Горько.
Кенту было горько с того самого момента, как Джейсон повернулся к нему спиной, совершенно не подразумевая под этим жестом ни доверия, ни какого-то будущего, и скрылся в джете, убираясь прочь. Прочь из его города, прочь от него, оставляя напоследок пару рваных ран и забирая с собой что-то важное и недооценённое самим Коннером. Забирая с собой себя и парочку ошмётков самообладания супермальчика, которого умудрился напоследок приласкать словом и взглядом, вместо того, чтобы растоптать и доломать то, что осталось не сломанным, лишая каких-то иллюзий и призрака надежды, что всё это шутка, ну или просто временное явление. И это было бы смешно, не будь так, в самом деле, грустно. И больно. Это всё было чертовски больно, как будто из криптонца наживую вырезали что-то засевшее глубже, чем ему самому казалось. Тогда он не рванул следом, не попытался остановить и оправдаться. Проводил тоскливым взглядом, блеска, в котором как не бывало. Малодушно промолчал, зная, что не остановит всё равно, ни о чём не попросил, только и попытался улыбнуться, но получилось из рук вон плохо. Сложно улыбаться, когда терпишь крушение. И тонешь, как какой-нибудь лайнер, нашедший свой айсберг.

Слова, сказанные ему напоследок, въелись в мозг, отравляя изнутри и вынуждая бегать по кругу, всё не решаясь даже себе признаться,  можно ли считать то оправдание за повод выбросить белый флаг и нарушить парочку собственных принципов, по-хорошему не стоивших и выеденного яйца. Всё это было не просто. Ничему подобному его никто не учил, да его вообще никто не удосужился учить хоть чему-то кроме контроля над собственными силами, муштруя, тренируя и требуя от него стабильности. Всех вокруг гораздо больше волновало парит он над землей, когда нервничает, или нет, чем какие-то более тонкие материи, что уж говорить о богатом внутреннем мире. Никто не удосужился предупредить его, что слова, брошенные в запале, могут быть разрушительнее всего его потенциала вместе взятого. А оно вот как оказалось.

С каким-то остервенением оберегая Метрополис всю неделю, окрещенную им неделей тотального одиночества, вымещая свою обиду и боль на местных преступников, Коннер впервые, наверное, задумался, что этот его  белоснежный плащ за спиной его душит. Не возвышает ни над кем, не даёт какие-то привилегии. Душит. Убивает. Мешает смотреть и видеть, а не представлять. Он, как и раньше, считался с ценностью человеческой жизни, но действовал всё же жёстче, ловя себя на мысли, что не отказался бы от встречи с каким-нибудь удачливым владельцем криптонита, но сам же своих мыслей и чурался. До того, как он умудрился сообщить Джейсону, пусть и не прямо, что он всего-навсего грязь под ногами, пытаясь отвоевать своё право быть для него значимым, он и не задумывался насколько сильно встрял. Не пытался оценивать как сильно ждал встреч и как часто прислушивался к спящему городу, выискивая знакомое сердцебиение. А сейчас, постепенно осознавая, чувствовал себя жалким. Жалким и глупым пацаном, только и способным, что полагаться на собственное могущество, баюкать свои комплексы недогероя и остервенело оберегать личное пространство, вешая ярлыки "моё", "не моё" и "пока не понял".

Тогда, сообщая, что Джейсон уж точно не его, он пытался сказать об отсутствии доверия и понимания, обозначить, что тот ему не подвластен и порой это становится причиной для маленьких и не очень внутренних разрушений и кровотечений. Хотел оформить в слова свою боль, вызванную его же слабостью и неумением выбирать между миром, с которым у него, как ни крути, был военный нейтралитет, и человеком, на которого было не плевать ему и, как ему казалось, которому было не всё равно, что с ним. Но гордость, слетевшие предохранители и очередной виток неконтролируемой ярости сделали своё дело. И вот он здесь. Баюкает себя, своё одиночество и как-то не особо рьяно пытается избавиться от вкуса гари во рту. Какое-то тотальное уныние, перемежающееся с не менее тотальным фанатизмом и желанием что-то там кому-то доказать, может быть даже не себе, из-за которых местным представителям едва заметного в блеске города криминала вдруг в самом деле стало страшно поднимать голову. Ведь, как оказалось, в свободные вечера, когда ему ждать было банально некого - Коннер был наивен, но не настолько, чтобы даже пытаться примерять на себя роль принцессы в башне, привыкший к совсем другому супергерой был чересчур бдителен. И неотвратим.
Только ему от этого было самому не по себе.

Решение собственной дилеммы Кент отлично знал. Буквально в лицо. Тормозил только из-за уязвлённой гордости, собственного упрямства и до обидного неправдоподобного чужого "всё будет хорошо". Ему теперь очень хотелось уточнить у кого из них всё будет хорошо. Просто потому что ему было дерьмово. И собственное бессилие, трусость даже, очков ему не добавляли. А решение вот ведь оно прямо на поверхности, отмечено точкой на карте и подписано "Готэм". Только явиться туда страшно. Ещё страшнее найти там Джейсона и попытаться что-то исправить, доказать, что крест поставлен был зря. Показать быть может, что не так уж он хорош. Самого себя в этом убедить. И попытаться объяснить Тодду, на этот раз нормально, что он его никогда не считал недостойным себя и не думал, что снисходит до него. Кент вообще был далёк от мыслей, что он лучше - это ему приписывали все вокруг. Потому что бессмертен, потому что слишком могущественен, просто потому что криптонец. Но он то знал, что он эгоистичен, упрям, невозможен порой, чересчур прямолинеен, резок, склонен к необдуманным решениям и едва контролируемым вспышкам ярости, из-за которых выплясывал на краю пропасти. А ещё чертовски скучает по человеку, которого осудили в половине стран этой дурацкой неродной для Кона планеты. Скучает в целом, а не по какому-то идеальному образу. И по привычке огрызаться, и по умению ставить на место, и по упрямству, и по знакомому ему лично на вкус бешенству, пребывая в котором тот расстреливал его, как какую-то мишень в тире. И по этой странной, пугающей темноте внутри, и по категоричности.
Просто по Джейсону Тодду со всеми его демонами, мрачным прошлым, официальным свидетельством о смерти, склочном характере и порой дерьмовым шуткам. И это тоже его душило, не особо уступая белому плащу, порядком надоевшем.

Он продержался неделю. Толком не решив, гордится он этим или наоборот - какая разница то? В любом случае это была неделя сомнений так ли хорошо, что он есть. И так ли хорошо быть очередной надеждой, символом справедливости и условного светлого будущего, если это лишает его возможности оставаться рядом с теми, кто ему, именно ему, а не кому-то ещё, запал в душу. В среднем у него выходило, что не особо. В сумме он завис в воздушном пространстве Готэма, пытаясь выхватить из тысячи звуков выученный им наизусть сердечный ритм, закрыв глаза и практически выпав из реальности. Он откровенно нервничал, не понимая, чего ждать и на что надеется. А подрагивающие кончики пальцев и вовсе выводили из себя. Кисейная  барышня какая-то. Может Джей в самом деле был прав, обзывая его хорошим мальчиком?

Уловив что-то похожее на искомое им, Кент направился прямиком к источнику звука, решив, что ну уж хуже он своей капитуляцией
не сделает. Особенно, если засунет поглубже в задницу своё мнение, позицию и вот это всё героическое, совершенно неуместное в Готэме, чьи звуки и затхлый, как ему казалось, воздух его не пугали, конечно, но заставляли крепко задуматься. Слишком кардинальная разница с Метрополисом. И как только Джейсон вообще выживал в городе Супермена?
В самом деле ли сам Кент был недостаточно убедительной причиной туда возвращаться?

- Джейсон,- он зовёт тихо, замирая где-то позади, отказываясь от набивших оскомину псевдонимов. Между Супербоем и Красным колпаком мосты уже сожжены, а он пришёл сюда как Коннер Кент. Может же этот парень ещё на что-то рассчитывать, верно? Особенно, если заочно капитулирует, пусть и не поднимая руки, но обозначая это тем, что крепко стоит на земле, не щеголяет в футболке с буквой "эс" и не спешит ни в чём укорять, ничего спрашивать и требовать. Он же тут не за этим. Ему всё больше хочется коснуться и.. извиниться. - Я.. я хотел поговорить. Можно? Я оставил свой белый плащ дома, если что. И не хочу никого спасать.

Ну, разве что, отношения, которые как бы были, а вроде бы нет. Но Кенту больше нравился вариант, что да. Он всё-таки кое-что переосмыслил и вообще пришёл сюда в роли побитой, растерянной собаки, пусть уже и не такой сникшей как тогда. Покаяние не его сильная сторона. Да и в чём каяться? Кроме как в собственной неаккуратности и идиотизме?

[NIC]Conner Kent[/NIC]
[STA]небо в огне[/STA]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2RqBZ.png[/AVA]

Лирическое настроение властвовала недолго. Ничего удивительного, конечно, но как-то даже обидно. Да, определённо обидно страдать там в своём солнечном раю, мордуя почём зря и так не слишком борзых любителей нарушать закон, спасибо хоть без попыток сидеть на подоконнике и думать о нём (увольте, пожалуйста, сразу), найти в себе силы поступиться своей прямо-таки легендарной тупой и бессмысленной гордостью, притащиться в Готэм, чьи пейзажи вгоняли его в уныние и собственно... ну вот собственно и ничего. Ничего нового. Снова дуло пистолета, направленное на него, встреченное задумчивым взглядом и  едва заметной морщиной на лбу, выступающей в роли мишени, видимо, прямо промеж бровей. Снова Джейсон. Не сказать, что в своих переживаниях и мыслях Кент вдруг романтизировал образ Тодда, возвёл его добродетель в абсолют и как-то там умудрился сам себе придумать какую-то тёплую встречу, на которую ему бы ещё хватило идиотизма рассчитывать. Нет-нет, ничего такого. Но как-то моментального перевода темы на Тима, наркотики и прочую мало волнующую его сейчас дичь, не смотря на прилежно исполняемую роль блюстителя закона, он не ожидал. Его беда, конечно, что он так плохо подготовился. Но как-то раньше они и не переходили на личности в контексте, не предполагающим ничего хорошего, сказывалось отсутствие опыта, понимания, чего ждать и что делать, ну и так далее по списку.
Век живи - век страдай, видимо.

- Что? - Коннер, сбитый бойким монологом растерянно моргнул, судорожно попытался собрать кусочки паззла воедино, кое-как восстановил единую картину и отрицательно качнул головой. Чтобы поговорить с Тимом ему совсем необязательно тащиться в Готэм - тот от него не прятался, его не чурался и нахрен, в общем-то, не посылал. Вступал в переговоры и в целом был приятен в общении. Правда, к сожалению, был братом Джейсону, поэтому говорить с ним Коннер, примеряя на себя роль брошенного и по всем статьям виноватого (в это, кстати, верилось гораздо проще, чем в то, что его в самом деле выбросили и тут же позабыли). Всё равно правда пришлось, но каких-то инструкций что делать и куда бежать ему по крайней мере не выдавали и на том спасибо. Хотя Кент догадывался, что у него на лбу было написано, что он изволит переживать, страдать и даже может быть самую малость скорбеть по всему несбывшемуся. Но это всё к делу по большому счёту не относилось. - Я не к Тиму. Это какая-то максимально странная причина заговорить с тобой, тебе не кажется?

Вот Коннеру очень даже кажется. Как и кажется, что кто-то вихляет и уже мысленно сваливает по крышам подальше от сомнительного ухажёра, пришедшего пусть и без цветов с вином, но вроде как с извинениями. Хотя по Джейсону было сложно понять, чего он сейчас ожидал услышать, по крайней мере он хотя бы убрал пистолет за пояс - это же хороший знак? В принципе, зная и себя, и его, Кент мог бы сказать, что у них как обычно беспроигрышная лотерея. И шансы пятьдесят на пятьдесят: либо снова скандал с выстрелами, криками и попытками кем-нибудь что-нибудь проломать, либо попытки, ну, просто поговорить. Без лишней драмы там, надрыва. Аккуратно подбирая слова и собирая из четырёх букв слово "вечность", а не "пошёл нахрен". Первое у них определённо получалось лучше. С огоньком и кровопролитием.

- В Готэме мне всегда холодно. С плащом или без - нет большой разницы,- парень пожал плечами, не особо стесняясь своего признания. Он никогда не говорил, что этот хмурый, серый город, пахнущий кровью, железом и порохом, ему нравился. И не скрывал, что в целом был бы не прочь вообще никогда здесь не появляться. Как и не скрывал, что местные жители ему как раз таки нравились. Не все, конечно, некоторые. Преимущественно воспитанники Бэтмена, если  уж совсем начистоту. Ещё бы кому от этого было легче.
Нет, ну может кому-то и было, но не Кенту, который получив в ответ на свою капитуляцию и размахивание не таким уж и белым флагом, шутку, думал над тем, что, собственно, делать дальше. Джейсон ему, конечно же, не помогал. Он здесь, видимо, не для этого.  В глубине души Коннеру даже интересно зачем он вообще здесь без шлема и не в полном обмундировании, но свои вопросы решил придержать при себе до поры до времени. Может быть и вовсе навсегда. У надежды мира с собственными надеждами последнее время как-то глухо. Каждая вторая не доживала до рассвета.

Впрочем, как и с самообладанием. Но тут он хотя бы пытался бороться.
Вот и сейчас, отчаянно пытаясь не вестись на чужие провокации, чтобы остаться максимально продолжительное время в здравом рассудке, не вырубая фильтр между мозгом и собственным  языком, Коннер акцентировал своё внимание не на вопросах, ответить на которые всё равно правда придётся, а на их авторе, невольно меняясь в лице. Непривычная грузность движений от его внимательного, местами даже жадного взгляда, не укрылась. Покалеченные рёбра были проанализрованы на расстоянии по средствам вовсю используемых им криптонских особенностей физиологии и диагноз Кенту не понравился. Возможно, в другой ситуации он  бы обязательно это прокомментировал, при чём не особо лестно отзываясь о желании Тодда побыстрее в очередной раз отправится на тот свет, но сегодня промолчал. И сам собой немножечко гордился, хоть и чувствовал себя на этой крыше, здесь и сейчас, каким-то чересчур карикатурным и неуместным.
Ничего нового в общем-то. В Готэме он себя иначе и не ощущал. Жаль только, что рядом с человеком, по которому он буквально только что так отчаянно скучал и искал, нависая над темными улицами под своими ногами, он сейчас ощущал себя ровно так же. Какое-то абстрактное пятно, чересчур яркое, выбивающееся из общей картины.

- Мм здесь я, видимо, должен сообщить что-нибудь двусмысленное, а ты за это ухватишься, переиначишь и снова будешь тыкать меня мордой в то, что я хороший мальчик, а таким нужно спать по ночам дома и не гулять за ручку с очень плохими мальчиками? Я, пожалуй, пас,- вообще это было даже как-то удивительно не уходить с ходу в эмоциональное пике, теряя контроль над собой, своими словами и всем прочим, что в комплекте, а заунывно убеждать себя, что нужно хотя бы раз постоять на своих двоих, не срывая предохранители и попытаться, хотя бы попытаться, рассуждать логически. Хотя бы раз не сделать какой-нибудь хренотени от сердца, но вот через задницу. И для этого нужно было сделать ещё минимум десяток мелких, осторожных шагов по скользкому и очень тонкому льду, не жульничая и не пытаясь зависнуть в воздухе, как будто и не при делах вовсе. Сказать полсотни слов, которые бы не звучали как обвинения. А это на самом деле не так просто, даже не смотря на то, что без Джейсона ему было абсолютно точно хуже, чем с ним. И это с учётом всех их конфликтов, столкновений лбами и прочего сомнительного антуража. - Сядешь может? Тебе же тяжело стоять. Хотя.. как знаешь. Я извиниться хотел. Мне предохранители все посрывало, вот и орал, что в голову пришло, всё подряд. Я мм обиделся, скажем так. Оскорбился, не знаю. А потом и вовсе испугался. Смешно, правда? Хотя, наверное, нет. Неважно. Испугался, что не понимаю, что делаю, кого спасаю и.. да просто испугался. Я очень редко чего-то боюсь, Джей. Особенности у меня такие. Но тебя потерять, кажется, боюсь. И себя потерять боюсь, хотя, чтобы потерять, сперва нужно найти, ну не суть. И не оправдать надежд, стать причиной открытия охоты на металюдей тоже. Но не спасти тех, кто дорог, как-то особенно остро. Я тогда сказал, что ты не моё. А ты ведь запомнил, да? Это, конечно, звучит как оправдание, но я имел в виду, что ты не в моей власти и не то, чтобы мне это в целом не нравилось. Последнее, чтобы я хотел, так это повиновения и страха. И я не знаю, что ты сделаешь, и получается не могу тебя даже попросить не делать что-то так, чтобы ты меня услышал. Ты меня вечно как мебель выставляешь за дверь своего мира, прося постоять в сторонке и не мешать прямо или косвенно, да и всё на этом. Тебе нянька не нужна - я понимаю, и не претендую. Но как-то это всё... сложно, наверное.

Коннер в очередной раз чувствует себя идиотом. Ничего нового, конечно. Было бы странно, если бы вдруг он ощущал себя иначе. Все эти разговоры во имя спасения души не его конёк. Его это психуй, ори, бей, ломай там. Он в принципе так все свои проблемы решал, вернее усугублял. А тут вот так точно не сработает - он проверял. И говорил честно, с трудом не отводя взгляда, пряча руки в карманах куртки, улыбаясь растерянно и не особо то и сверкая. От величия псевдобога в нём сейчас было примерно ничего. Полубоги, или кто он там, не лажают так как он. А значит от бога в нём только то, чем ему пользоваться, в общем-то и нельзя. И всё это не имеет никакого смысла.

- Я скучал, Джей.

[NIC]Conner Kent[/NIC]
[STA]небо в огне[/STA]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2RqBZ.png[/AVA]

Всё, что остаётся Коннеру это вздохнуть. Преимущественно обречённо. Не ему, конечно, пытаться что-то там исправить в сбоящих схемах, искрящих от каждого второго слова, крепко-накрепко сидящих в голове Джея и замене не подлежащих. У него ни знаний, ни умений, да он вообще хуже всех, наверное, на всём этом белом свете понимал причины и следствия тараканов в голове Джейсона Тодда. Видел только, что тот буквально весь был одним сплошным недоверием. Недоверием к миру, к людям и к нему тоже, как будто вечно ждал  удара исподтишка без предупреждения и каких-либо намёков. Чего-то совершенно подлого, разрушающего, доламывающего всё, что ещё можно доломать. И это было в целом неприятно. Неприятно видеть, что и он тоже, в общем-то, воспринимается как угроза. Получалось так, что если у Кента как-то не ладилось с надеждами и самоопределением, то у Тодда, судя по всему, не ладилось со всем кроме паранойи. И прийти к нему вот так просто нельзя, просто потому что хочется, просто потому что забывать нет ни сил, ни желания. И хотеть поговорить с ним никто не должен. И извиняться видимо тоже. И уж точно никто не должен пытаться быть искренним. Что это, если не паранойя? Кент со свистом вдохнул в себя воздух, открыл было рот, чтобы снова начать что-то там яростно доказывать, но как-то.. передумал. Одумался скорее. Он ведь сюда пришёл с другой целью.
И, как ни странно, в кои-то веки не быть вхожим в чью-то семью было не так уж и плохо. Это хотя бы давало право быть собой и отчаянно не оправдывать сомнительных ожиданий. Пытаться хотя бы.

- Ну, я не твоя семья,- пожать плечами очень просто, кивнуть, подтверждая то, что он в самом деле пришёл в ненавистный ему город исключительно ради разговора с Джейсона тоже не слишком-то и сложно. Кент просто не был в курсе, что так не принято. К нему обычно приходили поговорить в любое место и любой момент независимо от его собственных желаний, если была хотя бы одна причина это сделать, примерно с порога сообщая, что от него хотят и почему он идиот. Его это, конечно, обычно не радовало. Но зато ему и в голову не приходило, что нужно придумывать какие-то странные причины для своего явления в сомнительных местах. - Всё верно. Я тут из-за тебя. И пришёл поговорить с тобой, а не с кем-то из твоих братьев. Я вообще пришёл сюда не как Супербой, если тебе от этого полегчает, конечно.

В принципе пока Джейсон молчал, держать себя в руках было даже не так сложно, как он думал. Вот только проблема в том, что молчание его длилось недолго. И снова начались эти вечное "такие, как ты". Кенту бы очень хотелось определять себя с той же уверенностью, с которой подобным занимались люди вокруг него. У всех было чёткое, неоспоримое при чём, мнение о нём, ну и о том, что он обычно делает с каким выражением лица. Это уже давно было не смешно и вызывало исключительно раздражение. Сейчас, в общем-то, тоже.
И почему интересно только он сам не в курсе кто он, что он и что он вообще должен делать? Как это работает?

- Да что это вообще за "такие как ты", Джей? Такие - это какие? Все в белом и красивые? Чьи-то клоны? Те, кому нужно контролировать каждый свой жест во избежание трагедий? Те, кому в принципе запрещено всеми возможными инстанциями позволять себе быть собой, а не подстраиваться под привычные для всех нормы? Я просто не понимаю. Мне все постоянно говорят, что такие как я что-то там не делают. Или наоборот только так и поступают. Я один что ли не понимаю, кто я, что я и кому и что я там должен? Можно я как-нибудь сам буду решать, что я хочу делать? С кем торчать в ночи в Готэме и вот это всё? Это ведь.. клеймо. Просто клеймо. О, он же клон Супермена. И не убивает людей. Значит, он хороший. Это так работает? Бред какой-то.

Ни с чем он на самом  деле не соглашался. Его коротило совсем из-за другого. И да, он тоже не понимал. Не понимал, почему Джейсон сейчас стоит здесь и пытается сам же его убедить, что он выше всего этого. Весь из себя не такой, должен ходить, улыбаться и жизни радоваться. И плащик, плащик главное не пачкать. Как можно забыть про плащик? Коннер, чувствуя, что уже откровенно начинает заводиться, вовремя заткнулся и принялся деловито тереть переносицу, убеждая себя, что оно того не стоит. Тут он никогда не выиграет. Пусть и считается, что это его мир в одном оттенке, по факту черно-белый мир был у всех окружающих, привыкших к определённой и понятной картинке мира. А Коннер подобным ограничен не был. У него и мораль подвижная, и сделки с совестью на ура выходят. По-хорошему  он до сих пор просто банально познаёт мир, пробуя на вкус, разбивая себе голову, набивая шишки и  двигаясь преимущественно вслепую. Но поскольку выглядит он всё же как человек взрослый и потенциально разумный, этого никто не учитывает. И всем плевать, что он просто ну вот такой. Не видит ничего дурного в том, чтобы в него выпустили обойму другую, выпуская пар, ведь ему от этого ни горячо, ни холодно, но считает, что убийства порождают жестокость и не исправляют мир. Ну что поделать. Никто в этом мире неидеален и он не исключение.

- Типа того. Я испугался, запутался, какая разница как это называть. Меня выбила из колеи моя собственная неготовность избежать лишних проблем, останавливая тебя заочно. Мне, блин, сложно, знаешь ли. Надежда мира, свет в оконце. Он всех спасёт и прочая дичь. А я не хочу всех спасать может быть. Мне может быть важнее, чтобы чья-нибудь шальная пуля не прошила тебя насквозь. А это вроде как не подходит для таких как я, понимаешь? Проблема в том, что я ни хрена не понимаю, как оно правильно поступать вот в таких ситуациях, как получилась на том складе. И всю эту неделю я пытался понять как правильно. И не понял. Зато знаю теперь, что мне не нравится ни белый плащ, ни выдуманная безупречность. Я в конце концов живой человек, ну не человек, ну ты понял. У меня есть чувства, желания, потребности, слабости, дерьмовый характер в конце концов, предохранители, которые срывает только так и города чудом остаются на месте. Всего этого не должно было быть, но раз уж они есть, то.. почему нет? Почему я должен всё это запихивать в задницу, психуя из-за того, что в городе, который я люблю и считаю своим домом, проливается кровь? Другим же это жить не мешает? Да, я спасаю людей, потому что могу. Потому что они сами не могут. У меня дар, могущество и вот это всё. В принципе это вообще всё, что я умею: спасать нуждающихся. Но.. я не подписывался решать в их пользу. Тем более, что люди меня боятся. Ты вот не боишься и пользуешься этим, делаешь, что вздумается и списываешь меня со счетов, не особо считаясь с моими хотелками, просьбами, пожеланиями, но ты хотя бы честен. А они боятся, хоть и зовут на помощь, если всё плохо, а потом снова боятся и осуждают. Если бы они могли - они бы меня убили. Из-за страха. А ты можешь, но не убиваешь, понимаешь? И.. я подумал, что, ну если оно вот так в моей собственной голове. То разве весь этот мир стоит того, чтобы отказываться от тебя?

Оратор из него так себе. Буквы с трудом складывались в слова, а с каждым новым тезисом ему всё больше хотелось махнуть рукой и смыться отсюда, желательно до того, как ему ответят. Думать обо всём этом было проще, чем пытаться объяснить. Тем более, что звучало это всё ужасно. Что-то вроде: сам не понял, что со мной не так, но ты всё равно меня пойми, люби, обожай и терпи. Звучало в целом как речь на его собственных похоронах, если честно. Не хватало только где-нибудь в конце добавить пару слов о большой неземной любви, но тут уже у него нервы сдали и он заткнулся, обдумывая это странное "мы пытались". Они пытались? Ну да, вроде бы пытались. И он бы хотел пытаться и дальше. Упрямо и тупо доказывая Джейсону, что проблема изначально была не в нём. Не у него за плечами белый плащик, сложности мировосприятия и какие-то вечные диллемы: а кто же важнее. У него всё просто и понятно. Он даже, вероятно, в своём праве. Пусть Кенту и не нравилась его позиция, но глядя сейчас на Готэм, он, можно сказать, даже понял откуда ноги растут. Да он и раньше догадывался.

- У нас нет дома, Джейсон. Ни у тебя, ни у меня, как оказалось, что меня до сих пор не слабо так обламывает. И ящика с оружием у меня тоже нет, но если хочешь я могу тебе хоть танк в следующий раз принести, предварительно отжав его у отца, если тебе это поможет смириться с тем, что я разнёс твои игрушки в пыль. И да, мы пытались. И было вроде неплохо, разве нет? Ну не радужно, но разве так катастрофично? Ну, пока ты невзначай не напомнил мне как я порой бессилен и насколько нищ. Но это может и хорошо, что напомнил. Плохо, что меня это напугало и я сорвался, говоря видимо то, что ты ожидал услышать и наконец дождался. Я не могу обещать, что теперь то я никогда-никогда не буду психовать просто потому что. Буду, конечно. Просто.. просто, в следующий раз я бы хотел выбирать тебя, а не мир и не город, которому по большому счёту на меня насрать, а я его зачем-то с пеной у рта защищаю. Доказываю там что-то. Плащик поправляю. Но для этого мне нужно, чтобы хотя бы ты перестал клеймить меня и отгораживаться от меня своим коронным "хорошие мальчики так не делают". Чувствую себя в такие моменты то ли мебелью, то ли собачкой. А это бесит.

Конечно его это бесит. Оскорбляет. Унижает. Выводит из себя. Быть хорошим мальчиком не так-то просто. Быть хорошим мальчиком, который сомневается, что не обратит весь мир в пепелище, если когда-нибудь не успеет вовремя из-за того, что ему не позволяли вмешиваться, и вовсе не так-то просто. Но говорить это, кажется, слишком пошло что ли. Он и так достаточно раз сказал, что выбирает Джейсона Тодда. Вопрос только в том, что дальше. Потому что  об этом Коннер не думал. Всё больше о том, что всю неделю ему было тошно. И что извиниться не так-то и сложно. Думал о том, что мог бы тогда протянуть руку, хотя бы попробовать, и может быть унять боль. Он мог бы гораздо больше, чем сделал. Но по факту даже сейчас думал всё больше о себе, но в целом пришёл с добрыми помыслами, белым флагом и какими-то едва заметными на фоне надеждами.
И говорил, говорил много, говорил то и дело заводясь, самовоспламеняясь, сменяя тон, начиная выделять слова, но по-прежнему каким-то чудом держа себя в руках, не уходя в штопоры и не пытаясь ничего и никого сломать. А это уже подвиг. Проблема только в том, что он не был уверен, что Джейсону интересно всё это слушать. Он вообще не был уверен, что Джейсону интересно. Но, если бы не попробовал, то и не узнал бы никогда. А теперь хотя бы был шанс.

- И да, я скучал. Разве это так плохо? Скучал, много думал, слишком часто курсировал в небе Метрополиса и совсем этому не рад. И мне не нужно что-то большое. Я.. хотел бы поставить знак равенства.

[NIC]Conner Kent[/NIC]
[STA]небо в огне[/STA]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2RqBZ.png[/AVA]

Наверное, Кент должен был сейчас быть благодарным. Благодарным за честность, за опаляющую искренность, выжигающую всё изнутри. Должен был быть благодарен за то, что не ушёл, остался, заговорил вот так честно без обиняков, пусть снова и снова напирая на то, что кто-то чего-то недостоин, а кое-кто чересчур хорош. Хорош не для целого мира, но для Тодда. Потому что тот плох, ему плевать, он не может. Он должен был быть благодарным. Должен был оценить жест. Должен был проникнуться и перестать тянуть руки туда, куда не просят. Но у него отчаянно не получалось. Не получалось даже мысленно сказать "спасибо". Ему хотелось разнести чёртов Готэм, уничтожить ненавистное себе место, запечатывая таким образом своё разочарование, боль и вот то странное неизвестное ему  доселе чувство не предательства, а как будто бы ему в самом деле прострелили лёгкое. Ему хотелось повернуть время назад, совершить невозможное, сломать веками отлаженные механизмы и всё изменить. Ему хотелось сделать хоть что-нибудь, отвоевать то, зачем пришёл, выиграть в этой странной не схватке даже, а какой-то затяжной холодной войне. Ему хотелось избавиться от чувства, что здесь ему уже в самом деле делать нечего.
Но он не делал ничего. Смотрел только, забывая дышать, отчего ему впрочем хуже не становилось. Смотрел, слушал и всё ждал, скажет какой-нибудь тупой шутник, что это был развод или нет. Какой-нибудь пранк. Но шутник всё не находился, а Джейсон не брал свои слова назад.

Коннеру всегда казалось, что ему, начавшему с тотального одиночества и продолжающего бултыхаться в своих сомнениях без в самом деле понимающей его от и до компании, не будет страшно отпускать. Он думал, что это не должно быть больно. Раньше он ведь с этим как-то справлялся, верно, не с потерями, а с тем, что он такой из себя уникальный и красиво висит в сторонке? Но он ошибся. Страшно не было просто стоять в сторонке. А терять вот, как оказалось нет. Терять не потому что он сам кусок лживого дерьма, пытающийся перетянуть на себя побольше одеяла, а потому что хороший парень. Терять, потому что недостаточно извалялся в грязи и всё никак не мог найти подходящей глубины лужу для этого. Терять просто потому что не ему тут было сложнее всего. И это было так дико. И так.. пусто. Не больно даже. Пусто.
Джейсон продолжал говорить, а Коннер зачем-то слушать, хотя зажать уши обеими руками и притворяться слепым, глухим и до зубовного скрежета равнодушным к чужим отказам хотелось до одури. Но это было бы бесчестно. Ведь это право Тодда решать, что он сможет вынести, а чего нет, верно? Так это и должно работать.

Каждый вправе решать для себя, что ему по силам. Каждый вправе решать, кто ему нужен и зачем. Каждый вправе отказываться от кого и чего угодно. Это право так же свято как и право на жизнь. И было бы по крайней мере очень мелочно именно сейчас, когда вопрос коснулся лично его и его болезненной привязанности, поступиться этим законом, который был буквально выбит у него на лбу.
А хотелось до мелкой дрожи, ползущей по всему телу. Со страшной силой хотелось переломать пополам свой моральный компас, наплевать на то, чем жил и дышал. Он ведь был готов. Он ведь выбирал Тодда.
А тот выбрал не его. Себя, наверное.
И почему-то от этого было больнее всего.

Хотелось кричать. Хотелось выйти из себя, опустить забрало шлема и броситься на амбразуры. Хотелось выместить весь тот ком сложносочинённых эмоций, что в нём только увеличивался с каждым новым словом Джея. Но приходилось стоять ровно, всё так же не отрываясь от поверхности крыши, всё так же притворяясь тем, кем он не являлся. Возможно, будь Тодд в лучшем состоянии, поводок был бы спущен и Кент дал бы волю своей обиде. Но тот не был, скорее уж был совсем плох и в другой ситуации Кент бы уже этим озаботился, протянул руку помощи, подставил плечо и отнёс оживать на диван или где там Джейсон предпочитал спать - он ведь ничего не знал о его быте в Готэме, но ситуация была вот такая. Патовая в самом деле. Вот Коннер и не двигался во избежание добивания и так едва живого наёмника, решившего понянчиться с одним не очень умным ребёнком чуть дольше. Улыбаться только пытался, получалось жалко.
Ведь в голове отчаянно билась мысль: зачем он вообще сюда пришёл? Чего ждал? Что вдруг ему простят его и снова позволят светиться рядом, изображая воздушный шарик? Что снова всё будет не хорошо, так хотя бы жизнеспособно? Что снова будет "мы" и ярлык "моё" снимать не придётся? На что он вообще надеялся? Особенно, когда вдруг стал выворачивать себя наружу изнутри, с каким-то излишним остервенением показывая, где у него болит и который элемент искрит, сбоит и ломает всю схему?

Хорошему, милому и солнечному мальчику что-то попало в глаз. В тот, что начал опасно отдавать красным, то ли от нарывающей внутри кровоточащей раны, то ли от злости на грёбанный неидеальный мир, слишком правильного себя и Джейсона, которого очень хотелось обвинить в трусости, но не получалось, ведь он в самом деле не был трусом, раз уж рассказал всё вот так честно, препарируя без анестезии. Хороший мальчик Кон со свистом вдохнул воздух, но снова промолчал, решив дослушать. И каждое новое слово било  больнее предыдущего, хоть по большому счету не было для этого предназначено. Его вроде как хвалили, восхищались даже. Зачем-то рассказывали, как на него равнялись, хоть он и не просил. Только результат вот у всего этого Кенту не нравился. Доводил до изнеможения. И сил на вспышку бессмысленного и никого нещадящего гнева как будто и не было. В принципе.

Он ведь уже знал, что услышит дальше. Но всё равно улыбался, пусть слабо, пусть криво, но улыбался, сжимая ладонь в кулак, смотря и запоминая, зная, что во второй раз он сюда уже не явится. Ни во второй, ни в третий. Примет чужой отказ пусть не с гордо поднятой головой, но достойно что ли. В конце концов он никогда не хотел быть тем, что доломает Джейсона. И если тому это всё не в радость, то так тому и быть. Он как-нибудь да справится. Подретуширует моральный компас, отшпарит белый плащ, накинет снова на шею, как удавку и пойдёт вершить добро, зная, что, в общем-то, его это всё счастливым не делает. А ведь счастье, вот такое странное, сломанное, изрезанное, едва выдерживающее вес на своих плечах, почти было в его руках. Пока сам не испугался, пока сам не ужаснулся, пока сам всё не сломал. Или оно и было таким изначально? Сломанным?
У них вообще был шанс? Или это игра такая? Проверка на выдержку?
В любом случае они провалились.

- Это значит нет, верно? Что-то вроде можешь проваливать, просто мягче, да? - у Коннера в голове рой мыслей, каждая из которых верещит в агонии, что это всё неправильно. Что мир бы сгорел. Что не подвёл бы, ведь он бы всегда мог успеть ему помочь, чтобы тот не натворил. Что всё это должно было закончиться не так. Что Джейсон  больше человек, чем он сам. Что сам Коннер всего это не боится, что готов рисковать. Всё в нём было не согласно с неутешительным вердиктом, а на языке крутились опасные слова о том, что, если Джейсон когда-нибудь перестанет собственноручно смешивать себя с грязью, считая себя чего-то недостойным, то он всегда будет ему рад. Но эти слова он не произносит, головой только мотает, выдыхает, сдуваясь как шарик и снова поднимает голову, чтобы посмотреть прямо в глаза. Возможно, в последний раз с чувством, что имеет на это право. Но руки держит при себе, с места по-прежнему не сдвигается, просто потому что не думает, что сможет остановить себя, если сделает хотя бы шаг. Ведь ему так не хочется отпускать. Он не хочет отказываться. Но тут на самом деле отказались от него. Потому что Джейсон в себя не верит, а Коннер всё равно не знает, как его переубедить. Ведь он пытался. Так много говорил, показывал. И всё тщетно. Он всё ещё хороший парень. А Джейсон нет. И всем плевать, что именно в дуэте с ним сам Кент чувствовал себя настоящим, а не игрушечным. Просто потому что его и считали за человека. Гораздо чаще, чем стоило, видимо. - Если завтра тебя убьют, то я узнаю об этом первым. И мир в самом деле может сгореть. По крайней мере мог. Но тебе это не нужно и.. это твоё право, Джей. Твоё право отказаться. Тебе лучше знать, сможешь ты или нет. Я могу только попытаться поверить тебе на слово, но ничего не обещаю. И, знаешь, в следующий раз, когда вдруг будешь кому-нибудь указывать на дверь, пореже говори "милый" и "хороший". Это не помогает.

Пожать плечами просто. Не сделать всё-таки один несчастный шаг навстречу уже сложнее. Коннер знает, что переживёт. Справится, конечно  же. Никаких депрессий, рыданий в подушку и долгих затяжных истерик. Максимум окончательно истребит всю нечисть в Метрополисе и переключится на соседние города. Просто потому что знал, что не имеет права сидеть и жалеть себя. Было бы глупо терять что-то важное для себя из-за того, что создан для героизма, а потеряв отказаться ещё и от этого. Это не вернёт ему Джейсона. Да и не поможет, если честно. Всё, что ему в самом деле сейчас нужно, так это оторваться от крыши, взмыть вверх и сбежать. Сбежать, не пытаясь бороться, потому что он уже проиграл. Давно ещё, судя по всему. Проиграл, даже не зная об этом, а сюда пришёл, думая, что варианты есть. Что можно извиниться, что-то починить, что-то заклеить, сравнять счёты, поставить знак равенства. Но он не думал, что во многом он - непосильный груз. Тот, кому  соответствовать слишком сложно, особенно Джейсону. Никогда не задумывался над тем, чего тому стоит искать компромиссы, слишком занятый тем, что примерял на себя роль ищущего способы не конфликтовать в одно лицо, компромиссы, которые его же к тому же не устраивали. Он ведь думал, что просто принял, а на деле сделал это как-то криво и неправдоподобно. И сейчас просто не знал, что собственно дальше.
Вернее знал, но это было болезненное знание.

- Знаешь, что самое дурацкое? Ты со всеми твоими демонами, страхами и несоответствиями каким-то там нормам, вот такой настоящий, дорог мне. Или как ты там говорил? Точно. Очень нравишься. Но.. нет значит нет, верно? Береги себя, Джей. Не смотря на твою твердолобость, ты до обидного смертен.

Возможно, будь он не таким гордым, зацикленным на том, что ему, вероятно, никто ничего не должен, а значит требуя, он не в своём праве, не думающим о том, что быть в тягость гораздо хуже, чем просто не быть. То он бы продолжил биться о глухую стену неверия, что-то там доказывать. Он в целом обычно так и делал. Но чужое "я не смогу" оказалось сильным заклинанием, которое из его памяти не сотрётся. Чужое "уйду, исчезну или погибну" слишком похоже не на угрозу даже, а на обещание. Всё это пугает. Всё это сложно и непонятно. Всё это не вовремя. Всё это очень нужно лично ему, а Джейсона, видимо, ломало. Да и его тоже, в общем-то.
Может, так оно лучше будет? Честнее? Может быть люди вокруг, не верящие в эту блажь, что-то да понимали?
Впрочем, какая разница. Коннер, взмывая вверх, уносил с собой пустоту внутри и горькую, жгучую обиду. Обиду на то, что его не выбрали. Обиду на то, что Джейсон расписался в своём бессилие, отказываясь. Обиду и горечь.
Кажется, ему впервые разбили сердце, если это вообще возможно.
Кажется, ему впервые также одиноко, как в той колбе.

[NIC]Conner Kent[/NIC]
[STA]небо в огне[/STA]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2RqBZ.png[/AVA]