There's something in the shadows in the corner of your room.
A dark heart is beating and waiting for you.
Рой не чувствует ничего, кроме поглощающей его изнутри пустоты - он выгорел изнутри, сам сложил свои погребальные костры и поджог их, пытаясь справиться с затопившими его сознание сожалениями. На его губах привкус гари. Он механически делает вдох, следом за ним выдох, и только поэтому ещё жив, смотрит в одну точку и не может ровным счётом ничего. Ему плохо, лучник даже не помнит, было ему хоть раз так дико, так страшно оставаться живым. И тошно от собственной беспомощности. Ему всегда казалось, что он пережил слишком многое, чтобы не справиться хоть с чем-то, что приготовил для него мир, который никогда не был к нему особенно добр. Он ошибался.
Поэтому он здесь. В месте, где нет ничего и оглушающая пустота. Сидит за столом, на который выложил лук, стрелы и пистолет, сам не зная зачем, просто это показалось ему правильным, хотя в этом мире навряд ли осталось хоть что-то, что в самом деле стоило его усилий. За столом, на котором стоит бутылка, кажется, с джином, на которой он с трудом то и дело фокусирует взгляд - она закрыта. У Роя не поднялась рука открыть её и забыться - это было бы слишком просто, это было слишком заманчиво, поэтому он не позволил себе так просто избавиться от неподъёмного груза на его плечах. Он беспомощен, разбит, уничтожен, сломлен. Ему хочется выть и раскачиваться из стороны в сторону, держась руками за собственную голову, выть на одной ноте, пока не осипнет голос. Но он молчит, не позволяя облегчить себе собственную боль, не позволяя себе ничего кроме как продолжать существовать без смысла и особого желания.
Воспоминания слишком яркие, слишком болезненные.
В них его маленькая принцесса смеётся. Плачет, расстроившись из-за упавшего мороженого и ищет в собственном отце спасение от своих невзгод. Зовёт его своим мелодичным голосом, смотря ему в самую душу зелёными, как и его, глазами. Поёт свои странные песни, слова которых он не запомнил, только мотив. Она живая, тёплая и льнёт к его рукам, забирая у него всю боль и страхи. В них его маленькая принцесса похожа на сломанную куклу с зияющей дырой во лбу, утопающая в красном. Красный. Слишком много красного в жизни Харпера. Его руки в крови обнимают тщетно, он сам рыдает, умоляет, причитает. Раскачивается, воет. Его девочка не должна была умирать. Его девочка должна была жить. Не так как он, выживая, а по-настоящему. Жить полноценно, быть счастлива. У неё было великое будущее, в котором не должно было быть падений сродни гибели, её жизнь не должен был перечеркнуть выстрел профессионального убийцы. Но она мертва. Мертва, потому что её отец не смог её защитить от собственного прошлого, не уберёг, не спас.
Не смог отомстить, даже зная имя убийцы. Бесполезный. Слабый. Ничтожество.
Рой не спит уже второй или третий день - здесь нет окон и его внутренний таймер сбоит, то срываясь на бег, то замедляясь, не пытался даже, смотрел только воспалёнными глазами на жидкость, в которой раньше искал спасение и продолжал зачем-то дышать. Короткий вдох - рваный выдох. И так по кругу. Он всё думал, что должен был быть там, не имел права оставлять её одну. Думал, что смог бы защитить, закрыв её собственной спиной, позволив сделать дыру в себе - ведь какая разница, что было бы с ним. Думал, что он должен был быть там, чтобы... Чтобы что? Он бы выстрелил? Он бы смог?
Рой не знает, ничего не знает на самом-то деле. В его голове одни сплошные "если бы", неспособные вернуть к жизни его ребёнка. В его голове слишком много красного.
В его теле слишком много жизни. По-прежнему перекатываются мыщцы под кожей, по-прежнему бьётся сердце, гоня кровь по сосудам. По-прежнему сокращаются лёгкие, не позволяя ему задохнуться собственным горем, погрести себя под надгробной плитой сожалений.
В его голове слишком много "если бы", не способных ничего изменить, растравляющие зияющие раны по всему телу, видные только ему, расширяющие дыру в груди с хладнокровием патологоанатома, ищущего причину преждевременной смерти. Если бы он не решил, что имеет права на счастье, Лиан была бы жива. Если бы он не вздумал пытаться играть в семью, неумело перечёркивая всё, что было до, она была бы жива. Если бы он не продолжал свою деятельность, оставляя свою малышку одну регулярно на несколько часов в их маленькой квартире, полной чуждого для него чувства лживой безопасности, то не кидать бы ему горсть земли на маленький деревянный гроб. Если бы он не был собой, то всё бы сложилось иначе. Если бы в его жизни не было Джейсона Тодда, то их общий с Лиан дом не перекрасился бы в красный.
Если бы он не был Роем Харпером, проклятым не единожды Арсеналом, отбросом, наёмником, собой, то Лиан была бы жива.
От чужого приветствия Харпер вздрагивает, безошибочно определяя, кто к нему пришёл. Разнообразия ради даже не пытается улыбаться и не поднимает взгляд тут же, чтобы посмотреть в чужие глаза и увидеть в них знакомую бездну. Остаётся сидеть, сцепив руки, лежащие на столе в сложную фигуру и моргая обессиленно. Он вправе стрелять без предупреждения. Он вправе ненавидеть, избивать до полусмерти или во все до смертельного исхода, пытаясь превратить чужое лицо в кровавое месиво. Он вправе желать смерти, забыть всё, что было до, пренебречь всем, что было между ними.
И он ненавидит. Себя, его, их. Ненавидит за их слабости, за их безумие, за их общее дело. Ненавидит слишком сильно, чтобы надеяться, что один единственный выстрел поможет переступить через разбившую его о камни реальности трагедию. Ему уже ничего не поможет. Чтобы он ни сделал, чтобы ни сказал - ничто не вернёт ему Лиан, не отмотает время назад. Земля в свежезарытой могиле не соберётся обратно в кучу, гроб не откроется по мановению волшебной палочки и его принцесса, которая должна была жить, не выйдет из него, спрашивая у него, почему он так расстроен. Ничего не будет как прежде. Ему уже навряд ли удастся собрать из осколков, на которые развалился, зайдя в собственную квартиру, слово "вечность".
Ни на что не годен. Не переживёт и не доживёт. И чужое покаяние не облегчит его существование. И даже знание, что они всегда были обречёнными.
Всё это зря. Всё это ни к чему.
- Зачем? - голос звучит непривычно хрипло, губы с трудом складываются так, чтобы слова прозвучали, в горле першит. В фильмах люди рыдают, потеряв тех, кто дорог - Рой не может. Не может себе позволить сделать свою жизнь проще, показать миру, как ему больно. Ему ни к чему дополнительные спецэффекты, ведь внутри всё выжжено огнём сожаления и собственной вины перед ребёнком, которого должен был защищать. Перед ним лежит оружие, вскинуть которое он мог бы за какие-то доли секунд и закончить всё. Один выстрел убийце. Второй выстрел тому, кто этого убийцу слишком любил, чтобы бояться его. Но разве это что-то изменит? Разве это будет искуплением? Разве они заслужили? - Зачем ты пришёл, Джейсон?
Рой поднимает взгляд от стола, чтобы увидеть старого доброго друга. Рой смотрит глазами, покрасневшими от усталости, взглядом, полной чистой, ничем не разбавленной боли. И видит убийцу. Моргает и снова видит старого доброго друга. Контраст отрезвляет, возвращая из небытия в реальность, в которой не осталось света. Мир не рушится на части от того, что они оказались в одном помещении, миру вообще плевать на то, что происходит с худшими из его сыновей. Ему всегда было плевать, поэтому они и держались вместе. Харпер не улыбается, не болтает глупости. Смотрит только и ждёт ответа, растворяясь в тихом эхе, едва уловимом в этом помещении.
Зачем они здесь? Чтобы что? Закончить всё это? Понять друг друга?
Рой не хочет понимать. Не хочет прощать. Боится заканчивать. Не хочет отряхиваться от оцепенения, так ловко и привычно сковавшего его. Рой ничего не хочет, но задал вопрос и смотрел в бездну в чужих глазах, здороваясь с ней за руку. Привычная. До боли знакомая. И такая страшная.
Общая.
[NIC]Roy Harper[/NIC]
[STA]ниже падать некуда[/STA]
[AVA]http://i.yapx.ru/GDrZS.png[/AVA]
[SGN] [/SGN]
Отредактировано James Rogers (2020-01-01 16:55:05)
