Пристальный взгляд царицы Асгардской не отрывался от старшего сына. Сына Одина. Того, кого она не чаяла уже увидать, и подавно не чаяла, что именно он, изгнанник, явится сюда, в сердце Ледяного дворца.
Но явится кем?
Взгляд на Тора, которому не было дела до пленников, и уж подавно что не было дело до постаревшей ведьмы, чье имя когда-то страшило все Девять миров, ничего не прояснил. Со своею обычной ухмылкой он стоял посреди коридора, не глядя по сторонам, словно страшась замарать себя прикосновением к прутьям клеток. О да, она не раз слыхала надменные, полные презрения и насмешки речи о том, что он бы скорей перегрыз себе жилы, чем согласился на жалкое прозябание с цепью на шее, у ног победившего властелина. И он сделал бы это, в этом царица не сомневалась, разбил бы голову о каменные стены.
Не для него это было - затаиться, ждать, выживать. Хотя бы в этом он не стал сыном Лафея.

А Тюр...

- Благородным воинам Ётунхейма более нечем развлечь себя, как навещая пленников в тюрьме?- голос великой владычицы был сладок, словно тягучий мед, но только глупец не услышал бы в нем той горькой, съедающей душу отравы, что родится из незаживших ран и не теряет остроты через года и столетия. За что боги послали ей эту муку? Потерю мужа ей довелось пережить; потерю сана и чести она носила в себе, словно уродливый старый шрам. Но видеть, как одно дитя, взращенное в любви, отступается от тебя, как меркнет в его глазах свет узнавания, радости, как все сильней разгорается в нем костер, сулящий всему лучшему только погибель - разве это то, что желала бы пережить хоть одна мать. А теперь еще и второе дитя рядом с ним!
Ради какой мести явился Тюр в стан ее врага? Ей? или памяти Одина? Или ей привели боги дожить до того, чтобы один ее сын поднял меч на другого?

Глаза царицы, в которых, как она не крепилась, сколь не искала сил, блеснула непрошеная влага, обратились на Тора.
- Лафей прислал тебя? Понял, что от состарившейся ведьмы нет более никакого прока? Или же...- вспыхнувший гневом взгляд обратился на нового гостя, подобный удару ножа,- или же ты пришел похвалиться новым союзником?

Казалось, ее злые слова, как ледяные искры, отлетели от кожи Лафейсона. Окаменев в своем бесчувствии, златоволосый юноша отвернулся от матери, напоследок толкнув плечом своего спутника.
- Она твоя.
[nick]Frigga[/nick][status]the Allmother[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/001a/2e/1b/52010.png[/icon]

Глаза ведьмы, некогда лучистые, словно звезды, которые освещают Асгард и к которым в конце концов уходят все асы, а теперь потускневшие от бессонных ночей и невидимых миру слез, изучали лицо старшего сына. Во всех девяти мирах этот взор вызывал трепет в сердцах врагов и был высочайшей наградой для союзников. И теперь он менялся, переливался, как драгоценные камни, то загораясь надеждой, то становясь тревожным, то вновь подергиваясь пеплом отчаянья и тоски.
- Ты прибыл сюда, в этот мир... откуда?- тонкие пальцы женщины охватили железный, подернутый ледяной патиной прут решетки. Поверила ли Всемать сгонувшего народа словам нежданного гостя, или же хитростью решила выведать планы врага, завлекая его в собственную ловушку; или же и у нее, сотнями лет побеждавшую врагов, сдали силы?
- Неужели асгардцы еще не забыли, еще не прокляли ту, что опозорила память мужа и весь свой род? Или ты... ты явился сюда для того, чтобы придать меня смерти?

Не видя, не слыша ответа, Всемать наклонила голову, словно смиряясь с угаданной участью. Некое тайное горе, сжирающее, гнетущее, не давало ей, некогда гордой и неуступчивой, теперь возразить своей страшной догадке. Что это было? Вина за то, что она пережила мужа? Ужас за то, во что превратился ее любимый сын? Стыд перед Тюром, которого некогда отец не без ее наущрения оттолкнул, и который теперь остался единственным спасителем - не для нее одной, но для всего Асгарда? Или же в глубине сердца, тайно от всех, она хранила преступление более страшное?
Внезапно решившись, женщина сделала шаг вперед, прижимаясь к решетке.

- Если ты явился, чтоб сделать это - делай сейчас, и не дли мои муки,- шепнула она. Тень былого величия и былого безумия вдруг отразилась в чертах, ставших почти неузнаваемыми от неизбывного горя.- Но если вдруг... если вдруг у тебя есть какие-то замыслы, знай: у меня есть союзник. Здесь, в Ётунхейме ты сможешь найти того, кто поможет нам. Имя... я не назову. Но ты увидишь его сам, если прийдешь... если явишься сюда позже, когда все улягутся спать.

[nick]Frigga[/nick][status]the Allmother[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/001a/2e/1b/52010.png[/icon]

... Они передвигаются в темноте, без света, но это и не нужно: зоркие глаза юноши, что ведет за собой пленницу и ее освободителя, аса, своего вечного врага, видят в непроницаемой мгле. Сейчас он в своем истинном обличии, хотя перед Фриггой чаще представал в другой наружности, утонченном облике аса, черноволосого, с изумрудными, переливчатыми глазами. Шаг принца ётунов легок и неслышен, так что его можно принять за тень, блуждающую по закоулкам дворца; как знать, может быть, призрак заключенного, умершего, всеми забытого, или же раба, много веков назад долбившего камень этих промерзших стен.
Чем дальше, тем коридоры становятся уже, ниже, запутанней, они напоминали извилины в чьем-то воспаленном разуме,- но отверженный, нелюбимый сын Лафея изучил их за тысячу лет своей жизни, словно хворый ребенок учит головоломку, оставленную незаботливым родителем ему на время болезни. Он безошибочно выбирает направления поворотов, не путается в развилках и даже пару раз меняет маршрут, понимая, что его рослому спутнику, шириной плеч и статью не уступающему лучшим отцовским воинам, будет не по силам протиснуться там, где без труда проскользнут гибкий ётун и исхудавшая, иссохшая от времени пленница.
Иногда лидер этого маленького отряда останавливается и поворачивается к женщине, словно справляясь о ее самочувствии: при этом сам он старается оставаться в тени, чтобы не провоцировать лишний раз Тюра ни видом красных глаз, ни голубой, украшенной неизменными ётунскими шрамами кожи.
На эту заботу Фригг каждый раз отвечает мягким, ласкающим прикосновением. Кажется, что она привыкла к облику своего утешителя и защитника. И в самом деле: долгими ночами, во время бесед, во время их странных занятий, когда наставница из-за решетки наблюдала за стараниями ученика, стараниями, из которых многие до поры были неудачны или тщетны,- сколько раз юный маг в отчаянии переставал контролировать себя. Сколько раз приходилось ему сбрасывать облик аса, когда стража, по повеленью отца или приказу Тора, пыталась прервать их уроки! Сколько раз убеждался он, что магия, неукротимая, мощная магия, способная подчинить весь дворец, смести все преграды, дается ему именно в этом, враждебном, подлинном облике.
Как странно: того, кто не мог от него избавиться, кто был асом по рождению, золотоволосым принцем, в иные времена покорявшим бы сердца дев,- был ей почти ненавистен. А этот, с лицом врага, статью и повадками пошедший в насильника-отца, убийцу ее женской гордости,- стал надеждой и утешением.
Когда-нибудь она расскажет ему и Тюру, кто они оба, и почему, хотя в них нет общей крови, они братья, дети одной матери. Но не теперь.
Теперь нужно дойти.

Силы поверженной царицы давно уже не те, что в дни молодости, когда она с мечом наголо сражалась среди валькирий, защищая детей и последних раненых асов, с обезумевшими, опьяненными, озверевшими от чужой крови и близкой победы синекожими воинами. Её сердце бьется неровно, она тяжело дышит, но не снижает хода, зная, что в каждом мгновении, в каждом замедленном шаге может быть их провал или спасение. И хотя ее сын погрузил своей магией в сон почти весь дворец, она все же тревожится, непонятно чему, не давая себе до поры поверить, что испытания позади, что скоро можно будет дышать вольным воздухом и увидеть солнце, встающее над Асгардом - разрушенным, сгинувшим, но еще живым.

Тюр не спрашивает, куда они идут, и она благодарна; но его молчаливое, незримое присутствие за спиной, такой забытый жар мощного тела, поступь воина, решимость вождя, осмелившегося явиться в логово врагов,- все это, шаг за шагом дает поверить, что скоро они будут свободны. Свободны.
Свободны.

... Дорога идет под уклон, и вот сейчас впору усомниться, куда их ведет молодой ётун. Фригга поворачивается к Тюру, осторожно касаясь его руки, призывая верить, умоляя довериться знаниям и отваге младшего брата. Стены тоннелей, по которым они идут, делаются все уже, местами великану становится трудно протискиваться следом за проводником и спутницей; и тогда они терпеливо ждут, и каждый раз царица асгардская гладит ладонями напряженные мускулы наследника трона, без слов уговаривая потерпеть. Немного. Еще немного. Чуть-чуть.
Они уже далеко от дворца, и извечный холод этих земель заставляет вздрагивать при прикосновении к стенам. Не то что почва, сам камень в этих местах промерз до основания. Иногда из вожак, понимая, что асы не видят ничего в кромешной тьме, выпускает из пальцев голубоватые искры - и тогда коридоры вокруг словно взрываются сиянием сотен алмазов.
Становится трудно дышать.

А потом стены вдруг взмывают вверх, как крылья взлетающей птицы, и все трое оказываются на краю пропасти, теряющейся в бесконечности и подсвеченной радужными сполохами.
Осколок радужного моста, проросшая ветвь Иггдрасиля.

... И на его фоне возвышается золотоволосая фигура в ётунских доспехах.

[nick]Frigga[/nick][status]the Allmother[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/001a/2e/1b/52010.png[/icon]

Улыбка, играющая на губах ётунского принца, становится опасной. Он выпрямляется, разминает плечи, с демонстративной ленцой стряхивая с них огромный молот, состоящий, кажется, из одного куска льда. Лед этот настолько прозрачен и чист, что сквозь него радужные сполохи просвечивают даже ярче, чем они есть в действительности.
Фригга, поняв намеренье Тюра, отшатывается в темноту, увлекая и силясь прикрыть собой юного спутника. И от этого синие, словно полные кристаллами вечного льда, глаза Тора вспыхивают тем же пламенем, как глаза кошки, глядящей из темноты.
Но, то ли глумясь над спасителем матери, то ли давая время захлопнуться неизвестной ловушке, он не спешит нападать.

- О, мой дражайший брат,- его голос походил сейчас на урчание снежного барса; он одновременно сладок, но и у самого смелого ётуна вызвал бы дрожь. Затем тон меняется, делается торжественным, как если бы принц выступал глашатаем на пиру, и ему предстояло бы громко назвать имена и титулы гостя перед почтенным собранием.- Тюр, сын Одина! Защитник Асгарда! Копьеносец, гроза Девяти Миров! Ясень битв! Усмиряющий Волка! Волк Асгарда! Копьеносец! Осмелившийся явиться к врагу! И... отважившийся, как вор, прокрасться, чтоб выкрасть жалкую пленницу. Вор! Вот твои титулы! Скажи, ты гордишься ими? Доволен? Или в Асгарде не принято больше вступать в честный бой, а лишь скрываться в тенях, укрываться в плащ магии? Доселе я думал,- глухое рычание вырывается с этими словами из груди золотоволосого,- что среди воинов моего отца есть только один, способный на такое. Ан нет, в золотом Асгарде подобная трусость тоже в почете! Так, Локи? Ты думал, я не узнаю тебя, спрятавшись под бабьей юбкой?
Теперь в его голосе звучит самая настоящая ярость. Удивительно, но направлена она не на Тюра, а на молодого ётуна, который от этих упреков начинает мелко дрожать и делает шаг - но удерживается матерью. Фригга впивается тонкими пальцами в его плечо, понуждая остаться на месте; слух ее с непонятной тревогой ловит в речах отступника-сына боль и отчаянье. Из-за чего?

Тор, видя это, презрительно фыркает. А затем вновь обращает свой взор на старшего брата, и, вытянув руку с зажатым молотом, произносит:
- Слушай меня, Копьеносец. Мне дела нет до ваших жалких затей и вашего разгромленного Асгарда. Я воин царя Лафея, и останусь им до конца своих дней. Я не продамся, как иные, за ласки и посулы выжившей из ума колдуньи, вообразившей себя молодой и желанной. Забирай ее и беги!- он скалит зубы, не дожидаясь, что скажет на это оскорбительное предложение противник.- Осколок радужного моста приведет тебя прямо к руинам Асгарда: когда-то именно эту тропу использовал мой отец, чтоб нанести вам удар в самое сердце. Я пощажу тебя, и не буду звать стражу; и сам отвечу перед отцом за то, что тебя и ведьму не досчитаются утром во дворце. Но лишь тебя - и её. Этого,- рука с молотом вновь вытягивается, уже указывая на Локи,- этого вы оставите мне. Здесь и сейчас. Предложение сделано, ас, и другого не будет.

[nick]Thor Laufeyson[/nick][status]prince of Jotunheim[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/48903.jpg[/icon]

Помимо воли, на лице золотоволосого принца появляется уважение, когда ас заявляет о своем праве. Уважение... и усмешка, насмешка над столь очевидной глупостью. Отвесив насмешливый полупоклон Тор словно соглашается с тем, что незваный гость решил пустить псу под хвост все, ради чего и прокрался в самое сердце дворца Ётунхейма, оставив здесь и вызволенную, и свою собственную жизнь. Но отвага всегда заслуживает уважения, тем более, что они уже бились, и ни тот ни другой не смогли взять верх.
Но тогда с Тором не было молота.
Что же до младшего брата, заледеневшей статуей застывшего в тенях, выдающего себя лишь шипящим дыханием, то ему не достается и взгляда. Сын Лафея, наследник престола пренебрегает одаривать вниманием того, кто предал своих ради ведьмы, неважно, соблазнила она его увядающим телом, сладкими сказками или же тайнами, что доступны лишь магам. Но, стоит Фригге, решившей, что нужно держаться подальше от светлоглазого принца, сделать шаг в сторону и потянуть Локи следом - его рука тотчас вытягивается к ним, и по льду молота пробегает отблеск морозного огня.
- Ни с места. Когда я закончу с асом, этот пойдет за мной.

Высказав это зловещее пророчество, принц движением плеч стряхивает на землю пурпурный плащ, отороченный белым песцом и скрепленный серебряной фибулой. Под этой защитой он обнажен по пояс; широкий кожаный пояс и наручи - все, что скрывает могучее тело, сверкающее в разноцветных огнях, точно бронза. О, сколько раз, будучи еще совсем юным, он подвергался насмешкам от массивных, тяжеловесных ётунов,- пока не сумел доказать, выпустив не одну чашу их голубой крови, что мало кто в Ётунхейме может тягаться с ним в шуточной борьбе, или на поле сражения.
Вот и теперь, не скрывая высокомерия, смотрит он на Тюра, наслаждаясь прикованными к нему взглядами, страхом и трепетом - так же, вероятно, как в другом мире наслаждался бы ласками дев и восторженными крикам воинов на веселом пиру.
А потом вдруг легко вскидывает свой молот и посылает его прямо в грудь пришельцу, как ледяное, искрящее ослепительным серебром солнце.
[nick]Thor Laufeyson[/nick][status]prince of Jotunheim[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/48903.jpg[/icon]

Если бы пришелец явился в Ледяной дворец позлорадствовать и посмеяться над его обитателями, он мог бы сполна насладиться мгновенным выражением ошеломления и растерянности, мелькнувшим по лицу Тора. Но тут же оно сменилось яростью, гневом, почти детским возмущением. Как? Мало что этот наглец явился в самое сердце дворца, похитил пленницу, ложью и лестью увлек с собой его брата - он смеет не умереть прямо сейчас, застыв ледяной статуей в память о своей глупости!
Он разрывает контакт, призывая Ледяной молот обратно в ладонь. Вот значит как! Вот, кто владеет прославленным Молотом богов - страшным оружием, память о котором ётуны передают друг другу в страшных сказках, от которых дети потом не могут уснуть и сжимаются в комок в своих постелях. Не так ли дрожал и едва сдерживал слезы его младший брат? Не спасаясь ли от этого ужаса он тайком прокрадывался в его комнаты, чтобы найти прибежище на его груди, в его объятиях, неожиданно жарких для ледяного принца? А теперь?! Теперь он стоит, отвернувшись, дрожа - от ярости или от ненависти, от стыда перед собственным предательством - он стоит, а та, что стала причиной его отступничества, стоит рядом с ним.
И преграда на пути - лишь один. Вот этот, ас, сжимающий в ладони Мьёльнир, откованный в сердце звезды!

Он, Тор, убьет его. А потом ведьму, что зачаровала брата. О, он с радостью переломал бы ей каждую кость, вывернул каждый сустав, выпил бы каждый крик, исторгнутый глоткой, насладился бы каждым ее вздохом, исполненным боли - так же, как эта старая шлюха, оголодав в темноте, наслаждалась дыханием его брата! Пальцы, что прикасались к нему, гладили нежную кожу, он заморозил бы вечным дыханьем зимы, чтоб они почернели и мясо, загнив, стало бы слезать с них вонючими струпьями! А ее груди, которые этот мальчишка в исступлении целовал..! А ее рот...! А ее древнее лоно...!

Белая ярость, белей самых чистых снегов, ослепительней чем сияние глетчеров на вершинах, захлестывает Лафейсона. Она подхватывает его, словно пурга, как ледяной порыв ветра, что сдувает с равнин все живое, сковывает малейший зазор ледяным панцирем. Она вырывается из молота, ледяными бичами обрушиваясь на врага. На врагов. Фригга вскрикивает и пригибается, стремясь заслониться рукой: не как богиня и ведьма, а обычная женщина. Младший принц, по лицу которого пробегают лиловые тени, заменяющие ётунам румянец, заслоняет ее собой, делая шаг вперед. Его кожа синеет больше, кольцевые шрамы делаются заметнее. Тор видел подобное только один раз: когда они детьми пробрались в отцовское хранилище и отыскали Ларец вечных зим. Сам он не успел тогда прикоснуться, а Локи... Локи за свое любопытство чуть не поплатился жизнью - и не выбей брат у него ларец из рук, может быть, не дожил бы до этого дня.

Но это все было давно - а сейчас эта забота о любовнице лишь более разъяряет Тора, который уже готов бросить начавшийся бой, чтобы обрушить ярость на отступника и предателя. И лишь в последний миг изменяет решение.
Он бросается на Тюра с такой невиданной злостью, с таким яростным криком, что стены вздрагивают, а с ледяных колонн осыпается мелкое крошево. В миллионах сверкающих частиц сверкание Ледяного молота режет глаза, так что кажется - это он, а не Мьёльнир, мечет жгучие молнии. Поток чистого льда, воздуха, концентрации тысяч метелей, сотен буранов, стужи, способной за миг остановить биение сердца, обрушивается на Копьеносца, покрывая камень под его ногами слоем инея; в воздухе вокруг вырастают ледяные кораллы. А следом Тор прыгает сам, не разбирая, изготовлен враг к бою или же нет, принесет ему атака победу или же смерть. Удары сыплются беспорядочно, дико, бездумно, подчиняясь лишь одному желанию: бить, бить, бить, бить без конца.
Боль и ярость переполняют, разрывают его изнутри.

[nick]Thor Laufeyson[/nick][status]prince of Jotunheim[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/48903.jpg[/icon]

Удар отшвырнул Тора на самый край обрыва, куда из темноту сверкающего моста. Воистину, этот был удар прославленного Молота богов - и рука, что нанесла его, не знала сомнений и жалости. Еще никогда: а Тору, сыну Лафея, пришлось побывать и в битвах с мятежными асами, и с подлыми ванами, что обрушивали на противника колдовское пламя и ливень отравленных стрел; и со свирепыми тварями, гнездившимися в пещерах; его сбивали с ног, ему ломали кости,- но никогда, ни одному живому существу не удавалось пробудить в его сердце страх.
Нет, это не был ужас смерти или сжимающая грудь, пробивающая льды и камни жажда жизни. Как и все в его племени, Тор знал и верил, что, оставив этот мир, он возродится и перейдет в сказочное пространство, где все пращуры раскроют ему объятия, а юные девы поднесут в ледяной чаше перебродившее молоко диких коз.
Он боялся лишь одного: что сейчас враги уйдут от него.

Он вскинул голову с яростным рыком: многочисленные косички, на концах скрепленные тонкими серебряными застежками, градом защелкали по спине и плечам. О, пусть в руках врага было оружие, способное разрушить весь Ётунхейм - чтоб сделать это, асу придется пройти по его холодному телу.
Ледяной молот отбросило взрывом - и он даже не видел, куда. Но сейчас это было неважно. Чтобы убить аса, ему, царскому сыну, не нужна магия!
Мускулы Тора распрямились, словно тугие пружины. Кипя от ярости, он вскочил, нащупывая на поясе нож. Но край ледяной скалы под его ногой подломился, камень раскололся - и, вскрикнув, златоволосый ётун камнем ухнул в черный зев пропасти.

Фригга вскрикнула. Локи двумя прыжками оказался у края.

[nick]Thor Laufeyson[/nick][status]prince of Jotunheim[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/48903.jpg[/icon]

Его призыв не остается без ответа. Там, за чертой, висящий на краю пропасти человек скалится, не издавая ни звука, кроме смеха, от которого кровь стыла в жилах у самых закаленных воинов царя Лафея. Могло показаться, что золотоволосый йотун не сознает, что любое неверное движение грозит ему верной смертью. Лед под его пальцами лопался и крошился, раня кожу, на которой уже выступали капли крови; камни, в которые упирались ноги, готовы были вот-вот сорваться. Но наследник даже не пытался выбраться или найти другую опору,- но словно дразня гибель, отклонился дальше от стены.
Тонкая рука, выстрелив, словно плеть, вцепилась в его плечо.

- О, сколько желающих!- прошипел принц ётунов, раздувая ноздри. Взгляд, полный ненависти, хлестнул по склонившимся к нему лицам братьев. И остановился на Тюре.- Ты!- рявкнул он.- Теперь сможешь бежать вместе с этим трусом и старой шлюхой, бежать в свой проклятый Асгард! Так чего ж ты ждешь?
[nick]Thor Laufeyson[/nick][status]prince of Jotunheim[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/48903.jpg[/icon]

Слова аса были правдивы - но правда эта, как в снежном вихре, что гуляли без спроса по этой холодной земле, потонула и сгинула в крике, вырвавшемся из груди царицы. Доселе немая от страха, окаменевшая, она лишь цеплялась за плечи любимого сына... вернее того, кого некогда произвела на свет ее поруганная плоть, и кто стал единственным утешением ее растерзанного сердца. Видя и зная, что молодому ётуну не выстоять против силы отступника,- силы, что помножена была на ярость, что молниями сверкала в его глазах и обжигала ледяным холодом,- она из последних сил цеплялась за руки того, кого в другой день оттолкнула бы прочь, проводив в бездонную пропасть проклятием, или же острым клинком.

Одни лишь норны видели, что творилось в эту минуту в душе царицы. Любовь перемешалась с ненавистью, ложь не на жизнь а на смерть схватилась с правдой. Из ее глаз, словно капли дождя, покатились по сморщенным щекам горькие слезы, падая на переплетенные, намертво захлестнувшие друг друга руки братьев.
- Сын мой... молю тебя! Сын!
С ее губ полился шепот. Были ли то заклинания, воскресшие в памяти чародейки,- или же слова колыбельной, которую некогда мать напевала юным детям Одина? Или, может быть, она повредилась в уме, и бормотала что-то бессвязное? Так или иначе, было заметно, что мало помалу эти слова проникают, пробиваются, талой водой, что просачивается между льдов, стачивая их, разрушая вековые глетчеры, они пробились к разуму, если не к сердцу золотоволосого принца. Он моргнул раз и другой, а затем уставился на склонившихся к нему беглецов, словно проснувшись от страшного сна.

[nick]Thor Laufeyson[/nick][status]prince of Jotunheim[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/48903.jpg[/icon]