидывании в анимагическию форму, никак не мог принадлежать чистокровке. Разве что напоминал Ремуса Люпина в его худшие годы, хотя словно он помнил, как выглядел этот оборотень на таком далеком третьем курсе. Но Малфоя собственный внешний вид теперь волновал мало. Уже нет, когда на первое место его приоритетов встал вопрос выживания, да и за это он боролся больше по привычке, чем действительно пытаясь.
Ощущение звериного тела стало привычным и естественным, как бы это ни ужасало. Драко чувствовал себя столь некомфортно, перекидываясь обратно в человека, столь беззащитным, что практически прекратил выходить к людям, пускай ему и нужно было иногда получать обрывки информации, хоть какой-то, чтобы понимать, что происходило в мире, чтобы убедиться, что все еще катиться на самое дно по наклонной. Если бы не запрет на трансгрессию между странами, он бы уже давно скрылся где-нибудь во Франции или Норвегии – там, куда еще не дошло всеведущее око Британского Министерства магии. Но такой шанс у него забрали, даже не дав попытаться. Обрезая все пути к отступлению. Вынуждая постоянно зверем обращаться.
Иногда, когда удавалось пересечь границу волшебных поселений, что случалось столь редко, что лучше и не говорить, Драко аккуратно пробирался в стоящие у домов сараи, чтобы поспать на свежем сене и подслушать волшебное радио – слух его обострился донельзя, что было побочным эффектом после жизни в звериной шкуре, впрочем, совсем не мешая, а только лишь играя на руку - с ироничностью слушая хвалебные оды новому режиму. Размышляя о том, что, пускай властвование Темного Лорда закончилось, не успев начаться, светлые силы, на которые так сильно молились волшебники, совсем не пришли в их закрытый, подчиняющийся жестким канонам, мирок. Облаченные в праведные слова гонения лишь только изменили свой вектор. Репрессии, когда-то преследовавшие магглорожденных, словно издеваясь, начались над жалким остатком чистокровных и тех, кто посмел в свое время встать на сторону Того-кого-нельзя-называть. Никого уже не интересовали причины. Никто не думал о бесконечных проклятиях, которыми грозил Темный Лорд в роскошных гостиных, обменивая жизнь на верность. Стерлись границы между правдой и злом. Драко, на своей шкуре ощутивший сотрясающий гнев небеса всемирного героя, думал, что где-то успел проглядеть. Проглядеть жесткость и холод в глазах. Проглядеть захватывающую чужое сознание ненависть. Его слабо интересовали причины – того, что он слышал еще в школе, было достаточно, чтобы чья-то душа изломалась; слабо интересовала реакция волшебников на непрекращающееся безумство. Теперь его уже почти ничего не интересовало. Перестало, стоило только упасть на каменный пол бездыханному телу его матери. Кому нужны причины, когда его мечтали сживить со свету, не давая и шанса оправдаться. Кому нужны словесные баталии, когда от его дома уже ничего не осталось. Зверя – отождествлять себя с человеком с каждым прожитым месяцем становилось все сложнее – мало интересовали политические игры. Ему было уже все равно.
Ведь, как ни посмотри, ни в этом новом мире, живущим под лозунгами Гарри Поттера, ни в старом, охваченном войной, ему не было места. А ему, Драко, теперь оставалось только шуршание леса и звездное небо над головой.
Лапы болят. Малфой бежит, что есть мочи, чутко вслушиваясь в звуки ночного, дышащего леса, пристально всматриваясь в круговорот деревьев, лишь звериным чутьем понимая верную дорогу. Выхватывает уханье совы. Шуршание травы от бегущей мышки-полевки. Эти звуки, звуки природы, стали его спутниками, заменяя людскую речь. Лес заменил ему отчий дом. Тень вековых деревьев теперь, в отличие от детских лет, отдавала относительной безопасностью и защитой собственной шкуры. Одиночество, пугающее раньше, стало самым верным союзником. Он бежит, привычно фокусируясь лишь на слухе и дыхании. Замирает. Резко, тормозя всеми лапами, ведя ушами. Слышит: голоса.
Драко напрягся – шерсть на загривке непроизвольно встала дыбом, как и рычание, раздавшееся в глотке, которое он не мог контролировать. Здесь, в лесной глуши, за многие тысячи километров от людей, не должно быть никого. Ни единой живой души, кроме животных. Люди теперь обозначают только опасность. Особенно, для такого, как он. Чистокровки. Малфой, аккуратно опустившись, чтобы ярко-белую шерсть не было видно, подполз на животе к источнику голосов. Если это магглы – он просто сделает крюк, чтобы не наткнуться на идиотов, решивших забраться в такую глушь. Если это свои… ну, ему итак везло несколько лет, пока он скрывался от уничтожительного взгляда ненавистных зеленых глаз. Драко навострил уши: впрочем, если это авроры – ему уже ничего не поможет.
-… и потом они устроили облаву на мой дом, пока я выбирался за провиантом. Забрали Дафну, а дальше вы знаете, - усталый голос, до боли знакомым, кажется Малфою сном. Он похоронил этого человека много лет назад, уже не мечтая о встрече. Он ведет носом, пытаясь убедиться, что это не ловушка, придуманная чужим воспаленном мозгом, но у него не выходит – кажется, на лагерь наложили самые простые заклинания, но даже их хватало, чтобы убрать чужой запах. Драко недовольно заворчал, а потом решился. Ему все равно нечего терять – за собственную жизнь он давно не хватался. Перекинулся человеком, с непривычки разминая затекшие плечи и тут же проверяя наличие палочки в кармане потрепанной мантии. Единственная ценность, кроме фамильного перстня, что у него осталась. Двинулся в сторону чужой стоянки, даже не признаваясь себе, на сколько сильно колотилось сердце в груди, отзываясь на проблески надежды.
- Это я, - он идет, подняв руки, чувствуя кожей направленные в его сторону палочки. Лагерь не видно – скрыт под пологом защитных заклинаний, но его, все еще чуткий после долгой жизни в форме зверя, чувствует, - Малфой.
Он слышит шорох и замирает, не опуская поднятые руки.
- Назови девиз Малфоев, - раздается дрожащий, но такой знакомый голос. Драко не выдерживает – закатывает глаза на дурость этой просьбы.
- Sanctimonia vincet semper. Блейз, его каждая собака знает, не дури, - спадает магическая защита, и Малфоя сгребают в крепкие объятия. Он ежится на секунду – отвык, но потом цепляется пальцами за мантию лучшего друга. Которого не видел, кажется, уже несколько лет. Один из обручей, сжимавших его душу в неразжимающиеся тиски, с громким хлопком лопнул.
~
Они путешествовали вот так, вчетвером – Драко, Блейз и еще двое мальчишек-егерей – несколько недель. Жили в палатке, и Малфой, совершенно отвыкший от простой человеческой еды, по старой привычке таскал попутчикам животных, которых добывал на охоте. Те, впрочем, не удивлялись. Сейчас уже никто ничему не удивлялся. Егеря, которые, как оказались, были на три года младше, служили Темному Лорду не из огромного желания – им, как и многим, угрожали. Но никто и не стал разбираться. Драко, услышав это, только поджал губы. Ночами, которыми он, по привычке, вызывался караулить, ему виднелась протянутая рука. Та, которую он откинул, ни секунды не сомневаясь. Даже сейчас, когда жизнь превратилась в выживание, он не жалел о принятом давным-давно решении. Считал, что поступил правильно. Забини же никто ничего не предлагал. Он скрывался с женой так долго, как мог. Но чертовы животные, называющие себя добренькими магами, убили беременную Дафну, даже не сомневаясь. Малфой даже не знал, что после долгих лет равнодушия сможет начать ненавидеть так ярко. Он ведь даже тогда, когда на пол упала холодная рука мамы, не погряз в желании отомстить. Ушел, закрывая для себя дверь в магический мир, оставляя в душе лишь горстку пепла вместо эмоций. Сейчас – ненавидел. Ярко. Как раньше. Жалел, что не может сделать ничего – его убьют раньше, чем клыки сомкнутся на чужой глотке. Собственное бессилие злило сильнее, чем когда-либо, и Блейз только понимающие сжимал руку на чужом локте в молчаливой поддержке. Они не говорили об этом. О новом режиме. Не говорили о том, во что превратилась их жизнь – обсуждать было нечего. Только бежали. Так далеко, как было можно. Подумывали даже о том, чтобы вписаться жить к магглам, впрочем, откидывая эти мысли сразу же, обрубая их в зародыше – среди людей их найдут даже быстрее, чем в лесу. Драко не говорил, что начал мечтать, как уничтожит. Вырвет заразу, словно сорняк, поселившийся в поле роз. Он ни о чем не говорил – одиночество вырастило в нем молчаливость. И мечты эти отравляли пониманием, что этого никогда уже не будет. Не будет, как и идеального мира, о котором когда-то говорили рыжие близнецы в Поттеровском дозоре.
- Жаль, что я не учил бытовые заклинания в школе, - говорит один из мальчишек, помогая Драко стирать вещи в ледяной воде горной реки. Малфой хмыкнул. Он про волшебную палочку временами забывал вовсе. Да и зачем она зверю, когда единственным оружием служили когти да зубы, а вместо одежды у него была лишь теплая шкура. Он не говорит об этом, впрочем. Как и о том, каким образом нашел стоянку волшебников, упомянул лишь вскользь, что держит путь к Шотландии. Блейз только кивнул понимающе. Ему, как и остальным, было все равно. Все они скрывались так, как умели. Заклинаниями, мантиями-невидимками, короткими перебежками - учились, чистокровки, кто бы мог подумать, учились выживать, словно магглорожденные в военное время. Здесь, в холодных лесах, было уже не до чистоты крови. Не до привычек засыпать в постели с шелковыми простынями, а, просыпаясь, завтракать горячим омлетом. Тут кусок оленины воспринимался, словно подарок, благо, со способностями Драко этого сейчас было с избытком. Они все понимали, что скоро расстанутся - такие группки, как их, не держались долго из-за риска быть засеченными. Малфой не знал, что будет делать дальше. Не думал, как он потянет за собой Блейза, тот ведь, конечно же, перекидываться не умел, и это было очевидно по изношенной обуви и слишком уж усталому виду. Но сейчас, пока была возможность словить хотя бы иллюзию общения, наслаждались, как умели.
Драко потер нервно шрам на ладони, оставшийся после впившегося в лапу осколка. Словил, кажется, в какой-то деревне, сейчас и не вспомнить - шрамов по телу у него было уже больше, чем в свое время у зазнайки-Поттера.
- Жаль, - соглашается, наконец, Малфой, чтобы не оставлять провисающую тишину. Он все еще не научился вновь разговаривать нормально.
- А ты..., - договорить мальчишка не успевает - Драко напрягается. Роняет в воду чью-то майку, которую пытался промыть до этого. Замер, вслушиваясь. Чувствуя, как звенит каждый нерв, натянувшийся до невозможности.
- Возьми палочку, - бросает, почти не разжимая губ. Достает незаметно свою.
Нашли.
То, что происходило дальше, он не хотел бы вспоминать, словно дурной сон - вспышки заклинаний. Крики. Скривившееся в немом крике лицо. Блейза лицо. Все смазывалось, словно в детском калейдоскопе, а Драко только и успевал, что отбиваться. Пытался защитить, как мог. Он не знал, как на них вышли. Не знал, кто навел. Но чувствовал, всегда чувствовал, что это случилось бы, рано или поздно. Просто надеялся, что будет не так...больно. После смерти Забини в душе кровоточило, словно ее изрезали ножом. Малфой рычал - не перекидываясь, в нем еще оставалась толика разума - буквально. Разил Авадой - плевать на трибунал, желание текло по венам, вместо крови. Пытался убить. Нет. Уже уничтожить. Тех, кто убил кусочек его самого. Разорвал последнее, что его держало на плаву, на кусочки. Кровь от крови. Месть всегда оборачивается только местью, Поттер, пока кто-то не разорвет порочный круг. Драко разрывать его не собирался - только замкнуть. Он швырялся заклинаниями во всех вокруг, обезумевший от горя, словно в последний раз. Впрочем. Это и был последний раз. Дальше он помнил только темноту.
Всепоглощающую темноту.
*
В том, чтобы очнуться от ушата ледяной воды в лицо, не было ничего романтичного. Драко, отфыркиваясь, мотнул головой, приходя, к собственному неудовольствию. Дернул руками, ощущая, что плечи затекли, и тут же понимая, что скован. Не удивительно, но унизительно - приковали, словно зверушку в волшебном цирке. Даром, что в клетку не посадили. Малфой не обманывался - сознание, очнувшееся быстро, работало, как часы - скорее всего, его притащили в место, откуда просто так ему будет не выбраться. Он избегал этого так долго, как только мог, но попался, стоило ему только прибиться к людям. Попытаться стать нормальным. Какое извращенное напоминание для него. Если бы Драко мог, обязательно бы похлопал, но сейчас лишь только посмотрел исподлобья. Изучающе. Поттер мог сковать его. Мог забирать его палочку. Ломать в пытках руки и ноги, насылать раз за разом Круциатус - делать все то, что его душе угодно. Только вот до того, что внутри, ему уже никогда не добраться. Не согнуть тот стальной трос, что этот жалкий героишко создал собственноручно, сам того не подозревая. Малфой смотрит, что изучает. Каждую новую деталь отмечает. Палочка на бедре - глупо, очень глупо, зря ты ее убрал, Поттер. Рукава рубашки, задранные так пижонски, знакомые все приемчики. Шрамы новые, кто бы сомневался. Взгляд - видел он уже этот холодный, пробирающий до костей взгляд.
- Ты стал похож, - голос, немного охрипший после криков и непривычной нагрузки, немного подводит, но Малфою все равно. Все равно на то, как он стал выглядеть, - на него. Реддла.
Он игнорирует приветствия. Не бьющие по нужному месту подколки. Ему даже все равно, что с ним сделает псевдо-герой за такое фривольное сравнение, пускай даже сразу убьет. Все равно. Перед глазами все еще мертвое Блейза лицо.
- Всегда говорил, что ты, Поттер, - он не будет называть его по имени. Этот не дорос. Только пал сильнее, чем в школе, хотя все то детское раздражение сейчас казалось лишь какой-то игрой, - слизень. Слизнем и стал. Ну и? Как оно, убивать ни за что?
Малфой тоже режет. Только не ножом - его нож в другом. А сам смотрит. На беззащитную глотку смотрит. Думает о том, что Поттеру-то невдомек, что зверя внутри не сдержат жалкие цепи. Думает о том, как вонзится клыками в чужую шею еще до того, как он выхватит палочку, так неудачно спрятанную в чехол.
[NIC] draco malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.yapx.ru/FSCvS.png[/AVA]
[STA] Месть — это долой мир в душе и прощай всё, что дорого.[/STA]
Отредактировано Kate Bishop (2019-09-22 21:53:46)