В аккуратном жесте Офелия вкладывает свою ладонь в руку партнера, вторую – оставляет на плече незнакомца. Незавидно, в целом, женское положение в подавляющем большинстве парных танцев: ведущий – мужчина неизменно – практически в каждом движении управляет ведомым, оставляя тому ничтожно малое пространство для манёвра. Да – вероятно именно поэтому Офелия и предпочитает не танцевать.
- И Вы раскроете мне свой замысел? – Саркисян позволяет дрогнуть уголку своей левой брови, приподнимаясь; но во взгляде мужчины заинтересованности она видит больше, чем наблюдает в самой себе. На танец сегодня её приглашали уже дважды, и только этот безумец решился настоять на своем.
Не танцующие, а, в основном, переминающиеся в беседе с ноги на ногу пары расступаются перед ними, пропуская к самому центру холла, где на полу расцвела каменная мозаичная роза. Под уверенным движением партнера, Офелия подается торсом в правую сторону, буквально ложась на его руку, и вес перемещая на одну ногу, вторую – укладывая коленом к бедру незнакомца, а ступней – к колену. Широкая ладонь, скользящая по обнаженной в разрезе платья коже бедра, будит внутри Офелии пламя раздражения. Уже много, много лет не позволял себе никто в ее адрес такой безрассудной вольности – но что взять с безумца, что определенно не знал, под чью юбку пытается лезть?
Словно отозвавшись на бурю эмоций под маской холодной уверенности в себе, застывшей на лице Офелии, со стороны доносятся скрипичные трели классического неспортивного танго. Танец для влюбленных, танец для истеричек – или танец-игра, и внутри себя Мадам улыбается: хотели поиграть, незнакомец? Сыграем – но для Вас это будет игрой в темноте по правилам, что постоянно меняются.
В первых трелях – знакомство партнеров. Офелия расправляет плечи, и выпрямляет ореховым прутом спину, отступая на полшага назад – создавая между собой и партнером вновь дистанцию. Завороженно смотрит на собственную руку, вновь почти нежно скользящую от сгиба локтя к плечу мужчины; она приподнимается на мысочки, даря танцу легкость собственной поступи. Поведя бедром, Мадам перекрестит ноги, делая левой ногой шаг вправо, и продолжает, отступая в сторону – медленно, и неспешно; выжидая момент, когда совпадет вступление левой руки фортепиано и то мгновение, когда ее ладонь, едва касаясь, пройдет всю грудь партнера. Каждое движение, каждый выдох – полны интригующей ласки; она влечет партнера, но оставляет дистанцию, пока не позволяет вновь себя притянуть в резком жесте – почти падая в его объятия.
- Я не понимаю, к чему Вы клоните, - парирует предположения партнера по танцу, впервые поднимая к его лицу взгляд. И в этих глазах, видавших разваленные государства, войны и смерти больше, чем способна была бы она вынести, не очерствев, незнакомец не увидит ничего, кроме намека на заинтересованность. Хотя – если быть откровенными – в голове картинка складывается: не одна она сегодня была намерена вести нечестную игру. Впрочем, планы ее партнера волнуют ее очень и очень мало – его игра у всех на виду безусловно играет на руку.
Со вступлением фортепиано начинается стадия интереса. Как в отношениях – тот момент, когда вы интригуете друг друга, показываете себя с лучших сторон; влечете. Офелия снова ведет бедром, переступая; но теперь – уже кокетливо скользя ногой меж начищенных ботинок партнера, и обратно. Отступает – на полшага, и снова к нему льнет. В скользящем движении вновь отдаляется в сторону, и снова поддается призыву его ладони, крепко вжимаясь в него: рука оказывается уложена локтем на его плечо, проводя тыльной стороной ладони и гладким глянцем ногтей под его нижней челюстью; лбом она прижимается к его скуле – и на щеке оставляя бархатистое ощущение трепещущих ресниц.
В переплетении партий скрипки, альта и фортепиано – наступает страсть. Почти отсутствующая дистанция, ее колено на его бедре – и он склоняется к ней, заставляя прогнуть назад спину; и Офелия поддается, отклоняя назад и голову. Через уголки глаз видит подтягивающуюся к холлу охрану, и про себя тихо ругается – шумиха поднимается слишком рано. Оканчивая движение, партнер поднимает ее, но проводит по дуге – и тут она едва-едва удерживается от того, чтобы болезненно поморщиться.
Кинжал Серафа, выкраденный из хранилища, и закрепленный двумя тонкими поясами под ребрами, скрытый рельефом греческой драпировки на боку верхней части платья, был в преддверии продажи слишком отполирован и заточен – и в вынужденном изгибе танца, уперся острием Мадам в бок; а по разливающемуся ощущению тепла вперемежку с болью, она понимает, что дело – дрянь. Нужно было одеваться в черное. А еще, нужное – продолжать эту постановку – и она снова играет в танце недотрогу, отступая скользящим движением вбок.
Перехваченная ладонь противоположной рукой – и в этом движении к воссоединению, Офелия оказывается развернутой. Самый идиотский и самый тактильно важный момент в этом танце – влечение, и Мадам мягко выгибает спину, прижимая свои бедра к тазу партнера, а лопатки – к его груди; одна ладонь скользит от его затылка, через его шею – к ее, и спускаясь через ключицы к груди; другая – движется уверенным, плавным движением по его ноге снизу вверх – к бедру. Она ведет бедрами вслед за партнером, будучи прижатой его ладонью, давящей на низ живота – влево и вправо, словно шагая на месте – но в сторону; и – видимо, вместе с ним – оглядывая зал. Слишком много охраны, чтобы она могла справиться с ними в одиночку; и тогда план переигрывается – вновь – на ходу. Повернув голову, открывает взгляду свой точеный профиль и глаза цвета горького шоколада дурманят в сочетании с флером ее волос из переплетений аромата жасмина, камелий и мирта. Замешавшемуся было партнеру несколько помогает, вкладывая свою руку – в его, когда та поднимается к груди – и в одном движении оказывается вновь круто развернутой и прижатой к мужчине. Заметил ли он?... – Заметил.
- Ваше впечатление меня не заботит, - тихо, рядом с самыми его губами; прижимая лоб к его виску, и бросая взгляд через его плечо, отмечает, что они уже стали центром этого зала, этой публики, и этого вечера: большая часть танцующих уже отступила назад, лишь следя за той историей, что рассказывает этот танец. Нарастающий темп музыкального сопровождения этого спектакля напоминал о страсти, которую испытывают персонажи, чьи роли сейчас играли Офелия с ее незнакомцем: Широкие, скользящие шаги по кругу; и Мадам не доверяла в полной мере и самой себе – и игре партнера она потворствует, но не более того. Движения, означающие метания влюбленных – то порознь, то воссоединяясь; и каждый раз она неизменно вжимается, затем вновь отступая; ткань ее платья едва слышно шелестит, взлетая в очередном кружащем па.
Форменное приветствие Гидры заставляет ее почти прыснуть про себя: она и в рамках организации уже давно остается инкогнито; и оттого понятна такая неосторожность незнакомца: знал ли он о тех тридцати двух – по меньшей мере – мгновениях, когда она одним движением могла подарить ему кончину в конвульсиях – и это только за последние шесть минут? Офелия убивает дольше, чем мужчина, сейчас вновь прижавший ее к себе, положив ладонь чуть ниже лопаток, на свете живет – и как можно позволять себе такие вольности? Провалившаяся – всего на мгновение, правда – в свои мысли Офелия приходит в себя лишь в тот момент, когда чувствует его ладонь на вновь обнаженном в разрезе юбки бедре ноги, уложенной ступней к колену партнера. И тут – апогей наглости этого конченого безумца – ее губы оказываются накрыты его поцелуем.
Внутри Офелии клокочет бурной рекой ярость; и она бы в три мгновенных движения свернула наглецу шею – да внимание ей нужно было от этой публики совсем другое. Замешкавшись, она позволяет поцелую длиться на несколько мгновений дольше, и лишь затем, под аккомпанемент бурных аплодисментов, она стремительно возвращает ступню на пол и толкает мужчину ладонями в грудь.
И поблагодарить за этот Оскар я бы хотела…
Звучный хлопок пощечины отзывается эхом в мраморе холла резиденции, пульсируя в паузе смены репертуара оркестра, и Офелия резко отступает на два сбивчивых шага назад, раскрывая глаза так широко, как открывает их пятилетка, спаливший отца за напяливанием бороды Санты Клауса. Дрожащей ладонью она накрывает свои губы, не прекращая исступленно пялиться на бывшего партнера, и игнорируя его реакции. Круто разворачивается на пятках, второй ладонью подбирая юбку, и спешит, почти в истерии подергивая плечами, к выходу, перекрытому охраной.
Опытный взгляд ищет слабость во взгляде, и находит в третьем слева – почти точно у того охранника, авторитет которого заставляет полы пиджака топорщится, начиная от пуговицы, работающей на все сто пятьдесят процентов, есть дочь того возраста, когда таких вот наглецов впору гонять, паля из двустволки. Офелия поджимает дрожащие губы, прежде чем положить ладонь на его предплечье, и вполголоса обратиться:
- Мужчина… - о, эта жертвенная дрожь голоса, о, эти глаза, полные чутким чувством оскорбленности, - В сером костюме. Пытался продать мне браслет Касимы Эцу.
Бинго! А вот и второй артефакт, пропавший из хранилища: и именно его найдут, вывернув карманы пиджака её мужчины-миража: она успела вложить тонкое, невесомое золото в его карман еще на стадии интереса. Поднимая большие, полные влагой глаза на потенциального спасителя её – и ценного товара хозяина аукциона – Мадам добавляет градуса ее психологическому давлению, с надеждой поднимая брови, и показывая те зачатки морщинки между ними. Сдавшись под этим напором, блюститель порядка в Доме накрывает почти отеческим похлопыванием ее ладонь, прежде чем коротким кивком указать сотрудникам на центр холла. Оставшись за черными спинами пиджаков, Офелия расцветает улыбкой в адрес своего незнакомца и, не удержав себя от самодовольства, поднимает ладонь, и в прощальном жесте перебирает пальцами, прежде чем направиться в недра дома: домашнюю работу она делает на шесть из пяти и знает о двери в дворницкую рядом с погребом, выводящей на узкий выступ над рекой – рудиментарное сооружение времен, когда нечистоты хозяев сливались прямо в Адидже. Поспешно вновь придает лицу вид страдальца и жертвы, поднимаясь по трем ступеням, предваряющим коридор.
- Что с Вами? – почти обеспокоенный женский голос застает ее врасплох, и Мадам, вслед за взглядом той, кого определенно ни о чем не спрашивали, опускается к своему боку, где на светло-сером платье начинает расплываться багровое пятно – все же, в том наклоне, самое острие кинжала оставило на коже царапину, - Позвольте, я посмотрю, - и руки женщины в красном тянутся к боку Саркисян.
Не успевают, будучи прерванными сотрудником охраны, крепко перехватившим Офелию за запястье. Попытавшись возразить, она почти пролепетала «Да что Вы себе позволяете», да не успела – ладонь, накрывшая ее бок, неизменно почувствует лезвие кинжала, ранее так хорошо завуалированное складками ткани. И хотела она в этот раз все решить без лишнего внимания к ней самой – да не вышло; и падающее без сознания после удара под ухом ребром ладони звучит даже в той кутерьме в середине зала громко; и это – не учитывая визга на границе ультразвука, издаваемого звучной дамой в красном.
- Да ну твою-то мать, - почти рычит Мадам, подбирая юбку платья, и спеша скрыться в коридоре, ведущем к техническим помещениям резиденции.
