Открыть глаза, словно впервые, сделать вдох полной грудью и очнуться - не суждено. Открыть глаза. Впервые. Вдохнуть, задыхаясь. Потеряться во времени и пространстве. Вот так было правильно.
Кажется, ее зовут Ванда. Это единственное, что она знала, наверняка. Голову оглушили голоса. Где она? Вокруг шум. Машины. Люди шли - незнакомые. Множество, серые-серые лица, неважные. Город - Нью-Йорк. Вспомнила. Как она здесь оказалась? Кто она? Вопросы, ответов на которые не находилось несколько дней. Ничего не находилось - пустота. Квартиры, в которой очнулась. Города, которого больше не знала. Улицы, на которые выходила, просто потому что так было проще не сидеть в доме, в котором, как и в голове, была удушающая тишина. Только среди мегаполиса оглушали уже голоса.
В голове водоворот. Слова, слова, слова, слова, и - пустота. Ничего. Вот так, разом. Кружатся обрывки, резко выскакивающие воспоминания о мелочах: по дороге едет машина. Напротив светофор. Кусок металла у девушке в руке называется телефон. Камушки на ее руках - браслеты из аквамарина, купленные в память. В память о ком? Ком? Виски простреливает болью - Ванда за голову схватилась, сморщившись. В памяти всплывает лицо. И имя - Пьетро. Собственным криком вспоминается. Болью непереносимой. Какой-то неправильной, душу отравляющей, сознание разрывающей. Она вспомнила - резко, без перехода. Не все. Только лишь красный. На груди его. Кто этот Пьетро? Умер ли он? Вспомнила - красный. На пальцах своих. В зрачках появлялся. Ванда не знала, что этот красный для нее значил. Чувствовала лишь только, что очень важный он.
В душе какой-то хоровод и в то же время ничего. Она не могла понять. Разобраться. Никто не мог нажать на стоп. А она не могла надышаться. Оглядывалась только на людей, идущих по улице, недоуменно. Им было все равно. А у нее только что мир взорвался.
Ванда попыталась собраться. Хоть как-то. Ей нужно было попытаться, опять, снова, вспомнить что-то, что могло бы ей помочь. Что-то, что полезнее лица человека, которого не было рядом. Есть ли у нее кто-то, кроме нее самой? Родственники. Родители или братья и сестры. Кто-то, кто знает ее. Кто помнит. Кто мог бы помочь. Ей нужно понять, что за красный на ее пальцах, появляющийся иногда, опасен ли он. В душе полнейшее, засасывающее ничего. От этого она терялась. И как-то почти разрывалась.
Когда к ней подошел незнакомый мужчина, впрочем, для нее сейчас все незнакомцы, кроме Пьетро, от имени которого сразу тоска непонятная накатывала, Ванда удивилась. Покосилась на распахнутые в объятиях руки. Потерянно назад отступила. Что говорят в таких ситуациях? Что ей нужно делать, когда она даже не знает чужого имени?
- Вы кто? Мы... знакомы? - уточняет осторожно. Нервно браслеты на запястьях теребя. Она немного не понимала, что происходит. Терялась. Пыталась хоть что-то из памяти достать. Но не получалось, - я не знаю, кто такие Мстители. Честно говоря, я ничего не знаю. Не помню, - она поправила тут же сама себя.
Это было странно, что к ней подошел кто-то, впервые за несколько дней, хотя она все время с тех пор, как очнулась, старалась почаще из дома выбираться, в надежде, что в городе память, что осколки, начнет на места собираться.