- Что-то мне подсказывает, что мы выглядим совсем-совсем как ваны!
Прокрадываясь в полутьме к заветной шкатулке со всякими блестящими цацками, Фенрир особо не думал, что эти цацки реально что-то могут. Точнее он знал, что они на что-то, может быть, способны, но фактически ничего не проверял, кто и что тут может. Но как настоящему герою имени себя самого, обязан был.  На самом деле, дело было больше в зависти, потому что в смысле, Хель, которая не намного старше, что-то там делает, что-то интересное, а их не зовут. Почему она может уходить дальше, почему иногда они оставляют их вдвоем, а сами растворяются в рассветном тумане?

Фенрир вытаскивает пастью какой-то предмет, вертит не долго, больше слюнявит, жмет зубами, проверяя на прочность, метал неприятен на вкус, на самом деле, отвратителен и вяжет язык. Он действительно думает, что это просто круглая цацка. Не долгодумает, момент, уже на лапах нет шерсти, нет острых когтей, вспарывающих кожу, только впереди какая-то чушь на ребрах мешается, прыгает ещё так забавно. А еще, без шерсти холодно.  Совсем холодно коленками, запутанными в ткань упираться на камень, голыми ладонями чувствовать его фактуру. От него самого, от Фенрира, остаются только черные волны волос, лезущих  и в глаз и в ухо, кажется, в саму душу, кто придумал, такую гадость то. И уши, боже, эти уши, которые не прижмешь к голове, и которые где-то сбоку. Фенрир ошалело смотрит на Йормунганда, не понимая, не представляя и видит не его, вообще не узнает, чует запах, но глаза явно подводят. Перед ним кто-то жуть как похожий на Хель и который стоит! Не ползает, стоит!  Он подползает ближе на карачках и упирается человеческим носом в чужую коленку. Запах брата он ни с чем не спутает. Только голос другой шипит долгим звуком.

И отползает, все еще дальше, надеясь выкинуть амулет и найти что-то более интересное. Например,  амулет превращающий деревяшку в кусок мяса? Фенрир пытается сорвать с шеи цацку, но он не снимается она, в плане, вообще, не снимается, он пытается гибкими пальцами зацепить эту хрень, но она выскальзывает. Он хочет снять, но…
Мама разозлится.

Желание идти всем врагам, в которые резко угодила мать, аккурат рядом с утренней мухой, которую он не поймал, резко дало о себе знать. Хотя вставать как Йормунгант страшно. Две ноги кажутся такими тонкими, неустойчивыми, непрочными.
- Мы вернёмся раньше, чем они придут! Пошли!,
Голос, не изменился совсем, все тот же мальчишечий писк, с рычанием во фальцете. Фенрир опираясь на столешницу пытается встать, получается раза с третьего, но и стоит недолго, сразу падает назад, и глупо смотрит в стену. Красивую такую стену. Охрененную просто стену.

Отредактировано Fenrir (2020-08-03 15:46:20)

[indent]Бывают иногда, назовем это красиво, изъяны в системе, когда все идет не по плану, когда даже плана какого-то нет. Фенрир в очередной раз валится назад и собирает задом пыль,  камни и, кажется, паука. Это как наперегонки с ветром:  бег останавливает земля, которую ты прочесываешь носом. Фенрир смотрит недовольно, сердито пыхтит, покачивает хвостом, имитирую бурную мозговую деятельность. Смотрит на Йормунганда, который резко такой весь правильный-правильный, что зубы ломит, пасть слова не выплевывает. Сорвал с него амулет и был таков. Конечно, он то привык быть юрким, но что делать тому, кто всю сознательную жизнь двигался на четырех лапах? Как устоять на двух, когда там и кости тонкие, и лодыжки мягкие, и пятка. А брат всегда был таким скользким-скользким, словно вылизывал себя сутками к ряду.
[indent]Но амулета нет, недовольный рык, больше похож на скулеж таки вылетел. Его лапы снова короткие, покрытые шерстью и только хвост недовольно елозит по полу. Фенрир падает на спину и катается по пещере. Его голос уже в возрасте щенка — рокот, голос брата — журчание и шепот лесов. И когда он так шипит, это немного нервирует, в конце концов, они сами оставили шкатулку открытой! Что теперь бояться гнева. О! До него кажется доходит, медленно, не к месту, но доходит, потому что с какой стороны не посмотри, все они дети одной матери. Даже если не похоже друг на друга ни в анфас ни в профиль.
— Ты просто испугался. — Фенрир улыбается глазами и скалит белую пасть. — Мой братик такой тру-у-ус, — воет он, задирая морду к сводам пещеры, там что-то звякает, трескается и блестит. Сейчас рухнет что-то или налетят какие-то твари, гады, ваны. Но вой вообще сложно сдерживать.
— Я не возьму тебя с собой в лес больше, не возьму, не возьму, не возьму, — не известно, сработает ли это, но что ещё оставалось, вот оно, почти добрались до точки, шкатулка есть, амулеты есть, два шага из пещеры. В конце концов, он старше! — А то еще испугаешься тени, будешь громко плакать и Хель звать!
[indent]Среди троих детей Великанши, больше всех мозгов всегда было у Хель, не то чтобы Фенрир считал себя и брата тупыми, но это факт. На самом деле, он думает, что по жопе они точно получат, когда честная компания вернется, проболтавшись незнамо где сутки. Зато он точно будет знать, что еще могут мамкины цацки. Волк смотрел, отвел задницу назад и раскатался пузом по земле. Сложно сказать по змею «его лицо исказилось», морда Йормунганда ни капли не менялась, но физически Фенрир чувствовал напряжение и недовольство. Волк встал во весь свой большой рост.
[indent]Ну как встал. Громко сказано "встал". Раскорячился во весь рост!
[indent]Вслушивался и привыкал к родному телу. Кое-как поднялся, наконец-то плотно ощущая всеми четырьмя лапами землю и долго смотрел, не шлепнется ли. Не шлепнулся. Стоял ровно. Ходил тоже. Фенрир рвётся к брату, налегая всем весом, чтобы точно мистические кости захрустели. 
— Ну что тебе то, мы же не всю шкатулку берём, быстро сгоняем и вернём на место всё. Они даже не узнают! — на самом деле он уже зарится если не на все цацки, то точно на добрую половину.

Отредактировано Fenrir (2020-08-20 12:56:16)

— Всегда нужно делать только то, что хочешь!
Хороший брат бы побежал следом, хороший старший брат бы обнял, и бешено извинялся, кивая головой. Фенрир не был ни хорошим старшим братом, ни просто хорошим братом, он был существом, прыгающим дальше бесконечности, шелестел жизнью под лапами, существовал на желаниях, какое ему дело, как это — быть "хорошим братом", какое ему дело до того, что умещается в своих рамках. Волк оскалил пасть и стоило запаху Йормунганда утихнуть вдалеке, рванул к шкатулке, переворачивая и выгребая то, что осталось. Ему не понять, что можно остановиться и сделать мудро, например убрать всё на место и сделать вид, что ничего не было. Свернуться у огня в клубок и спать. Не признавал самое сочетание “ничего не было”, было, ещё как было, и будет, потому что сердце долбится о рёбра и хочет взрыва, садома и вишенку на шашлыке. Он ведёт когтями по земле и сжимая несколько брюликов в пасти, несётся в лес, к пустырю, огороженному валунами и крошевом ещё не исохшей росы. Там его никто не найдет, чудится ребенку, там он сможет вздохнуть и приступить к исполнению только что установленной мечты на сутки. Знать бы ещё во что это выльется.

Фенрир подкидывает амулет на тонкую ветку и проталкивает в веревку морду. Мать придёт — голову оторвет, обратно не пришить, но когда кому-то мешало это, когда впереди приключение и какая-то сомнительная перспектива. Ветка трещит, ломается, а тело меняется, меняется лишь иллюзорно, волнами чёрных волос вниз, тонкостью запястий, созвездиями родинок по плечам. Ему не нравится это тело, слишком хрупкое и неуютное, в нём нечему рокотать и можно испачкать платье. За платье будет обиднее всего.

Фенрир насколько возможно аккуратно опирается о дерево и пытается встать на обе ноги. Мир крутится вокруг, от высоты дико кружится голова и мешает думать, вихры пространства вокруг его носа. Он падает в на какой-то пень, растопырив ноги, по голой коже бегут мурашки и лапы словно чужие, не ему их пришили, кому-то другому, кто обещал держать тело, но не удержал даже мир. Он пытается снова, но снова падает, разбивая коленки, подползает на четвереньках к дубу и опять. На четвертый раз может устоять, но каждый шаг неловок, как у ребенка, оттопырив назад задницу, хромая, ковыляя очерчивая подошвами полосы по земле. Не сравнить с тонкостью походки матери, и тем более нечего сравнивать с грацией молодого волка, так, бездарное ковыляние растрепанной девицы с раздувающимися от бессовестности мира ноздрями и апатичной угрюмостью!

Но взгляд становится осмысленней, фокусируясь на тропе, что ведёт из леса в деревню. Первым порывом, который испытал Фенрир-человек, было хорошенько пожрать и может быть не упасть снова, таки дойти до отправной точки. И чем ближе он подходил к деревне, тем тело становилось послушнее. Возвращалась звериная ловкость и реакция, когда-то загущенные в вановском молоке и крови. Это было всё ещё его тело, но теперь оно ходило на двух ногах. А значит нет особой разницы. Вспышка эмоции мелькает в глазах всего на секунду, отравленной азартом, он всё ещё хромает, но наверняка может быть ловче и сильнее их всех! Сейчас он хочет найти что-то поесть, может спереть парочку вкусных стейков из магазина мясника, запах от жаренного мяса — одуряющий.

Отредактировано Fenrir (2020-10-05 14:16:15)

Странный. Мир ванов, наполненный звуками, движениями, запахами странный. С этими нелепыми ушами, которых касаются колючие волосы, длинные такие. С этими нелепыми тонкими запястьями, которые переломаются, если их сжать. Мир ванов полон новых вещей, интересных, пугающих, слишком настоящих, до которых хочется дотронуться. Он кипит жизнью, жует её и выплевывает, дышит каждой клеткой каждого существа. Манящий и ошеломительно незнакомый. Мир ванов другой. Фенрир идёт неумело по мощеной тропе, мимо рядов палаток и толп, чувства обостряются, от обилия постоянных ароматов скоро начинает мутить. Пальцы летят, как перья, — длинные такие, — по деревянным доскам прилавков. Всего спешат коснуться. Всё спешат прочувствовать. 

Место, где они жили до тошноты спокойное, тихое, неизменное. Вечное. Скучное. Мир ванов дурит быстротечностью жизни, каждую секунду меняется. Не серый и не страшный. Опасный. Фенрир не решается на что-то серьезное, просто смотрит по сторонам удивленно, хлопает большими вановскими глазами, и слушает собственные инстинкты. Если волк внутри хочет прыгнуть, то должен ли прыгнуть ван? Ему некогда думать, волк скалится и улыбается свободно и легко.
Внутри все разворачивается от радости и волнения. Он остается один в толпе. Такой же как толпа. Совершенно другой. Чувство глубокой тайны, известной только ему — превосходство с каждым ударом сердца. Ему хочется прыгать, крутить хвостом, но получается только хлопать ладонью в ладонь. По спине какого-то мужика и бежать, бежать, бежать.

Йормурганд скорее всего, вернулся уже домой, и спит. Он всегда был более спокоен, более разумен. Разительно отличался от громких ванов. А Фенрир свободен, не очень понимает что они говорят, их голоса закручиваются вокруг него, подобно обжигающему ветру, застревают в ушах, и мерещится, что они везде. Мимо бежит ребенок, мальчик, с красными-красными, большими щеками, мягкими и аппетитно молочными, с быстро-быстро бегущей кровью. Фенрир вздыхает след его запаха, тихого, вяжущего, смешанного с пряностями, густыми, точно глубокая зелень леса. Ищет другие. Спелых яблок. Мяса, от которого желудок прилипает к скелету и слюна капает вниз. Вырывает из смеси ароматов что-то легкое, знакомое, едва уловимое. Так пахнет костер, деревья у пещеры, так пахнут камни и вода.
Так пахнет его брат, маленький Йормунганд.

Но что ему, такому разумному и скучному тут делать?

Ложь. Обман чужого тела. Его брат свернулся в пещере клубком, сопит и думать не думает нарушать правила. Он же такой хороший, что рыка не хватит. Волк думает, что нет в этом мире места его брату. Он бы просто не пошел. Но что-то тянет за тонкой нитью запаха. Вот он придёт, поймет что ему показалось. И вообще, что еще ожидать от такого бесполезного тела! И будет чувствовать себя дураком! И Йормунганд будет ржать над ним, и говорить, что Фенрир просто тупой! О грудную клетку бьёт тяжелый амулет.

Девушка с душой волчонка сжимает кулаки, кусает губы испуганно, мотается туда-сюда, не решаясь, не смея сделать шаг. А потом плюет под ноги и бежит, как позволяют бежать две бесполезные штуки, которые вообще-то ноги. Словно сон, который сбылся. Фенрир всегда боялся открыть эту шкатулку, а там вместо камушек и маминых амулетов — паутина. Он не знает из какого времени этот страх и почему так часто ему снится.
Он спотыкается, падает, его поднимает какой-то противный мужик и от него пахнет братом. Волк скалится, бешено смотрит. Наверное, выглядит дико и напугано. Потому что в чужих глазах, он читает что-то непонятное, брови вана поднимаются углами вверх, рот открывается и радужка блестит так стрёмно, он видит своё отражение взволнованное. Мужик его тащит куда-то, где запах гуще, просачивается сквозь трещины на окне. Галька под ногами гремит, щекочет возбужденный слух и, отскакивая, царапает голые щиколотки. Летят полы тонкого платья.

Уже в помещение, которое пахнет его лесом, суют под нос какую-то посудину с водой, что-то спрашивают. Но сконцентрироваться получается только на запахе, который здесь везде. В каждой пылинки, в каждой досочке пола. Вода остается нетронутой, еще он будет что-то брать с рук какого-то вана! Фенрир приземляется к крышке подвала, рычит. Дергает ручку, мужик оттаскивает. Говорит, что-то про то, будто она похожа на ту воровку, что сейчас сидит там. Расскажи волчонку, как надо поступать в таких ситуациях, расскажи волчонку, что кусать чужие руки неприлично! Но никто не смеет трогать ни его, ни его брата. Волку плевать на слова тонкокожего.
Фенрир давит пальцами в зрачки мужика, он кричит, барахтается смешно. Иные запахи только приближаются и никого вокруг. Волк смиряется только когда мужик уже без сознания лежит и не шевелится.
— Йорма... Йорма!

Отредактировано Fenrir (2021-01-02 14:19:27)