Нико Минору
Когда-то мир казался таким простым: белое и черное, тьма и свет. А между ними — тонкая черта, которую мы придумали сами.
Граница тьмы.
Она сильнее света, в сотни раз. И малейшие намёки на форму, звук или мысль, мелькающие во мраке, вырастали и крепли, захватывая последнею из Минору целиком. Прежде чем она успела что-то понять, тьма уже крепко держала её в своих когтях, проходя через рваные раны, но она ведь знает, что не может идти по пути своих родителей:
— Мама, я не хочу умирать... Я не готова.
— Будешь готова, когда увидишь, что они сделают с тобой. В ожившем кошмаре... сбываются все сны. Ты искала способ сохранить власть над собой, искала способ пережить все открытия. Попытайся сохранить последнее, заключенное в тебе. Свет.
Над тьмой нельзя одержать победу. Не похоже, что тьма хочет убить всякого до кого способна дотянуться... далеко не сразу. Она будет терзать, выжидать. И когда жертва ослабеет, тьма ударит наверняка.

Огонь столбами взвивался в небесной черноте, не прося о белизне, а девушка плясала вокруг импровизированного костра внутри бочки. Она находилась словно в бреду, выхватывая слова из древних виканских песнопений, вполне осознано переворачивала ночь на день и заставляла пламя менять свой цвет. Собирала из себя всё, что есть: будь то слюни, будь то жесть. Пламя всё стерпит, оно не притязательно.
Бездомные, что теплились в переулке вдоль мусорных баков, стадо инвалидов и обезумевших собак, были самым черным пятном на теле города. Они могли вгонять в жесточайший ужас любого забредшего в темные воды путника, на лодке без весел, но была та, кого и они сторонились.
Мы проводим свою жизнь в поисках смысла, и просим богов о наставлении. Но истина о жизни открывается тогда, когда мы можем взглянуть в лицо смерти, без страха. И тогда мы постигаем истину: Как же боги могут понять нас, если сами они отказываются умирать и продолжают подпитываться людскими страданиями?!
Правда губительна. Разум тонет в страхе от осознания неизбежности. Все мы приходим из ниоткуда и как полагается, после уходим в никуда, в полу потёмки. Глубже... И глубже... Погружаемся так глубоко в пустоту, что, может быть, на этот раз возврата не будет.
Искры откалываются змеиными плетями в разные стороны, в клубах черного дыма появляются очертания лиц. Ближайший к Нико дедуля побелел на глазах, просмотрев всю свои жизнь, по кадрам старой киноплёнки, но она не обращает внимание. Она желает связаться с Тиной. Так много осталось не доступной Нико с того дня, когда она узнала правду о родителях. В отличии от иных, слоняющихся по улицам душ у неё есть дом, но она не может туда вернутся. Прайд закатил крупномасштабную программу по поимке осведомленных свидетелей. И она, отказывается от собственного имени путём очередного сожжения — она видела слишком много. Нет, домой возвращаться нельзя и хоть она пренебрегает осторожностью: выжидает удачный момент, владеет всей системой ИИ внутри, став альфа пользователем после... После того, как Тина отошла от дел. Забирает кое какую одежду, быстро тающее деньги и обратно в путь, пока на след не вышли поисковые отряды. Она все ещё хочет вдыхать свежий воздух. Не желает заменить солнце над головой, допросами в душном кабинете под лампой.
Изучила дневники: матери и Эми, один из них сейчас полыхает монотонными страницами, заполненными каллиграфическим почерком. Слишком стройно, утончённо, идеально. Чернила имеют магическое свойство...
Нет, они впитали её генетический код и Нико понимает это слишком поздно.

Она считает, что в роковой день её мир рухнул. Остаётся разъединить связующие звенья и переплавить их в нечто другое. Мир отравился и покрылся плесенью. Хорошо. Пусть он рухнет в бездну, она зачерпнула из озера душ храбрость оплакать его. Пусть весь мир сравняется с землей! Большинство древних обрядов перерождения предлагают покрывать землю едва остывшей золой: и только тогда, родившись заново, посреди пепелища, можно начать жизнь заново. Доля истины в них имелась, безусловно. Но они не учли, что за каждой победой следует новая, ещё более тяжкая битва, и так будет до конца, пока не падёшь.
Лёгкие потуги ветра скрываются во мраке. Уносятся вместе с лаем и любопытством бездомных собак. Пламя больше не танцует, как распутная девица на раскаленных камнях. Тянется в высь стройными рядами, заставляя девушку сощурить глаза и прижать последнею фразу ритуала кончиком языка к нёбу.
Нико заглядывает через плечо, аккуратно, с опаской, не желая разглядеть, что там. Она с охотой платит каждый день за то, чтобы видеть мир по другому, но есть вещи к которым нельзя привыкнуть. Ведь когда долго смотришь в непроглядную тьму, то, что в ней таится... тоже увидит тебя. И она знала, слышала предупреждения, но...
Тьма коснулась тебя. Все видели это в провалах твоих глаз, во взгляде, не замечающем жизни. Ты бежала от неё, но только подводила её всё ближе. Привела её в дом. Бесконечное страдание, от единственного видения Джоны, которое хуже смерти. И ты хотела сдаться? Бросить всё и обрести мир с сестрой? Нет. Тьма этого не допустит. Тебе придётся войти в логово зверя, посмотреть в его глаза и пойти на них с войной.
Бездна развернулась, выпустила кошмары из головы прямо на улицу и теперь они, обезумевшие пугают прохожих. Твари, не поддающиеся рациональному описанию надвигаются на Нико и девушка разворачивается спиной к огню. Пятится назад, как маленькая куропатка, не зная как себя вести и с чем она вовсе столкнулась. Ботинки на высокой платформе тяжело тащатся по влажному асфальту, черное-белое платье застывает в статичной форме, словно на манекене, а кончики пальцев касаются раскаленной поверхности жестяной бочки. Боль пронзает виски, неожиданная, острая, реальная. Юная ведьма горестно морщится, а подведенные черным глаза сужаются до маленьких щёлочек, в которые и иголка не проскочит. Руки сжимаются кулаками, ногти больно впиваются в бледную кожу ладоней.

Она отвлеклась.
Стоит поднять взгляд, как капризный вечер, сообщая о собственном возвращение принёс не легкую. Демоны — плод воображения. Они обратились в пыль и разносятся по городу потоками северного воздуха, пришедшего со стороны океана. Напротив только женщина в кожаной куртке, с важно поднятыми руками и выглядывающие из своих конур бездомные собаки, возникают как черти на её плечах. Нико подвисает на пару мгновений разглядывая совершенно не похожею на здешних обитателей дамочку. Такие скорее относятся к различным приютам, обществам по преобразованию обратно в нормальных, детей готов, сектанты, загоняющие бездомных подростков в свои церкви сомнительного характера... А потом их приносят в жертву, ради процветания потребных в человеческой плоти существ и они подобно теням после обеда, пропадают, обретая великие силы. Или же похожа на детектива.
Вот...
Нико рывком утыкает подбородком в ключицу, глядя вниз. Не на носки ботинок, на руку по пальцам которой стекают теплые капли, словно брусничный раствор по стеклянной банке, только что давшей трещину. Банку можно заменить, а вот отменить призыв Посоха — нет.
... чёрт!
Девушка срывается с места и бегом уносится прочь со своего текущего местоположения. Переулок, витиеватый как кишечник и она просто бежит вперёд, пытаясь отстрочить необратимое на доступное ей время — тщетно. Уже через несколько метров, то что должно произойти складывает брюнетку пополам, заставляя уткнутся ладонями в колени, на одной из них оставляя влажные, кровавые следы, а грудь обдаёт словно пламенем. Словно внутри сердце наружу просится и грудная клетка, соглашается, разрывая всю оболочку острым лезвием.