Фенриру скучно. Это главная проблема Варинхайма. Фенрир может пережить и туман, кутающий стволы деревьев и скалы, и тишину, и своих соседей по ссылке, чей резкий запах первое время заставлял его чихать, но пережить скуку — выше его сил. Ни одного волка, чтобы составить ему компанию, ни одного двуногого, чтобы поиграть с ним в игры, только глупые олени, загонять которых ему не составляет труда даже в одиночку. Лишенный привычной стаи — отца, сестры да брата — сперва Фенрир много выл и скитался, беспокойный, по Варинхайму. Потом остыл. Потом соскучился.
    Скуку развевать приходит к нему обычно Тюр — единственный из асов, от кого не идет удушающей волной запах страха и тревоги. Тюр не боится, но и не нянчится, и если напрыгнуть на него со спины, грозно рыча в самое ухо — ударит, откинет в сторону. Фенрир проверял. Фенрир так делает всегда, для него это игра, небольшое развлечение в мире тумана и тишины, прежде чем получит свою порцию еды. В конце концов, олени после его прибытия тут достаточно скоро перевелись. Только остовы до сих пор лежат то тут, то там, наматывая туман на рога. На некоторых видны следы чудовищных зубов: то Фенрир грыз их, пока чесались зубы.
    Асы не знают, но скуку развевать к нему приходит не только Тюр. Папа приходит тоже, проскальзывает в Варинхайм, пока никто не видит, и папа не боится тоже. Папа хитрит чересчур часто, и Фенрир научился уже прислушиваться к сердцебиению, чтобы понять, обманывают ли его — но и сердцебиение папы иногда хитрит вместе с ним. На него Фенрир не наскакивает, ему Фенрир подставляет уши и шею, чтобы почесал загривок, слушает вполуха о деяниях асов в Асгарде — а иногда кусает за руки, рычит, щерится, не дается.
    В тумане не разглядеть, кто пришел нынче в Варинхайм, но Фенрир редко доверяет глазам: запах говорит больше слов — то папа его и незнакомец. «Тор», — разносится по лесу, тонет в тумане знакомое уже из рассказов имя. У Фенрира слух хороший, память — тоже, и помнит он отцовские слова, что скоро будет новая игра. Вот она. Фенрир поднимается на лапы, бежит трусцой от логова к тропке, ведущей меж скал, к сухому ручью, давно уж не приносящему воды. Бег его тих, ни ветка не треснет, ни птица не вспугнется — мало тут птиц, а какие остались, те знают, что не стоит выдавать себя волку.
    А вот папина поступь вспугивает одну, и Фенрир выныривает из тумана, чтобы толкнуть его носом в спину, глянуть на то, как тонкая улыбка взрезает лицо, и исчезнуть обратно. Обещал игрушку — и привел. Фенрир скользит в тумане, темная шерсть покрывается влагой, чуть тяжелеет, но бежит он легко, уткнувшись носом в землю, от одного следа к другому — вот и вновь сухой ручей. От Тора пахнет причудливо мускусом, озоном и старой тряпкой в дорожной пыли. А вот и сам он мелькает в тумане.
    Фенрир кружит вокруг, оценивает: совсем юн, по словам папы — самоуверен, местами безрассуден. Игривая натура волчья рвется наружу, и Фенрир воет в тумане: звук рассеивается, так что и не разберешь, где источник. Где-то в стороне другой зверь снимается с места и бежит, шумно перебирая лапами, выскакивает в русло сухого ручья — прямо к Тору. Неугодных, злых зверей сюда отправляет Один, демонических тварей и изуродованных монстров — Фенрир среди них самый злой, но не самый страшный внешне. Он не торопится показываться, только наблюдает: а то как испугается Тор простого чудища? А то как побежит? Али сразится?
    Папа предупреждал не убивать Тора, да Фенрир и сам представляет, каков будет гнев трусливого Одина. Но поиграть-то можно? Слегка. И он воет вновь, громче, протяжнее, как будто призывает стаю, а на деле — распугивает всех монстров, оставляя игрушку только себе. Сам-то не убьет, а другие могут. Вот и того, что уж выскочил на Тора, может, вообще съесть придется.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/25622.png[/AVA]

Отредактировано Fenrir (2017-10-01 04:34:15)

Терпкий запах крови разливается в воздухе, перемешиваясь с запахами туманного леса и скал, и Фенрир вдыхает с наслаждением. Железом и жизнью пахнет кровь юного аса — так не пахнет кровь местных тварей. Ее он чует тоже, но позже, когда вспугнутый им зверь вываливается на Тора и нападает, безмозглое чудовище. Звуки боя коротки: щелчок чужих зубов, прыжки двуногого по каменистой земле ручья, капающая вниз кровь. Оглушительный стук асова сердца. Испугался, но не побежал. Ужель у Тюра конкурент? Не может быть.
    Фенрир подбирается ближе, и туман клочьями оседает на темной шерсти, укрывает его, превращая в темный силуэт на фоне темных силуэтов — почти неразличимый. И тварь слишком увлечена Тором, чтобы услышать мягкую поступь, и это ее ошибка. Фенрир разгоняется быстро, но бег его все так же легок. На мгновение из тумана выныривает он, чтобы снести всей своей массой дурную тварь, мелькнуть перед расщелиной в камнях, откуда грохочет асово сердце, и скрыться в тумане вновь.
    Со злым рычанием зубы его смыкаются на шее зверя, тот взвизгивает, но это лишь раззадоривает Фенрира. Он валит противника наземь, вгрызаясь в чужую шкуру, прижимая лапами к земле. Зверь визжит, скребет по нему когтями, пытается вывернуться, бьет задними лапами оземь, но с каждым мгновением лишь больше наваливается на него Фенрир, лишь громче его низкий рык, от которого вибрируют мелкие камешки в устье ручья. Они возятся еще какое-то время: зверь вырывается, кусает Фенрира за толстую шкуру, но тот лишь рычит яростнее, кидаясь следом.
    У той же самой расщелины Фенрир ловит вырвавшуюся тварь, напрыгивает на спину, кусает за горло, где бьется под кожей и шерстью вена. Зверь падает, захлебываясь кровью, и знакомый мерзкий привкус наполняет пасть Фенрира, но он не разжимает зубов, пока под ним дергается еще живой противник. Несколько минут проходит, прежде чем все затихает в лесу: и визги зверя, и глухое рычание Фенрира, и только кровь хлещет из растерзанной шеи вниз по сухому руслу.
    Фенрир встряхивается, поднимаясь, и на темной шерсти его не видно ни следа от укуса. Рост его, напоенный минутной битвой — выше человеческого, глаза горят зеленым диким огнем, и весь он будто буря, воплощенная в волка: поворачивает голову и тянет носом воздух, и рычит тихо, будто раскаты грома вдалеке. Где ты, двуногий? Прячешься еще? Выходи. Никто не обидит; всех, кто мог, уж съел Фенрир давно. Слышится в этом рыке и угроза, и вольный смех, и слизывает Фенрир чужую кровь с губ и шерсти, переступая через тело поверженного зверя.
    Зеленые глаза смотрят вглубь расщелины меж камней, откуда пахнет мускусом, озоном и пыльной тряпкой, и страхом пахнет, и асовой вкусной кровью, и игрой.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/25622.png[/AVA]

    Сердце аса трепещет меж камней, как вспугнутая птица. Фенрир не полагается на глаза, глаза обманывают часто и подло, да и не так уж сильно волчье зрение, как волчий слух и нюх. Он чует Тора больше, чем видит, и ориентируется на звук одного-единственного шага из расщелины. Фенрир замолкает так же внезапно, как и зарычал, и тишина повисает тяжелым пологом над туманным лесом, ложится на спину ему, и ни лист не шелохнется, ни шальной олень не пробежит, ни птица не встрепенется вдалеке. Только асово паническое дыхание.
    С жизнью прощаешься, двуногий? Фенрир щерит клыки в недоброй ухмылке, выступает из тумана вперед, превращается из темного силуэта, из призрака, из слуха — в живого волка. И смотрит на Тора сверху вниз, и нет в его взгляде ни добра, ни зла, только свобода дикого зверя. Мораль двуногих чужда ему, но Фенрир помнит слова папы: не убий юнца, не смей — навлечешь на себя беду, неумно это, Одина гневить почем зря. Он может и бояться, но властью обладает и силой, и титул Всеотца за ним не просто так.
    В руках у Тора — меч, и Фенрир склоняет морду набок, будто насмешливо: думал, ас, зубочистка твоя меня возьмет? Думал, победа будет столь быстра, что не потребуется тебе и щита? Но ничего. Лучшее лекарство от безрассудства и самоуверенности — хорошая порция страха, и тогда в следующий раз юнец прихватит щит, а лучше — и вовсе не сунется. Будет жаль прощаться с игрушкой, со сладким запахом живой крови, с тягучим запахом страха, но Фенрир переживет. В конце концов, есть еще Тюр.
    Фенрир бросается вперед резко, без предупреждения, как будто отпущенное Тору на передышку время вышло, и нечего им больше ждать. Волки охотятся стаями, но Фенрир всегда был одинок — ни Хель, ни Йормунганд, ни отец не охотились вовсе, даже пока были рядом — а потому приучился делать все в одиночку. И бить точно с первого раза — прямо в горло, перекусывая вену, без которой жизнь угасает стремительно и неотвратимо.
    Но сейчас Фенрир не охотится. Сейчас — игра, и нападение его тоже понарошку, пусть то и неведомо будет мальчишке-асу. Не целится он Тору в горло, не намеревается лишить его драгоценной жизни, только припугнуть, заставить броситься прочь, бежать в страхе, позабыв и про гордость, и про отвагу, и про самоуверенность свою и про безрассудство. А потому прыжок Фенрира намеренно неточен, и вот-вот щелкнут волчьи зубы у самого асова уха, чтоб никогда не забыл этого звука — звука большой милости и удачи. Не всегда будет послушен Фенрир — однажды может и забыться, может и решить ослушаться папу. Или папа решит, что игры закончились.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/25622.png[/AVA]

    Зубы клацают громко, и снова повисает тишина. Двуногие ищут в тишине умиротворения, ищут спокойствия и уединения, но в этой тиши нет ничего, кроме напряжения. Ожидания. Тор закрывает глаза, будто готовится к смерти, и Фенрир внутри смеется, застывает, так и скаля зубы на ухо юнцу. Боишься? Правильно боишься. Но не бежишь — может, есть в Торе что-то и от Тюра, может, не столь он плох, как о нем говорит папа. Фенрир уважает тех, кто не бежит, хотя и испуган. Храбрость — не в безрассудстве, храбрость — в том, как обращаются со страхом: погибают ли под его гнетом или берут себя в руки.
    Фенрир понимает храбрость, видит ее кристально ясно, привыкший к чужому ужасу и страху. Нет никого, кто бы не отступал перед ним на шаг назад, не замирал бы, не вздрагивал — и папа, бывает, шарахается, и Тюр, и даже Хель с Йормунгандом, пусть и не показывают этого, но Фенрир чует. Он любит пугать и знает, как это делать. Тем ценнее редкие храбрецы, превозмогающие страх. Возможно, однажды найдется кто-то, кто не будет бояться вовсе. Фенрир боится и жаждет этого момента.
    Тор поворачивает голову, дышит вновь, и Фенрир может разглядеть его юное лицо — совсем не похожее на папино. Больше похожее на Одина, прямое, строгое, будто вытесанное с ошеломляющей искусностью, и глаза синие, и трепет в них. Почему не убил? А что толку? Явится сюда Один и высечет весь Варинхайм — не столько страшно волку, сколько неприятно от этой мысли. Он думает на мгновение перекинуться в двуногого, явить Тору человечье лицо, поговорить с ним на человечьем языке, но отметает эту мысль. Никому, кроме папы и брата с сестрой, не ведома эта его способность, да и не любит Фенрир тесное двуногое тело.
    Он не отвечает ни рыком, ни лаем, ни воем, только поворачивает морду и берет аккуратно меч Тора в пасть, сжимает зубы крепко, корежа металл, вынимает оружие из рук аса. Лезвие гнется под давлением клыков, сминается, и Фенрир отступает чуть назад, чтобы размахнуться как следует и отбросить меч далеко в сторону, туда, где его съест туман. На языке противный вкус металла, и он тихо фырчит, смотрит прямо в лицо Тору. Останешься здесь даже безоружный? Али побежишь к своему отцу? Не будет тебе ответа на твой вопрос — сам гадай, почему в живых остался. Была ли это милость или удача, или просто волк был сыт, или родство твое сыграло свою роль — а с Одином иль с Локи, то сложно узнать.
    В одном уж точно прав был папа: упрям Тор, раз до сих пор стоит. Упрямство и храбрость — не самое худшее сочетание, а вот есть ли там внутри глас разума? Инстинкт самосохранения? Второй раз пугает Фенрир юного аса, но на этот раз не к горлу бросается, а в ноги, того и гляди — схватит, оставит кровавый след от зубов на асовой плоти — беги, дурак, беги, если жизнь дорога! Не стой на месте, не умеют звери говорить на человечьем языке — или не хотят.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/25622.png[/AVA]