- … И после этого вы все вернетесь в Асгард? Незамедлительно.
- О да. Незамедлительно.
Высокий мужчина, чей алый плащ, бородка и прищуренный взгляд напоминали изображение искусителя с какой-нибудь лубочной картинки, поднялся из кресла.
- Позволь тебе помочь.

… Вопреки ожиданиям, щедрое предложение не вызвало бури восторга. Скорее наоборот. Взгляд Тора с некоторым сожалением скользнул по большой кружке пива, которая стремительно опустела, стоило волшебнику с некоторой поспешностью завершить их непродолжительную беседу.

Следовало ожидать. В том смысле – следовало ожидать, что в Мидгарде, кроме всех этих «Щ.И.Т.ов», ФБР, армии, полиции… энтузиастов, готовых всегда сунуть нос в дела, могущие закончиться потерей этого самого носа по самую шею,- что, кроме всех их в Мидгарде найдется парочка тщательно спрятанных магических орденов, хранящих древние знания, которыми связаны Девять миров; знания, что питают их, как ветви наполняют листву силой и свежестью.
Ранее он не задумывался об этом, как и о том, что помощь этих людей может ему пригодиться. Что он, Тор, сын и наследник царя Асгарда, защитник миров, когда-либо сам запросит о помощи. Что помощь эта нужна ему будет, чтобы вернуть миропорядок, всегда представлявшийся столь же несокрушимым, как звездный свет, мощь Мьёльнира в его ладонях, или сиянье, что днем и ночью наполняло неразрушимый Радужный мост.
Кто мог представить, что все это канет во тьму?
Кому, от начала мира, могло помыслиться, что Гугнир утратит хозяина, а Гери и Фреки, которых звали глазами и посланцами Всеотца, неразлучные братья-вороны, будут разлучены, и их вещие взоры смогут различить перед собой беспросветную мглу?
Есть вечные вещи. Тепло материнских рук, улыбка любимой; первый весенний дождь, омывающий землю, и сливающийся с вечными водами; есть вещи незыблемые, как космос или же сон, обарывающий самых отважных воинов. Огонь, кровь в твоих венах, дыхание, слезы разлуки; есть братская любовь, есть страсть, ненависть, битва, есть жизнь – не течение лет или веков, отпущенных человеку, эльфу или же богу, а Жизнь – существование, краски, тот дух, что, вечный, блуждает от мира к миру, выращивая дерево из зерна, собирая атомы в звезды, проницая миры, разгоняя и самое время; таким же вечным представлялось ему пребывание Одина на троне. Другого царя не могло быть в Асгарде, а если и мог, узурпатором или вором, лишь для того, чтобы, как черная ночь, дать солнцу засиять еще ярче в мгновенье рассвета.
Так он считал доселе.
Опять ошибался.

… Задумавшись, он не заметил, что все еще вертит в руках пустую кружку, хранившую только запах хмельного напитка. Гостю не было причин сомневаться в том, не подбавил ли в него дурманящих трав хлебосольный хозяин, поэтому асгардиец лишь с сожалением заглянул на иссохшее дно, и решительно отставил сосуд.
Пировать они будут потом.
Если… когда мир вновь вернется к верному и единственному устройству.

- Помочь… что ж, от помощи грех отказываться,- он тоже поднялся, поправляя поношенную куртку, которая, в сочетании с разбитой обувью и давно не мытыми волосами, подхваченными на затылке резинкой, делали его похожим на бродягу, никак не на наследника трона в одном из девяти миров. Да и, сказать правду, хорош наследник, могучий Тор.
Отец, почему ты передал мне многие свои умения, но не свою мудрость?

По спине прошел холодок от воспоминаний. Сны и видения. Слова мага. «Тебе здорово достанется».

- Мне бы здорово помогли пару пинт крепкой браги… или, на худой конец, доброго осеннего эля. Но, разумею так, пированье отложено на потом. Когда-нибудь. Когда верну отца на трон, а Локи засуну в самую крепко затворенную камеру подземелий Асгарда,- лицо гостя, еще недавно столь благодушное, посуровело.- Вот только сперва разыскать бы того и другого. Долгов я не забываю,- тяжелый взгляд был не то обещанием скорого воздаяния за все беды Девяти миров, не то заверением, что посильная помощь будет вознаграждена.
Давай, начинай уже.