Быть призраком и скрываться в тени оказалось очень удобно. Больше месяца Мордред провёл, осваиваясь в безумном новом мире, изучить его до конца так и не удалось, вокруг всё ещё было достаточно много вещей вне его понимания. Но вот основной человеческий быт и его элементы, распорядок дня, общественных заведений, некие тенденции в социальной сфере, общении.. Мордред отлично умел приспосабливаться к любым условиям, особенно, если они оказывались настолько гибкими и давали ему огромное количество возможностей.

И всё же, Мордреду тесно. Безумно тесно в шкуре, в роли обычного человека, который занят лишь изучением. Он начинает сходить с ума от бездеятельности, и если первое время он шкурой ощущает ноющий изнутри голод по компании своего кинжала, который давно стал частью его натуры, то, получив в руки эбеновое оружие, он понимает, насколько кинжал изголодался и насколько хочет крови.

Пять дней Мордред томит его в ожидании, с момента, когда забрал себе, и не даёт ни капли. Оставаясь один на один с собой, он достаёт его из ножен, оглаживает пальцами гладкую чёрную поверхность, невесомо касается лезвия - он не должен оцарапаться, напоить кинжал собственной кровью поступок глупее некуда.
Но и обычный человек не подходит. Его клинок достоин значительно большего, чем заколоть какую-то свинью.

Поэтому Мордред принимает решение наконец-то действовать. Он собирается встретиться с Витманом один на один, дать понять, кто он, а ещё он вдруг понимает, что не собирается его убивать. Даже пробовать.. Он не хочет, чтобы всё заканчивалось так быстро, кроме того, унижение, доставленное Витманом в последнюю их встречу, с ним просто так не расплатиться.

Он даёт о себе знать постепенно. В первый день Витмана начинает преследовать несколько воронов. Они сидят у его дома на ветках деревьев и пялятся ему в глаза своими чёрными глазами-бусинками, настолько спокойно и неотрывно, что это исключает возможность совпадения или случайности. В древности, когда научный прогресс был в зачаточном состоянии, а люди были суеверны, такой человек бы счёл себя проклятым и начал бы ждать смерти, но сейчас всё по-другому, и Мордред хочет, чтобы Витман просто почувствовал, что что-то не так, начал присматриваться.
Во второй день он слышит фырканье коня и цокот тяжелых копыт. Вороны больше не молчат
В третий день Мордред появляется сам - сперва безликим мороком, который можно узнать лишь по силуэту, очертаниям.
Ближе к вечеру он встречается с Уитманом взглядом.
Вживую.
И в этот раз видит, считывает с чужих глаз узнавание.
Рано, пока чертовски рано, но адреналин обжигает вены, и Мордред может думать лишь о том, как вспоминал Чёрного рыцаря, валяясь на берегу Темзы, заключённый в магический камень, как мечтал об этой встрече, и насколько изменились его планы. Смерть больше не является первым пунктом в плане его мести.

Они пересекаются в толпе - потому что это удобно для Мордреда, среди множества людей удобно показаться, удобно скрыться, удобно вести за собой - до самого места назначения.

Старый полузаброшенный монастырь встречает их гремящим колоколом и ветром в открытых ставнях. Здание собирались реконструировать, и монахи временно покинули свою обитель, правда, дело изрядно затянулось, скамьи и резные статуи покрылись пылью, паутиной.. Заброшенный дом Господа, которого так ненавидел Артур - отличное место для их первой встречи.

Мордред прикрывает глаза, слыша шаги за спиной. Он не собирается разворачиваться, встречать Чёрного Рыцаря атакой, нет, пока что нет. Его лицо скрыто капюшоном; он держит ладони сложенными напротив груди, совершенно расслаблен, и занят, кажется, настоящей молитвой.
В конце концов, в их тёмное время стоит в кого-то верить, правда?
Шаги приближаются, колокол гремит. Мордред по-прежнему стоит на коленях, неподвижный, беззащитный, молящийся. И не боится. Их всех божеств и сверхлюдей безусловную веру он дарит только себе.

Мордред слышит голос Витмана, и ему хочется сказать, что он всегда был нетерпеливым. Хоть он почти не знает Витмана, и хорошо знал Персиваля, сейчас он не делает для них никаких различий. Человек в доспехах Чёрного Рыцаря всегда одинаков. Он лжец и убийца, такой же, как и Мордред, только с огромной и крайне раздражающей претензией на добродетель. В чём-то слишком похожий на своего сюзерена, на Артура, который мог спокойно и параллельно своему благородству за ширмой трахать сестру и топить детей.. Что же, не зря Мордред их ненавидел, пусть его борьба с ними и была чем-то самоубийственным, потому что силы, раз за разом возрождающие его к жизни, были теми же, что возвращали и его врагов.

Движение по направлению к нему Мордред не видит, но чувствует - шорох и движение воздуха. Он уворачивается, и всё равно получает не слишком болезненную, но неприятную тычку между лопаток. Инерцию от удара он использует, чтобы развернуться, развернуться и подняться на ноги, роняя капюшон на плечи, и наконец-то глядя в глаза своего кровного врага.

- Мы слишком давно знакомы. Что же ты сразу ногой, не обнимешь при встрече, не поцелуешь?..

Мордред усмехается, разглядывая Витмана, теперь в открытую, не боясь быть узнанным, теперь он готов к этой встрече. Он делает шаг назад, и помогает Дэйну рассмотреть его получше, узнать его безо всяких сомнений.

И сам ответно впивается в него взглядом, осматривая знакомое лицо. Вроде бы, видел уже его не единожды: бледная кожа, упрямо сдвинутые на переносице брови, тёмные глаза и мягкий рот; казалось бы, знакомы.. И всё же перед глазами Мордреда плывёт, черты Витмана искажаются, словно в замедленной съёмке, вместо карих глаз Витмана Мордред видит серые прищуренные глаза Персиваля, белая кожа сменяется чуть загорелой.. Картина перед глазами дрожит, дёргается, и на какой-то момент Мордред теряется в попытках понять, кто же перед ним? Перси? или всё же Дэйн?
Персиваля он ненавидит больше. Тот вставлял ему палки в колёса, плетя паутину лжи и мешая планам, слишком долгое время. Глаза Мордреда наливаются кровью при мысли о том, что перед ним тот самый человек, тот самый, кто прятался от него под доспехами и кто десятки раз разрушал его планы.

Мордред отряхивает головой, прогоняя наваждение.
Одно и то же оружие.
Разные люди.
А сам он - просто чокнутый псих с больным мозгом, с самого начала так было, так и будет.

На его место не раз указывал Мерлин, в глаза и за глаза выплёвывая брезгливо - "отродье инцеста". И никогда - при Артуре.
Мордред снова смотрит на мужчину перед ним. Теперь - никаких помех, и ничто не помешает бою. Перед ним, определённо, Витман, рыцарь, из-за которого он в последний раз ушел в отключку на почти тысячелетие.

- Должен тебе спасибо сказать: на дне Темзы мне все эти годы было так скучно.

Если Витман ещё не догадался, Мордред специально для него призывает свою броню. Отнюдь не тяжелое облачение, как у Чёрного рыцаря, нет уж, Мордред скорее ловкач и убийца, и одеяние у него соответствующее - из многослойно пресованной бычьей кожи, с защитными пластинами из металла на груди, плечах, бёдрах. Доспех, позволяющий ему полностью сохранять маневренность и не сковывающий движения во время боя, он не спасёт его от прямого удара, но вот от скользящего контакта с мечом, который может распороть ему пол руки одним махом, защитит отменно.
Витман видел этот доспех и отлично его помнит, в отличие от новой внешности, нового тела Мордреда, которое ему ещё незнакомо.

- А ещё.. У тебя очень красивый сын.

Отредактировано Mordred (2019-11-09 22:23:40)

Мордред, конечно же, не любил Витмана вовсе не по тем причинам, что тот не умел ценить значимость момента. Он почти не видел разницы между Дэйном и сиром Перси, на самом деле, для него все, кто носили эти доспехи, были на одно лицо, и он испытывал к ним одни и те же чувства, просто теперь у сира Перси было немного другое лицо и куда более неприятная речь. Чёрный рыцарем был трусом, который прятался за маской, и не единожды спутал планы Мордреда, защищая от него настоящего подонка и убийцу, тогда как куда разумнее с его стороны было отойти в сторону.. Впрочем, обратно времени не воротишь. и сейчас чёрные доспехи носит всё же другой человек, который умудряется подшучивать, из-за чего Мордред излишне раздражается.

Впрочем, кое-какой из его камней таки попадает в цель. При упоминании Шона Витман меняется в лице так быстро, что Мордред слишком увлекается этим зрелищем. Откровенно говоря, он засматривается и на кое-что другое: Дэйн наконец-то тоже призывает свои доспехи, и Мордред может полюбоваться ими, заново изучая взглядом очертания уже знакомой сбруи.

Доспехи Чёрного рыцаря, так же как и те, что Артур носил в бою - те самые вещи в жизни Мордреда, которые практически являются его фетишами, потому что спустя десятки, сотни лет, он с закрытыми глазами может восстановить в подробностях все детали жилетов, наплечников, защитных пластин металла.. Он слишком долго наблюдал за ними, он бывал с ними в бою, и теперь прекрасно помнит их безупречную композицию, особенно - доспехов Персиваля. Они были скроены из достаточно лёгких элементов, чтобы не слишком стеснять хозяина в движении, но и достаточной толщины, чтобы выдержать пусть не максимально прямой удар вплотную, но большинство скользящих - точно, даже без царапин на воронёном металле.
Однако, высокая маневренность достигалась большим количеством элементов брони, а это означало, что у этих элементов есть места креплений, стыки, и зазоры.
Несовершенства.

Когда-то у него был даже дубликат этих доспехов, воссозданный по памяти, недостаточно качественный, но всё же, позволяющий сыграться с пропорциями. Долго его носил манекен, позволяя Мордреду продумывать, как же выцедить из этой жестяной банки парочку литров крови, а лучше все пять. Потом на то, чтобы откатать тактику, ушло несколько человеческих жизней.. И всё равно это была посредственная копия предмета искусства оружейного мира.
Свой муляж Мордред забыл очень быстро. А вот подлинник он помнил очень хорошо, лучше, чем собственные пять пальцев.

Тонкие чешуйки металла у горла, чтобы защитить чувствительную шею. Мелкие звенья кольчуги, связывающие элементы рукавов, и прикрывающие бёдра. Их не разрезать, но можно бить - кольчатая ткань примет форму орудия, впаиваясь в кожу, а, значит, есть шанс сломать кость, посредственная цель, при сомнительном результате. Больше остального Мордреда привлекали  пластины на боках, которые позволяли разворачиваться и наклонять корпус в бою, вертясь, как волчок. Это была настоящая отдушина: через верхние можно было дотянуться до лёгких и сердца. Через средние - повредить мягкие ткани и, если повезёт, повредить печень. Через нижние - вспороть кишечник.. Смерть наступит быстро, надо лишь вонзить лезвие кинжала достаточно глубоко, и, желательно, провернуть, расширяя края раны и кровотечение.

Но пока что кровоточит только Мордред.
Удар  по голове он пропускает, и не успевает отреагировать, прежде чем что-то тяжелое и холодное впечатывается в его переносицу,вжимая её в череп.
Нос - всмятку, пожалуй. Кровь хлещет из него, стекает по подбородку, капает в рот, дразня вкусовые рецепторы, а Мордред начинает улыбаться, как безумный - наконец-то драка, наконец-то настоящая!..

Кинжал в его руке показывается из ножен, сверкая острым влажным лезвием. Мордред инстинктивно уходит в сторону, ожидая свиста воздуха от взмаха тяжелым мечом, но его не следует.
Этот бой должен был быть долгим, но Мордред не может не воспользоваться полученным преимуществом и тем, что враг замешкался.
Оказавшись за спиной Витмана, он наклоняется, его внимание приковано к ногам Дэйна. Суставы всегда обречены быть уязвимым местом, из-за своей гибкости, а колени с внутренней стороны в принципе защищают металлом слишком редко, скорее плотными материалами, дублёной кожей, достаточно надёжно, на самом деле. Если неправильно бить.
Мордред с нажимом загоняет кинжал под чужое колено - в стык доспехов, разрезая плоть. Когда лезвие натыкается на сопротивление, встречаясь с более плотными тканями - сухожилием, Мордред разрезает их резким рывком, вытаскивая клинок, и отпрыгивая в сторону.

Он хочет видеть, как Витман пошатнётся, упадёт вряд ли, ведь он подрезал лишь одно сухожилие, но станет неповоротливой и намного более лёгкой добычей - наверняка. А эбен и доволнительный секретный ингредиент, разработанный Мордредом ещё во времена правления его отца, не позволит Дэйну просто так регенерировать, тотчас забыв о ранении.
Мордред уже слышит запах крови, смешавшийся с чьим-то ещё, искаженный и болезненный.
С кинжала на напольные плиты капает красно-чёрная смесь - крови и яда.

- Ну что же ты, Витман, так рад меня видеть, что останешься безоружным? Может, ещё и разденешься сам, сэкономишь нам время? Это, знаешь ли, очень скучно, - Мордред хмыкает и бросает в Дэйна парочку стульев, интересно, как у него сейчас с подвижностью и равновесием? - А я ведь так готовился. Чувствуешь запах? Что-то гнилое. Неожиданно, но из нас двоих это ты. Наконец-то у тебя будет что-то общее с горячо любимым всеми вами Артуром, знаешь ли, в последние минуты жизни он попахивал точно так же.

Мордред перекидывает кинжал в другую руку, делает несколько осторожных, медленных шагов вперёд.

- Ты недостоин своего меча.

Равный бой - выдумка для идиотов.
Мордред прекрасно осознавал свои сильные стороны, и то, что в бою один на один на мечах Витман победит его, пусть не легко, но, скорее всего, победит, разнесёт на куски.. Дело во многом, на самом деле, и в мышечном каркасе, и в привычке, и в том, кого для чего тренировали. В качестве мечника Мордред неплох, среди рыцарей Круглого стола не было идиотов. Но куда выигрышнее он смотрится с двумя более лёгкими клинками, или и вовсе с одним. Не стеснённый габаритами оружия, он может по максимуму использовать свою ловкость и скорость, что и делает сейчас.

Естественно, Витман не обходится без очередных ценных комментариев в его сторону. Конечно, надо было напялить на себя десять килограмм металла и ждать, когда Дэйн зарубит его мечом, верно? Мордред хмыкает, с удовлетворением наблюдая за тем, как Витман пьяно шатается, пожалуй, даже слишком пьяно, может, яд оказался слишком крепким? Или Дэйн слишком слабым?..

А, к дьяволу.
Тем более, секундой позже Мордреда сбивает с ног появившийся изниоткуда чёртов крылатый конь. Эта тварь всегда была слишком сильна, и, хоть у Мордреда было припасено против Страйдера своё оружие, в этот раз он не успевает сделать ничего.
Он отлетает в сторону, ударяясь об алтарь с такой силой, что тот разлетается на камни. Перед глазами взрываются огни, на какое-то время Мордред остаётся совершенно дезориентированным и почти неспособным двигаться. Всё, на что его хватает - это шептать имя, которое он не произносил восемь десятков лет.
"Агата. Агата!.."
И, естественно, сейчас не происходит ничего.
Неизвестно, жива ли его кобыла, а, может, признала другого хозяина. Это была жестокая правда, которую Мордред знать не хотел, предпочитая откладывать попытки связаться с магическим существом, которое принадлежало ему ранее, на неопределённый срок, но теперь он просил её помощи скорее инстинктивно, нежели сознательно. Когда-то они были почти неразлучны, и эта великолепно взнузданная кобыла, точнее, дьяволица в теле благородного животного, могла сбить с толку и увести от хозяина почти любого жеребца, ну а теперь..
Теперь вместо её компании Мордред ощущает пустоту.

А ещё - слышит, как Витман поднимается, несмотря на раненую ногу, несмотря на грузное падение на пол в своих жестянках, которое доставило бы обычному человеку множество переломов, Витман собирается и идёт.

То, что Страйдер исчез, Мордред понимает, уже вскочив на ноги. Его всё ещё немного заносит, но маневренность он не потерял, и, кажется, слабость пройдёт в течение пары минут.
А вот у Витмана на то, чтобы прогнать дурноту, могут уйти часы. Рыцарская регенерация всё равно восстановит его здоровье, но сперва он ощутит на себе весь букет действия парализующего яда, а вместе с ним и ран от эбенового оружия, которые заставляют даже Чёрного рыцаря кровоточить, как разделываемую на лаборатоном столе лягушку.

В два шага Мордред оказывается возле Витмана - на расстоянии чуть больше, чем его вытянутая рука и меч. Он предвосхищает все чувства, которые сковывают сейчас рыцаря: дурнота от необходимости двигаться, слабость, но не сонливая, нет, скорее цепенящая, жертва ни в коем случае не должна уснуть в процессе. Не для этого придумывали яды медленного действия, и не для этого Мордред столько корпел над рецептом, пользуясь знаниями матери и сестры, чтобы всё было идеально, чтобы жертва не теряла чувствительности, даже наоборот; чтобы он оказывал психотическое действия, расшатывая восприятие и делая жертву ещё более уязвимой, и, наконец, чтобы тяжело было пошевелить даже пальцем. Даже рыцарю.
И это работало, как сработало однажды и на Артуре.
Правда, в тот раз Мордред не успел насладиться зрелищем и посмотреть на действие яда, протяженное во времени. Люди, на которых он его испытывал, умирали на протяжении минуты в жутких судорогах, а вот ускоренный метаболизм и крепкое здоровье должны были совсем по-другому реагировать на токсины.

И пока что результат Мордреду нравился. Он обошел Витмана полукругом, внимательно наблюдая за его замедлившейся реакцией, за тем, как он прихрамывает, почти волочёт за собой раненную ногу.. Так и должно было быть: доставленный напрямую в сосуды конечности яд распространился по ней полностью за это время, сделав её бесполезной.

Мордред хотел напасть ещё раз. Они наконец-то оказались лицом к лицу. Он сам себе сейчас напоминал стервятника, который кружится над полутрупом, и это казалось ему до забавности правдивой аналогией. Витман даже бросился в атаку, но, вместо того, чтобы добраться до Мордреда, просто рухнул вниз.

- Неужели забава кончилась? Как-то быстро. Не расстраивайся, на подходе другая, - Мордред подскочил к рыцарю, пока он лежит, тем более настолько удобно. Наступив ногой спину Витмана, он потянулся рукой его правой руке, стаскивая с неё латную перчатку. Доспех был призванным, но, всё же, пока Витман его не отозвал, снимать его придётся так же медленно, как одевались доспехи в древности - расстёгивая все заклёпки, пряжки, развязывая кожаные шнурки, долгий процесс, слишком долгий, на него нужно время. А получить это время Мордред может, только предоставив Витмана себе в полное распоряжение, беспомощного и недвижимого.

Тихо насвистывая, Мордред ведёт лезвием отравленного кинжала по оголившемуся запястью, нанося продольные раны, неглубокие, недостаточные, чтобы кровотечение было серьёзным, но они лишат Витмана подвижности руки очень быстро, да и меч он держать теперь не в состоянии.

Мордред наклоняется ниже, рассматривая чужую спину под собственным сапогом, это прекрасная картина, воодушевляющая, и даже возбуждающая. Он почти испытывает тот самый пиетет, восхищение происходящим, с неким трепетом, но всё это относится к тому, что будет дальше, к его планам. Он наклоняется, зарывается ладонью в курчавый затылок Витмана, в почти ласковом жесте, который очень быстро становится грубым. Мордред крепко сжимает тёмные волосы в кулак и тянет вверх, заставляя Дэйна приподнять голову.
Кинжал тотчас впивается Дэйну в шею - возле уха, под челюстью, прокалывая кожу.
Надо, чтобы яд распространился полностью.

- Смотри. Смотри вперёд!.. Видишь?..

Мордред, конечно, понимает, что этого ракурса впереди видны лишь осколки алтаря и какие-то длинные доски, но пока не решил, хочет портить сюрприз Дэйну или нет, в конце концов, он приготовил для него кое-что особенное. В нескольких метрах от места, где они находятся - поближе к осколкам алтаря и витражному стеклу по бокам от того места, где обычно висит распятие.

Вернувшись к насвистыванию мелодии, которая когда-то была старой британской колыбельной, Мордред выпрямляется, убирает кинжал от чужой шеи, и, перехватив Витмана за ворот доспехов, тащит вперёд. Металл скрежещет по каменным плитам помещения, какофония звуков получается настолько отвратительная, что Мордред даже перестаёт напевать, а только дёргает Витмана за горловину ещё раз, переворачивая на спину.

Дэйн сейчас почти идеален. Частично парализован, неподвижен. Ну а почти - потому что он всё ещё не молчит, чёрт бы его побрал, этого парня невозможно заставить молчать. И паралич всё же не той силы, чтобы обездвижить речевой аппарат, к этому у Мордреда тоже был особый интерес. Читать по глазам всё же маловато.

Он вздыхает и присаживается на Дэйна сверху, пожалуй, ракурс очень удачный с учётом того, у кого в руках оружие. Мордред играет со своим кинжалом, а потом всаживает его между кованным жилетом и массивным наплечником. Лязгает металл замка, на который присоединен наплеч к доспеху, а если ещё немного поковыряться, и засадить клинок поглубже, можно добраться и до плоти.

- Отзовёшь свой доспех? Я и сам могу его с тебя снять. Это будет чертовски увлекательно, мне кажется, некоторые куски доспеха можно снять только с кожей. Да и потом... у тебя ведь есть не только ключицы.

Мордред давит на клинок, протыкая кожу, пока, снова не натыкается на преграду - кость. Он нажимать на рукоятку кинжала, отводит её в сторону не больше чем на дюйм, и возвращается, выводя на кости узоры царапин. Его персональная подпись на Витмане, которую не увидит никто.

Способность всё портить - что-то, что Витман унаследовал у своего давнего предка. Потому что даже теперь, будучи обездвиженным и лишенным способности к передвижению, какому-либо сопротивлению, Витман отпускал едкие комментарии, которые к тому же не совсем были понятны Мордреду. Ну и, к слову, называть Моргаузу косой кобылой было делом настолько рисковым, что Мордред даже вздохнул тихо, ностальгически, вспоминая маменьку и не будучи уверенным до конца что он наверняка хочет с ней пересечься.

- А знаешь что, - Мордред наклонился, придерживая Дэйна за подбородок - неровен час, опять дёрнется, а получить перелом носа второй раз за вечер довольно таки больно. Тем более, если сжать пальцами его челюсть, губы Витмана складываются в забавнейшую трубочку, а овальное лицо приобретает почти детский вид. - Борода, - Мордред хотел сказать совсем не это, но он уже поймал некий кураж, который мешал ему прислушиваться к собеседнику и вести связный диалог. - Борода всё портит. Но я её трогать не буду, так уж и быть. Ну а по поводу моей маменьки, я бы на твоём месте не дразнил её, а то она ведь придёт сюда и наподдаст нам обоим. Ты ведь не хочешь, чтобы я пострадал, правда?

Упоминание подробностей его биографии заставило Мордреда отвлечься и посмотреть в глаза Витмана. Подонок плакал от боли, по его щекам текли слёзы, и он всё равно пытался ранить его, вспоминая подробности детства Мордреда, переданные из десятых рук. Мордред тихо вздохнул, разворачивая кинжал под наплечником.

- Папочка, который оставил меня умирать, - шепчет Мордред, отстёгивая этот элемент доспеха и отбрасывая его в сторону. Что ж, если Витман решил тянуть время, значит они растянут его с толком, и эбеновый кинжал вдоволь напьётся сегодня рыцарской крови. - Как трогательно, что ты знаешь эту историю, и всё равно стоишь на своём. Папочка-ублюдок, пытавшийся избавиться от сына, которого заделал собственной сестре, из-за того, что боялся за свою шкуру. Собравший целую ватагу убийц с большой дороги, и заставивший их каким-то чудом поверить в своё благородство, и проливать ради него кровь, реки крови несогласных. Артур. Человек, которого я убил, и разрушил его гнилую империю. Ну а ты? До сих пор чтишь его имя и преклоняешь колено перед навязанными ценностями, считая воплощением зла и пороков таких, как я!.. Опомнись, родной, - Мордред шипит, низко и по-змеиному, сдёргивая с Витмана его доспехи - по кусочку, по пластине, неторопливо и наслаждаясь каждым моментом. - Мы с тобой одинаковы. С той лишь разницей, что, будь это я а не ты перед мной на лопатках, ты бы уже со мной покончил, и отдал на опыты тело монахам, которые и засунули меня в чёртов камень. Да, кстати, будешь возвращаться в двенадцатый век - скажи им спасибо, что я жив.

Мордред распаляется во время своей речи, наверное, дело в том, что некоторые вещи до сих пор задевают его за живое. Сколько бы дрянных поступков не совершил его отец, в глазах всех он всё равно герой, тогда как Мордред - ублюдок, обманщик и убийца. Из них всех!.. Из благородных рыцарей, точнее шайки головорезов в дорогих доспехах, которую являл собой ближний круг Артура, именно он паршивая овца и тот, от которого шарахаются, как от прокаженного. Даже не Ланселот, трахавший королеву за спиной у лучшего друга, ведь он это делал, чёрт возьми, ради любви.

- Ладно-ладно, - хмыкает Мордред. Он переходит к центральной части доспеха и склоняется над Витманом, возясь с застёжками и шнурами на боках. Они лопаются по-одному под давлением эбенового кинжала, звенья отлетают в стороны, и Мордред кажется целиком увлечённым, захваченным этим процессом, словно ребёнок, распаковывающий подарок на день рождения. - Так даже лучше. Мне не жалко побыть тёмным пятном в истории, это лучше, чем быть лишь одним из таких, как ты, - расправившись с застёжками с одной стороны, Мордред наконец-то стягивает с Витмана ключевую часть доспехов. Выпуклый кованый панцирь отлетает в сторону с грохотом, оставляя Витмана в обычной одежде, с тканью которой справиться гораздо легче.

Теперь Мордред уже не возится с подвязками и застёжками. Он вспарывает ткань, кромсает её ножом, надрывает швы. Он ведёт лезвием кинжала ниже, чем надо, оставляет царапины и раны на коже, старательно обходя жизненно важные кровеносные сосуды. Нет, он не собирается дарить Витману быструю смерть.

- Истекать кровью, - шепчет Мордред, стаскивая с Витмана ботинки, а после - и брюки на пару с нижним бельём. - От сотни порезов... Так романтично, правда? Ты ожидал, что мы это сделаем вместе? Постой, не говори, ты всегда всё портишь, я это запомнил, и принёс для тебя сюрприз.

На какое-то время Мордред исчезает из поля зрения, а потом снова появляется, притащив с собой спортивную сумку. Покопавшись в ней, он извлекает оттуда небольшой лакированный ремешок, на конце которого болтается чёрный каучуковый шар. Мордред снова склоняется над Витманом, проводит ремешок под его шею, ласково гладит по щеке, и нажимает на подбородок, чтобы приоткрывая рот Дэйна, а после надавливает пальцами на  кромку нижних зубов, разжимая челюсть пошире.
Затолкать в неё шар оказывается нетрудно, Мордред щёлкает застёжкой ремешка, остаётся только полюбоваться, глазомер у него отличный и шар он подобрал идеально - ровно настолько, чтобы губы плотно обнимали чёрную гладкую поверхность.

- Не волнуйся. Он с дырками, даже когда ты начнёшь плакать сильнее, не задохнёшься, потому что сможешь дышать ртом. Люблю двадцать первый век! Витман, скажи, ты был в одном из этих магазинов? Впрочем, о чём это я, ты ведь такой тошнотворно порядочный ханжа. Это ужасно, а ведь тебе очень идёт, ты знал? Ничего, не переживай, я сделаю тебя ещё красивее.

"Ещё беспомощнее. Ещё более избитым и обескровленным."

- Ты видишь, к чему привёл своего предка, Перси? - Мордред повышает голос, так, словно кто-то действительно может слышать его здесь, кроме Витмана. - Видишь, как подставил его? Ты, тварь, тебя хоть чья-то жизнь интересовала, кроме этого ублюдка, плода насилия Утера и Игрейны?..

Часовня отвечает ему тишиной.
Персиваль, если и находится где-то здесь, если и наблюдает за Витманом, снова наблюдает из тени, оставляя Мордреда без внимания, без ответов. Тот ещё какое-то время рассеянно рассматривает витражное окно, через которое проходит слабый свет. Скоро солнце окончательно спрячется за горизонтом, и тут станет совсем темно. А пока что у него ещё есть немного времени.

Мордред оттаскивает Витмана за руку - за единственную не исполосованную ножом, чистую, левую (всё же, ему совсем не хочется пачкаться), - поближе к доскам, укладывая лопатками на место, где они скрещены. Кровь стекает по из порезов по всему телу Дэйна, и моментально начинает пачкать этот импровизированный крест. Где-то в этот момент Витман должен уже догадаться, к чему всё идёт, и Мордред поглядывает на него, вот-вот, ещё немного, и на его лице появится понимание и узнавание. Пропустить этот момент означает пустить всё насмарку.

- У меня остался единственный вопрос, - Мордред снова тянется к сумке, и достаёт оттуда некоторые вещи, которые тут же спешит продемонстрировать Дэйну. - Ничего не говори, сам знаю, это гениально!.. Артур бы плакал в обнимку с Мерлином, я знаю, они так презирали христианского бога, называли его жестоким и кровожадным. Люди всегда ненавидят тех, слишком на них похож. Так вот, не отвлекаясь на стариков.. верёвки? - он выдвигает вперёд левую руку, в которой - моток крепкой бичевы, и тут же меняет её на правую, с небольшой коробкой, из которой торчат остряки. - Или гвозди?

Отредактировано Mordred (2019-11-14 11:03:04)

- Я, конечно, подозревал, что ты захочешь по-плохому, но в глубине души так надеялся, что ты готов перешагнуть через взаимные обиды прошлого, когда ты почти тысячу лет назад убил меня, и простить всё, выбрать верёвку.. - задумчиво произносит Мордред, на какое-то время зависнув над Витманом, и словно взвешивая в руках то коробочку с гвоздями, то моток верёвки. - Ты посмотри только, какая бичева, в наше время, Перси, в наше-то время!! Такое не делали.. Какая обработка материала, такая гладкость, ты потрогай, ах, прости, у тебя же рук нет, но ты поверь! Наощупь мягкая, почти как шелк, и при должном использовании даже не оставит синяков, ни одного! Но ты прав, родной, - Мордред хмыкает и швыряет моток бичевы обратно в сумку. - Это не для тебя, слишком дорогая вещица, это для малыша Шона, наверное.. Ну а ты устраивайся поудобнее, мы переходим к самому интересному.

Мордред достаёт из сумки молоток и, прижав руку Витмана к доске, примеривается к ней гвоздём.

- Если приятно, кивай. Если больно... - он коротко, слабо замахивается и вбивает гвоздь в чужую ладонь на не более, чем четверть. Слишком скучно будет проколоть её сразу, правда?.. - если больно, стони. Очень красиво получается.

Забивать гвозди в чьи-то руки оказывается увлекательнейшим занятием, особенно, когда можно постукивать молотком не спеша, пробираясь вглубь плоти медленно и неторопливо, наверное, молоток тут был не нужен, можно было вбивать гвоздь основанием кисти-  в чужую ладонь, но вот незадача, Мордред всё ещё слишком бережет свои холёные руки, ну и, молоток создаёт необходимое звуковое сопровождение, звеняще-острый резонанс и ритм, такой подходящий к сегодняшнему вечеру.
И как замечательно, что делают это они молча, точнее, почти молча, без слов - под тихое насвистывание Мордреда, и одинокие стоны Витмана, который, кажется, терпеть больше то ли не мог, то ли не собирался. Слушать их, безусловно, было очень приятно, и Мордред невольно прислушивался к чужому дыханию, усиляя нажим на вдохе, чтобы Витман срывался на крик, такие моменты потери контроля даже в собственных воплях почти что возбуждали.

Мордред покончил с одной рукой, глубоко вбив гвоздь в доску, настолько, что остряк начал оцарапывать пол часовни, и перешел к второй руке. Тут он тоже не спешил, даже задумывался, примериваясь к белоснежному запястью с переплетением голубоватых вен, и к самой ладони, достаточно тонкой и аристократической, как для бывалого мечника. Генетика порой брала верх над любым родом занятий, оставляя свой отпечаток даже на таких, как Дэйн. Что же. Левая рука была почти чистой, без единого повреждения, и Мордред пробивал её ржавым остряком скрепя сердцем, оскверняя единственный оплот чистоты в этом исполосованном и окровавленном теле теле. Но теперь и он был испорчен, сочился кровью, а руки Мордреда тоже были перепачканы, потому что ему приходилось удерживать в руках гвоздь.

Кровь липла к его рукам, стекала по пальцам, дразня ноздри солоноватым запахом, и её очень хотелось распробовать на вкус, обкатать на языке и ощутить послевкусие. Не поддаться соблазну ему помогло только понимание того факта, что кровь Витмана отравлена, и попробовать её означает существенно снизить свою реакцию и физическую силу. Он какое-то время рассматривал свои растопыренные пальцы, тягучие тёмно-алые капли, падающие на доски и чужую белую кожу, а потом прикрыл глаза, переключая внимание. Его работа здесь не окончена, остались ещё ноги Витмана, точнее стопы. и ещё несколько гвоздей.

- Мне кажется, ты совсем не ценишь то, что я делаю для нас, - проворчал Мордред, склоняясь над досками и забивая очередной гвоздь уже в стопу Витмана.

Несмотря на видимое разочарование невозможностью поучаствовать в процессе так, как ему сиюминутно захотелось, Мордред всё равно действовал очень внимательно, даже слишком, старательно вгоняя железный штырь между костями стопы - под наклоном, так, чтобы было больнее и повреждения оказались больше. Витману потом ходить на этих стопах, и нужно, чтобы каждый шаг отдавался болью, хотя бы какое-то время, хотя бы несколько дней, неделю.. Чтобы каждое движение, даже когда Дэйн пытается просто пойти поссать, шептало ему: "тебя поимели, парень, да так крепко, что ты еле передвигаешься. Всё это в прошлом, да, но в твоих воспоминаниях, как вчера. Как сейчас.
И ты ничего не можешь с этим поделать."

Потому Мордред продолжал педантично забивать гвозди, даже немного изменив свою тактику, ударяя по гвоздю сперва в одном направлении, под углом к пятке, затем же - в другом, разрывая плоть и расширяя края раны. Гвозди отравлены не были, а потому кровотечение прекращалось почти сразу, и кровь практически не пахла, но всё же, была отравлена, а глубокое заживление существенно замедлено ядом. При всём этом, по стройному своду бледной стопы всё равно стекали тонкие ручейки крови, почти искусство, слишком красиво, слишком манит прикоснуться, что ещё больше дразнило Мордреда, заставляя злиться.

- Фух. Я почти устал и так надеюсь, что это того стоило, - Мордред отбросил в сторону молоток и смахнул со лба пот. После чего обошел Витмана Кругом, и, став у его головы, наклонился, чтобы сдвинуть каучуковый шар пониже - на шею Дэйна. Теперь скользкий и липкий от слюны кляп болтался на шее Дэйна, пачкая и её. Бедолага Витман, отсюда ему никак не выйти чистым. - Теперь можешь говорить, ты уже ничего не испортишь своей скверной речью.. Ну?.. Как впечатления? Подожди-подожди, не так уж всё и скучно, сейчас будет немного интереснее.

Крест это не конечная цель перформанса, пока он не подвешен. И Мордред оказывается у небольшого рычага на стене часовни рядом с витражным окном - для того, чтобы начать вращать рычаг, а верёвка, прицепленная к верхнему краю креста, натягивалась. Крест дёргается и сдвигается с места, переползая по полу всё ближе к осколкам алтаря, пока натяжение верёвки не становится критическим, и он не переходит в диагональное напряжение. Тут Мордред ведёт себя аккуратнее, чтобы сила тяжести не сделала дурную работу, и Витман внезапно не оказался лицом к стене, потому рычаг вращается предельно медленно, дощатый крест ползёт по полу со скрежетом по сантиметру, а верёвка натягивается всё плотнее.

Ощущения должны быть незабываемыми, и Мордред жалеет, что наблюдает их лишь краем глаза: кожа и плоть натягиваются под весом человеческого тела, вынужденные выдерживать огромную массу исключительно на собственных плотности и прочности. Гвозди в ладонях Витмана в конце концов упираются в соединения костей, суставы, и на этом замирают, выдерживая полноценно вес, но какие ощущения они могли доставить!.. И что сейчас чувствует Витман. Это заставляет позабыть обо всём, так или иначе, сосредоточившись на полном доверии к своим запястьям и кистям рук, в надежде, что плоть не разорвётся а кости не разломаются в труху под весом тела. Но нет, они выдерживают, прекрасно выдерживают вес Витмана, пусть гвозди в руках и сдвигаются выше, опасно ближе к пальцам.. Но точно так же и замирают в опасной близости от костяшек, и процесс останавливается, а Витман послушно, прилежно висит на кресте, и его стопы в каком-то десятке дюймов от пола, или меньше.
Всё дело в том, что он не должен оказаться слишком далеко от Мордреда.

- Вот скажи мне, Дэйн, как человеку, который видел тебя голым, и всё такое, нам теперь от друга вообще нечего скрывать. Что нужно сделать человеку, который убил тебя, чтобы получилось его простить и отпустить? Нужная это вообще штука - прощение?.. - Мордред хмыкает и опирается спиной на стенку рядом с Витманом, укладывая голову ему на плечо и заглядывая в глаза с искренним интересом. - Я в этих вещах не спец. Но я стараюсь, понимаешь, так стараюсь шагнуть выше головы, изо всех сил - как теперь говорят - пытаюсь в саморазвитие!.. А ты что-то совсем не хочешь мне помогать.

Он ведёт пальцем по чужой коленке и бедру, тщательно огибая борозды ран и крови.
Контакт с ядом ему не нужен. Не сейчас, не сегодня. Но, чёрт возьми, это так мешает.

- Знаешь, что было потом?..

Библейскую историю сейчас, кажется, изучают в школе. И все знают прекрасно, что было дальше: розги.

Закат был ярким и окрашенным кровью, так же, как и сегодняшний вечер в заброшенной часовне, и всё же, стало слишком темно. Мордред ждал этого момента, ведь именно для этого в сторонах от разбитого алтаря были расставлены подсвечники. Ему нравились маленькие огоньки, и он с нетерпением ждал, когда сможет окрасить часовню в тёплые тона этими крохотными дрожащими язычками пламени. Витман всё равно, кажется, был занят собой, впрочем, без шуток, ему было о чём подумать, поза и состояние прямо таки располагали к.. как это называли теперь? Медитация?.. Точно.

Мордред какое-то время любовался творением своих рук. Откровенно говоря, он не был декоратором что называется от бога, и никогда в жизни этим не занимался, хоть и считал себя не лишенным некоторого вкуса. И композиция получилась немного грубовата, да и запашок яда, вступившего в реакцию с кровью, тоже изрядно портил впечатление. Но главным тут были вовсе не визуальные эффекты, всё это было побочным и сторонним, чем-то, что лишь создавало необходимые эмоции. До своей смерти и до восьми столетий проведённых в заточении, Мордред не устраивал такие спектакли всего лишь для парочки зрителей-участников, но сегодня ему почти стало жаль, что он слишком долго носил маску хорошего мальчика, который убивает и калечит людей только по чужой наводке.

Происходящее действительно очищало его сознание от жгучей обиды и желания мести, которые мешали думать, адекватно существовать. Его так мало интересовало, что происходит в голове у Витмана, мечтает ли тот  о скорой смерти, а, может, ждёт, когда Мордред промахнется? Просчитывает планы побега? Гадает о составе яда?.. Мордред на какое-то время замирает рядом с Витманом, рассматривая его, и пытаясь понять, видит ли он в этом истерзанном человеке своего врага и своего мучителя?

Вместо ответа - удар в спину, острая и жгучая боль в корпусе, и Мордред оказывается буквально пришпиленным к бормочущему странные строки Витману, к своему же кресту, чужим мечом.

Точечный призыв, рискованно, как рискованно, но Витман оказался смельчаком и безумцем, способным на такой риск, ведь меч мог проткнуть и его.
Мордред, пытаясь изо всех сил не шевелиться, не расширять края раны от опаляющего светом меча, даже не закричал. Он ошарашенно смотрел на Витмана, пока кровь стала ручьями стекать по его груди и спине, и осознавая, что Витман рисковал, и прекрасно знал риск, всё равно идя на это, и теперь они оба проткнуты одним и тем же лезвием.
А, значит, парализующий яд уже проник в кровь Мордреда и распространяется по его организму - через дыру в груди, в опасной близости от аорты.

- Ебанутый, - восхищённо выдыхает Мордред, глядя на Дэйна, ещё одно яркое словечко из современного лексикона, подцепленное в доках, пришлось как нельзя к месту.

А за спиной что-то вспыхивает - Мордред вдруг понимает, что летящий меч зацепил пару стоек со свечами, и те упали - на деревянные стулья и лавки, которые загораются слишком просто. А, значит, скоро вся эта крохотная часовня будет объята огнём.
Замечательная логическая загадка - что делать?.. Если не предпринять ничего, скоро Мордред будет таким же парализованным, как и Витман, и они оба сгорят заживо, ускоренная регенерация и плотность мышц тут не помогут никак.
Мордред может дотянуться рукой до верёвки, на которой подвешен крест, но, если он это сделает, перережет её они оба упадут назад, точнее, на Мордреда, их придавят тяжелые доски, и они окажутся зажаты между крестом и полом, нанизанные на меч.
Но это не всё, ещё кое-что Мордред может сделать в одиночку - несколько шагов назад (не факт, что он переживёт их), максимально постепенных и плавных, затем попробовать завести руки за спину, ухватившись за рукоятку, и потянуть...
Он упадёт прежде, чем продвинет лезвие хотя бы на пару дюймов.

Яд действует слишком быстро. Мордред чувствует слабость уже сейчас, и по его коже пробегает волна дрожи, когда он немного соскальзывает с меча вниз, продвинувшись на дюйм ближе к рукоятке, но всё же самовольно, на одной лишь слабости от отравы.. А кровь начинает хлестать из раны всё быстрей.
Мордред уже был там. И помнил это. Пятнадцать сотен лет назад ему удалось убить Артура и Персиваля, и после этого почти сразу же скончаться от нанесённых ими ран. До последнего он действовал исключительно на упорстве, истекая кровью. Но сегодня он не хочет повторения. И, по большому счёту, он сегодня не собирался никого убивать, разве что, отравленному и распятому Дэйну это было не известно.

- Сумасшедший!.. Ты серьёзно?.. - голос до постыдного радостный: такого поворота Мордред не ожидал.

Ему чертовски больно, на него начал действовать яд, он хрипит сдерживается, чтобы не застонать, и пытается сделать единственно правильную в подобной ситуации вещь. Ему нужно зафиксировать своё положение на время переговоров, или пока не прибудет подмога, пока токсины не выйдут из его крови, или пока Дэйн не примет правильное решение, иначе, если он перестанет держаться на ногах, что будет очень скоро, меч просто разрубит его пополам. Руки у Мордреда ещё вполне подвижны, и он отзывает свои доспехи - они ведь тоже тянут к земле - и стягивает со своих брюк текстильный ремень.

- Ты убил нас обоих, - усмехается Мордред, кровь теперь везде, и на нём, и своя, и Витмана, яд просачивается через кожу, а за спиной становится всё теплее.

Сил не слишком-то много, особенно когда в тебе торчит рыцарский меч, потому Мордред спешит - он протягивает сложенный вдвое и связанный ремень за шей Витмана  - для того, чтобы сделать в нём петли и просунуть в них собственные запястья, и натянуть импровизированную верёвку. Теперь остаётся лишь завести ладони на лопатки Витмана, и так и держать руки согнутыми, тесно обнимая рыцаря, и позволяя ремню удерживать себя в вертикальном положении.
Так проще даже дышать.

- Я не хотел смерти тебе сегодня, и до сих пор не хочу. Когда я собирался убить сэра Перси, я сделал это - одним ударом в спину, а не устраивая представления с разговорами, Дэйн. Знаешь, я тебя почти простил после того твоего косяка в двенадцатом веке.. Скажи, ты хочешь сегодня умереть? Кровью ты не истечёшь, а сгореть сможешь. И я вместе с тобой. От меча нам не избавиться, разве что если ты отзовёшь его, - Мордред тянется к чужому уху и шепчет, вкрадчиво, тихо просит, пытаясь беречь силы, которых скоро совсем не останется, - отзови меч. Тебе так хочется погибнуть именно сейчас? Не осталось дел на земле? Тех, кто дорог, кому нужна забота, защита?.. Мне вот жить не для кого, кроме себя. Но мне нравится двадцать первый век, я хочу его узнать. Отзови меч, отправь его в другое измерение, или к себе домой, да куда угодно.. и мы выйдем отсюда живыми оба. Я не держу обещаний, и обещать не буду. Но могу поклясться.