Вместе со свежим ночным воздухом его ноздрей коснулся знакомый сладковатый запах с примесью еще более знакомого железистого. Кровь и разложение. Там, внизу, в пустом сейчас, саду, наблюдалась фигура. До боли знакомая фигура. Ветер трепал порванный зеленый плащ, доспехи уже не сверкали золотом, как прежде. Локи стоял там и смотрел на него белыми, неживыми глазами. И стоило только Тору встретиться с ним взглядом, призрак шевельнулся, подался всем телом вперед. Мгновение. И вот уже он стоит на балконе покоев старшего принца.
- Ну здравствуй, брат. Могу я... Войти? - Все та же улыбка на бескровных, серо-синих губах, почти такой же голос, если не считать странной хрипоты и полного отсутствия эмоций. Локи замер у порога его спальни, чуть покачиваясь, глядя с надеждой.
- Знаешь, там, на пустоши, так холодно. И эти ужасные пески и камни. Ветер дует постоянно, крошит камни, засыпает мелкой крошкой. Больно. Даже сожрать меня некому. И трава не прорастет. Я так хочу погребения, Тор. Чтобы отправиться к остальным. Я очень устал и замерз. - Он и не говорит вовсе, просто перед внутренним взглядом Тора плывет все то, что хочет сказать ему призрак. А сам гость молчит, беззвучно шевелит губами, нет у него дыхания, чтобы мог он выдохнуть свои жалобы вслух. Вблизи от младшего принца куда сильнее разит кровью и разложением. Теперь можно рассмотреть и кровавую рану, почерневшую, сочащуюся, и побелевшую радужку - такая бывает только у мертвецов. Вроде и видно еще её и зрачок, но так, словно их затянули белесой пленкой, отчего цвет почти неразличим. Помимо запаха, от Локи разит могильным холодом, какой-то, безумной тоской и болью в сердце, так, что кишки сворачивает в узел и в груди сама образуется дыра, в которую выходит все тепло и дыхание, стискивает ребра тисками так, что не вздохнуть больше. Кажется.
А брат, все еще, улыбается, почти жалобно, тоскливо, с тихой затаенной надеждой, почти уже растаявшей, да с привычным высокомерным видом - не давать же Тору увидеть, как ему плохо. Он безоружен и, одновременно кажется и бесплотным, и материальным, будто бы, не то сам труп, не то дух его, страдающий от неупокоенности, встал и пришел в Асгард,  чтобы обвинить родных в жестокости и предательстве, коими они наградили его взамен его самопожертвования, лишив даже должного похоронного обряда.

От звука собственного имени гость вздрагивает, болезненная мука прокатывается по мертвому телу судорогой, вызывает какой-то жуткий стон, звучащий за гранью, в голове, во всем мире. Пустой взгляд становится яснее, он молит, безвольная рука поднимается, тянется к Тору в бессильной попытке коснуться, найти опору. Он словно теряет равновесие, едва не падая и делает еще шаг, утыкаясь в порог. Из приоткрытых губ звучит тихий шелест, словно труп силится издать звук, ответить не образами, а голосом, доказать Тору, что вот он, Локи, стоит перед ним и молит о помощи. От усилий из раны выплескивается черная кровь, свернувшаяся, густая до такой степени, что просто не может течь и застывает на камзоле сгустками, падает на пол уродливой массой. От этого запах становится резче, смешивается, мутит разум, давит на виски приторной сладостью и болью.
Вместе с вонью, в голову приходят образы, видения, болезненные воспоминания. Тор бьет Локи вместе со своими дружками. Тор рвет драгоценную книгу. Тор сталкивает Локи в озеро и все хохочут, пока младший принц пытается спасти из воды свитки. Дурацкие стычки, тренировки, заканчивавшиеся для Локи у лекаря, подначки, насмешки, наконец, самоуверенные Торовы слова, брошенные в лицо брату, о том, что только он достоин трона Асгарда. Все это звучит по-новому, не смешно, неправильно, ужасно. Теперь Тор сам стал гонимым, он видит глаза брата, чувствует его сердцем, его обиду, боль, как физическую от драк, так и ту, что таилась внутри, ледяным комом сковывая нутро, поглощая тепло, добро, любовь, порождая ярость и зависть. Теперь Тор маленький и худой, он - Локи, он терпит все то, что годами, столетиями от души дарил младшему принцу. Его захлестывает ядом обид. И, наконец, осознание собственной уродливости, чужой для Асгарда крови, понимание этой недолюбви отца.
Тора выбрасывает из видений хлесткой оплеухой знания, тело сковывает холод, ползущий от гостя, ноги почти онемели и рук не поднять. Но намного сильнее холод воспоминаний, сжимающий сердце в когтях. Локи смотрит на него прежним белым взглядом, моляще, жалобно, совсем не зло. Наконец, он сипло втягивает воздух, разжимая зубы, вспоминает, как надо дышать, чтобы издавать звуки, зовущиеся словами, внутри что-то клокочет, сухо потрескивает, сипит и булькает. Он медленно шевелит губами и выдыхает вместе с черными потеками крови из уголков рта, пачкающими подбородок и шею:
- Я сделал это не для него...

Слезы раскаяния и те самые слова, что могли бы растопить самое замерзшее сердце своей надрывной искренностью, для гостя выступают, кажется, в  качестве разрешения войти. Он проясняется взором, делает шаг через порог.
Тор слишком раздавлен, чтобы поднять голову и увидеть, как на мертвом лице, всего на мгновение, пробуждается одна-единственная эмоция. Торжество. Губы Локи подрагивают в усмешке, в глазах просыпается живая сила, сквозь мертвую маску проступает вполне живой и довольный собой Хитрец. Но все это - лишь вспышка того живого, чем был он когда-то. Гаснет это все прежде, чем оказывается замеченным. Призрак медленно подходит и стоит над асгардским принцем, немым упреком, верным стражем, ожидающим просителем. Он смотрит не мигая, и вовсе не боится молота, которым ему только что угрожали. Ну право, что может сделать в мире сна оружие, призванное сокрушать материю, против духа, неупокоенной души, лишенной всякого источника.
- Я выбрал. Не отрицаю, брат. Я сделал это не для него... Для тебя. - Он больше не пытается говорить вслух - это слишком тяжело дается. В голове Тора, вновь, звучит бесплотный голос, когда-то, такой насмешливый и ядовитый, теперь же, печальный, полный неприкрытого страдания и тоски.
- Я не лгу, брат. И ты это понял. Разве _эти_ воспоминания могут быть известны кому-то еще? - Локи медленно опускается на колени рядом. Его тело натужно стонет, скрипит и булькает внутренностями, вызывая отвращение у самого стойкого и привычного к подобным зрелищам. Ледяная рука касается руки Тора, пальцы слишком сухие, кожа на них потрескавшаяся, неживая. Он осторожно гладит тыльную сторону ладони.
- Я чужак. Но я вырос среди вас. Ты сам зовешь меня братом, Тор. Неужели, я недостоин погребения, так, как того требуют традиции Асгарда? Я не заслужил покой? Знаешь, я голоден и мне холодно. Ты можешь согреть меня? Или накормить? - Он совсем близко, вкрадчивый голос, по-прежнему, звучит в голове, но губы Локи почти у самого уха асгардского принца, слышно даже, как сипит в нем воздух, который гость пытается, по старой привычке, оставшейся от жизни, вдыхать. Как ни странно, запах от него не усиливается так, чтобы Тора скрутило в жестокой рвоте, рядом с ним можно дышать, пусть вонь никуда и не девается.

Локи не пытается укусить, нет. На его взгляд, еще рановато переходить к этой части сказки. Тор слишком подозрителен и раньше времени снимать маски не хотелось бы. Впрочем, братцу было достаточно и собственного воображения. Принц почувствовал, как тот вновь погружается в видения, отдается на волю собственного больного воображения и, вуаля!
Чертов Мьёльнир! Локи едва не выдает себя, в последний момент сдержав недовольное шипение и выпад в сторону молота, который, какая ирония, вовсе отсутствует в этом сне, являясь лишь воображением Тора. Значит, не поддался еще громовержец его чарам до конца, значит пытается еще отрицать свою вину, свое отвратительное бездействие по отношению к нему, бедному Локи, принесшему себя в жертву. Кстати, он ведь даже иллюзию своего тела оставил в тех пустынных песках, на случай, если старший брат решит вернуться за ним, дабы отдать дань уважения и провести достойный ритуал погребения. Его надежды остались только надеждами и теперь Локи пришел мстить.
Стоит Тору отшатнуться и его гость теряет равновесие, падает на локти и ладони с гулким сухим ударом, едва не ткнувшись лицом в каменный пол, и, с заметным трудом, снова садится, оставляя на полу кроваво-черные капли. Когда он вновь поднимает на Одинсона взгляд, в нем нет ни капли злости, ненависти или жажды крови. Лишь прежняя тоска, да примешавшаяся обида за незаслуженную жестокость. Он смотрит, как и прежде, без страха перед гневом принца и силой его молота, словно и не является вовсе злым мороком, тварью, подосланной убивать, словно верит в то, что родной брат не тронет его ни за что на свете. Даже упоминание имен родителей не гонит его прочь. Только вот, при звуке имени Фригги, мертвец вздрагивает всем телом и жалко ссутуливается, опускает голову, плечи, весь, словно, потеряв силы. А потом, до Тора доносятся тихие стоны и всхлипы, сдержанные рыдания, которые, как и прежде, звучат лишь в голове, пронзают мозг тысячей игл. Сидящее же на полу тело беззвучно роняет кровавые слезы. Сочится сукровицей и его рана, от толчка снова открывшаяся. Руки безвольно лежат на полу и сам Локи кажется еще более несчастным.
- Мне некуда идти, Тор. Кроме пустоши. Но там холодно и... Матушка... Зачем ты гонишь меня её именем, когда, даже в посмертии я не могу коснуться её добрых рук? - Пока Локи смотрит на Тора пустыми глазами с кровавыми потеками слез, пока отвлекает его внимание своим искренним горем, молот, ненавистный молот, утопает в полу, как в трясине, беззвучно уходит прочь из сна, подвластного сейчас совсем не сознанию асгардского принца. За окнами встает густая темнота, ватная, вязкая, такая, в которую не ступит даже отважный бог, ибо она кажется материальной, готовой удушить все живое. Впрочем, она тоже остается незаметной для Тора, а через мгновение  проясняется, все еще чернильная, но уже не осязаемо-густая. А за ней... За ней кроется каменная безжизненная пустыня Свартальфахейма. Пустыня, безмолвно ждущая.

Отредактировано Loki Laufeyson (2017-10-09 22:27:42)

Иллюзии? Внутренний Локи изгибает губы в улыбке, довольный, да что там? Он хохочет. Теперь брат точно попался. Пропал его страх, он больше не верит в то, что под маской несчастного Локи, к нему пришел монстр, желающий сожрать его душу. Он верит, верит, что перед ним сидит погибший младший брат.
Тор больше не сомневается, протягивает руку призраку, так, как сделал бы это раньше. Больше всего, гостю хочется сейчас разыграть того самого монстра, в существовании которого успел разувериться главный герой сна. Кинуться вперед, впиться острыми ядовитыми зубами в руку, терзать, сорвав с губ крик страха. Не время. Вместо этого, Локи смотрит слепо, неуверенно дергает уголками губ в попытке скроить улыбку, отчего подсохшие потеки крови ссыпаются шелухой на пол. Он подбирается, тянется навстречу и осторожно, даже боязливо вкладывает ладонь с хрупкими высохшими пальцами в горячую руку громовержца. А потом опирается и встает, не сразу справившись с непослушным телом, стоит близко-близко, смотрит прямо в лицо.
- Иллюзии? Вина? - Он робко тянется ближе, устраивает ладонь на груди Тора, гладит его там, где за клеткой из рёбер бьется сердце, улыбается мечтательно, жалобно. - Ты думаешь, я пришел пугать тебя, брат? Душа выглядит так, как чувствует себя её тело. Если оно лишено обряда, если не упокоено и томится в физическом мире, то и дух будет зеркалом, отражающим материю. Говоришь, твоя вина искуплена? - Локи укладывает голову на плечо принца, прижимается виском, глядя на бьющуюся жилку артерии на шее, обнимает его второй рукой за пояс, приникнув всем телом, пачкая собственной кровью.
- Ты не виноват в этой ране. И в моем выборе. Но искал ли ты мое тело, брат? Питал ли надежду на то, что меня еще можно спасти? Ходил ли ты по камням Свартальфахейма до изнеможения, чтобы найти меня? - Локи бос, как и полагается мертвецу, он неуверенно переступает с ноги на ногу, будто выдавая озноб от непроходящего холода, идущего от холодных пустошей его могилы. Он ластится, как ребенок, потирается щекой о плечо, щекочет мягкими волосами кожу, от его тихого голоса сознание, снова, мутится, плывет, кажется, что он дышит в шею, опаляя кожу теплом. Запах уже не тревожит, он становится сладковато-цветочным, медовым, качает на своих волнах, заставляя расслабиться, захотеть обнять в ответ, прижать к себе, спасти от всего мира, кажется даже, что их согревает солнечный свет, от которого размаривает. Гость нашептывает Тору воспоминания, в этот раз, не страшные, а братские, теплые, убеждает, что давно простил и не злится, что не винит брата ни в чем, что виноват был сам в своей злости и зависти, а сейчас лишь просит об одном единственном - покое.
Спальня сужается до круга тусклого света вокруг них, за спиной асгардского принца медленно оживают и тянут когти гротескные тени, от ног Локи по полу расплывается ядовито-зеленое гнилостное свечение, лишающее всяких сил, разливающее в теле смертельную усталость и слабость.  А ласковые пальцы на груди одним плавным движением вдруг впиваются в кожу, проникают сквозь плоть, вплавляются, подобно острым раскаленным клинкам, сжимаются на сердце капканом и стискивают его так, что сбивается пульс. Морок оплетает Тора, сливается с ним, течет, теряя человеческие черты, сквозь поры всасываясь в тело зеленой дымкой. Дыхание разрывает грудь острой болью, сердце заполошно рвется из тисков, но отбрасывать от себя уже некого. Поздно. Локи с ним рядом больше нет. Локи внутри него, он сам теперь - Локи. Замерзший, бессильный, босой.
- Я жду, брат. Иди ко мне. Шагни мне навстречу. Посмотри мне в лицо. Укрой меня. Поклонись. Выполни. Свой. Долг. - Голос везде, отражается эхом от черепной коробки, втыкается в мозг ледяными клинками, кажется, сердце вот-вот разорвется, тело подчиняется плохо, немеет, несуществующая рана в груди болит и тянет. - Я отпущу тебя, когда ты это сделаешь. Или нет. С тобой так тепло. - На грани сознания раздается знакомый смех, а окно переплавляется, превращаясь в ворота, за которыми бесконечные серые пустоши, укрытые тьмой.

Отредактировано Loki Laufeyson (2017-10-10 00:19:30)

Локи празднует победу. Локи смеётся. Локи в эйфории скользит бестелесными пальцами по телу Тора, лаская, наслаждаясь этой пленённой силой. Он забывается, теряет на мгновение контроль, увлёкшись, поверив, что могучий брат сдался ему, сломался, готов на всё, ради примирения.
И кричит.
Корчится, забиваясь в угол от ударов-воспоминаний, шипит, пытается прикрыться руками, роняет черные капли свернувшейся крови. Нет, не падает морок, не меняется вид гостя, не всплывает истинная сщность чудовища, якобы прикрывшегося маской младшего принца. Это всё ещё он, Локи из Асгарда. И он, всё ещё, безвозвратно мёртв, покрыт струпьями засохшей крови и шелушащейся кожи, смотрит бельмами глаз, пусть и расширенными от боли и страха, но мертвыми, прикрывает рану, раскрывшуюся, болезненно вывернувшуюся краями, будто все удары невидимого клинка попали только в неё. А потом падает безвольной куклой, вытекает из тела Тора, лежит у его ног сломанной игрушкой, тихонько поскуливая от обиды. Золотое сияние ширится, разгоняет мрак, ползет к вратам и они рассыпаются мелким крошевом ложного зеркала, за которым, вновь, лишь окно и дверь на балкон, за которым темно-синее бархатное небо, полное алмазных звезд, свежий ветер и тихие переклички стражей-эйнхериев. Страшный черный морок рушится, рассыпается серой пылью, скрипящей на зубах, подобно той, что носит ветер в пустынях Свартальфахейма. Да и пыль эту уносит свежим ветром из окна. Остаётся только Локи. Несчастный, больше похожий на груду костей, пополам со старым тряпьём, тихо вздрагивающий в золотом сиянии у ног брата. А потом и его уносит серой пылью ветер. Сон, вновь, кутает асгардского принца в уютное тепло, ускользает, уступая место пробуждению.
***
Тор находит себя на собственной кровати, раскинувшимся среди смятого белья. Под боком тихо вздыхает и шевелится кто-то. В комнату льется медовый солнечный свет, занавеси колышет ветром, воздух свежий, легкий, сдувает остатки тяжкого сна. Рядом тянется сонной кошкой хрупкая дева, садится, вся, как в плаще из длинных золотых локонов, прикрывающих обнаженное тело. Она и сама медовая, как утренний свет, неуловимо-похожая на Сиф, но золотая. Она улыбается сонно, склоняется, укладываясь на грудь Тору, ласкается, не зная, какую страшную ночную битву выдержал её принц.
- Доброе утро, мой принц. - Мурлычет она куда-то в солнечное сплетение. - Приготовить тебе ванну или подать вина? Или... Ты хочешь еще немного понежиться в постели?

Девушка обиженно прижимает тонкие руки к груди, надувает губки, смотрит на Тора с детской обидой, совсем не страшная, живая, обычная, желанная.
- Принц, ты сам привел меня вчера. Из таверны. Я - Линн! Ты говорил, что я похожа на твою женщину, только нежнее, что тебе нравится, какая я мягкая и не ношу доспехов. Если ты не хотел, чтобы я осталась до утра, то стоило просто предупредить. - Глаза девушки вспыхивают обидой, гордостью, задетой за живое. Она - асинья, пусть и не с мечом, но никуда не делся дух валькирии, присущий всем женщинам Асгарда.
- Ты ворочался всю ночь, стонал, звал кого-то, кажется, это было имя. Даже кричал и отбивался. А еще, хватался за грудь, посмотри, расцарапал себе кожу совсем. - Она ткнула пальчиком в то самое место, куда впивались пальцы ночного гостя. Там, на коже, были совсем свежие царапины, правда, совершенно точно не мистические и не подаренные потусторонними силами. Они были такими обычными, живыми, да и кровь на ногтях собственной руки ясно говорила об их происхождении.
- Ты был весь в испарине, я даже вставала, чтобы положить тебе на лоб мокрое полотенце. Вон, смотри! - Девушка указала в сторону подушек, где между ними еще валялось скомканной кучей упомянутое полотенце. - Я думала, у тебя жар. Даже твой молот вибрировал, словно собирался с размаху влететь в постель. Я верю, что он - доброе оружие, но было страшно. А я, всё равно, осталась. И теперь ты гонишь меня, будто я сама пробралась сюда ночью. - Губы Линн вздрогнули, будто она собиралась, как и любая другая чувствительная и эмоциональная женщина, заплакать. Не заплакала, вздернула подбородок, смаргивая слёзы и не стала ждать ответа, прихватила простыню, выбралась из кровати, принимаясь искать на полу свои вещи. Её движения, фигура, мимика - все это напоминало Сиф настолько, что казалось, кто-то пошутил, подарив его боевой подруге золотые косы вместо привычных черных.

Линн и сопротивляться не стала. Как и любая девушка, мечтающая о постели Громовержца, она считала, что сопротивление требуется лишь для обострения желания, а потому, для порядка, чуть подергав руками и попытавшись отпрянуть, полыхая на Тора медовыми глазищами, она, почти сразу, передумала. Простыня упала, обнажая тело, она сделала навстречу шажок, другой, прогнулась в объятиях, прижимаясь и сама обвила шею принца обеими руками, позабыв, что собиралась  уходить.
Локи. Тот, чье имя, так же, как имя "Линн", состояло лишь из четырех букв, даже начиналось на ту же букву, что он сам считал отдельной тонкой иронией, которую толстолобый братец не оценит и не поймёт, удобно устроился в любимом кресле Тора. Само собой, он не собирался играть роль любовницы асгардского принца, для этого у него было достаточно воображения и магии на иллюзии. Это было бы слишком большой честью для того, кому он,в ообще-то, пришёл пакостить. Так вот, Локи удобно сидел в кресле, даже сотворив себе бокал драгоценного ванского вина, куда более утонченного, чем то пойло, что предпочитали эйнхерии и их повелитель. Конечно, вино было не больше, чем иллюзией, как впрочем, и все в этой комнате. Но, не мешала ведь иллюзорность Линн Тору уже оттащить её в кровать и нависнуть сверху. Локи беззвучно рассмеялся и вовремя щелкнул пальцами, чтобы золотые локоны красиво рассыпались по простыне, оттеняя матовую золотистую кожу и тонкий гибкий стан, подчеркивая, насколько  _эта_ Сиф лучше и желаннее, чем её оригинал. О да, это можно было считать воплощением той самой идеальной фантазии, которую, обычно, придумывают себе выпившие мужчины, в лице первой встречной женщины, и, соответствовать которой втайне мечтают почти все женщины. Так что, братец должен был быть благодарен ему, Локи, за такой подарок, за _идеальную_ Сиф.
Тем временем, девушка выгнулась под Тором, улыбнулась ему томно, зарылась тонкими пальчиками в гриву волос, царапнув затылок ногтями. Она не просто послушно выполняла желания раззадоренного принца, как делали это случайные служанки, попадавшие в его постель в прошлом, она сама принимала участие, диктовала свои правила, дразнила его. В конце концов, она извернулась кошкой и опрокинула принца на спину, оседлав его бедра. Улыбка, которой Линн одарила его, казалась смесью меда и яда, одновременно, невинная, как у ребенка и нагловатая, уверенная, обещающая Громовержцу, что это утро ему очень понравится.
Мягкие ладошки огладили грудь Тора, скользнули по бокам, ногти царапнули живот едва-заметным намеком на ласку. Линн склонилась к асгардцу, чуть наметила поцелуй, прихватив губами его губу, позволяя волосам ссыпаться занавесью, укрыть его от окружающей действительности, сузить мир до них двоих и заставить смотреть только на неё.
Локи отставил бокал. Точнее, он просто отвел руку и выпустил его, позволив иллюзии растаять. Было не до вина. Он нахмурился, созерцая сложившуюся картину, беззвучно шевеля губами, заставив время в этом сне застыть. Он решал. Как решал бы видеомонтажер, остановивший видео на экране, выбирающий, какой кусок присоединить следующим. Получалось, что основных пути два: дать Тору закончить начатое и вскрыть карты позже, насладившись его ужасом от случившегося. В конце концов, для асгардской златовласки разделить постель с собственным ненавистным братцем - тот еще позор (главное, не ставить его в известность, что то была лишь иллюзия). Как бы он и вовсе потом с Биврёста головой вниз не кинулся от такого собственного морального падения. Локи захихикал. Нет, определённо такой вариант был ему очень по вкусу, вот только не хотелось потерять Тора так легко и просто. Нет, он собирался от души глумиться над братом, пока ему это позволяет Судьба и собственная хитрожопость. С другой стороны, можно было прямо с этого момента, с размаху, уронить драгоценного братца в очередной виток кошмаров и там утопить. Но, толстокожесть и упёртость его вызывали сомнение. Не оценит, ведь, собака, тонкости и продуманности кошмара, не поддастся всем этим психологическим приёмам и, снова, поломает идеальное тонкое кружево ужаса, так любовно сплетённого Локи. Решение напрашивалось само собой. Хитрец улыбнулся, выдохнул и снова щёлкнул пальцами, запуская своё видео вновь.
Линн улыбнулась в губы Тору, копируя усмешку своего создателя, но пряча её за нежной невинностью. Она  прогнулась, прижалась грудью к груди, позволила себе притереться всем телом, ласкаясь и, не встретив сопротивления, осмелела окончательно. Резко распрямившись, она встряхнула золотой волной волос, вздёрнула нос, упёрлась ладошками в живот принцу и, приподняв бёдра, плавно опустилась на его член. Замерев, прикрыв глаза, мелко вздрагивая, она несколько секунд просто кусала губы, вся вытянувшись в струнку, напряжённая, втягивая воздух с тихим шипением. Но, прошло мгновение, другое, ресницы девушки затрепетали и она медленно расслабилась, выдохнула, приоткрыла глаза, затянутые поволокой желания, облизнула прикушенную губу и маняще улыбнулась Тору. Плавно прогнув спину, перенося вес на руки и колени, тесно сжавшие бёдра Громовержца, она позволила себе попытку двинуться. И застонала. Так, что даже Локи в своём кресле, сам себе, мысленно зааплодировал за такой откровенный концерт по заявкам, от которого встало бы и у мёртвого. А Линн не дала принцу времени на мыслительный процесс. Она прижмурилась, прогнулась еще больше и принялась двигаться длинными, тягучими толчками, словно издеваясь, слишком медленно и плавно, слишком глубоко. Она, и правда, была воительницей, правда, не совсем в привычном понимании этого слова. Впрочем, когда казалось, что Тор больше не выдержит, схватит, уронит на кровать и подомнёт под себя, взяв процесс в свои руки и задавая совсем иной ритм (Уж Локи-то видел, как у брата нетерпение выливается через уши), Линн вдруг остановилась, снова выпрямилась, а затем, выгнула спину, склоняясь к принцу, как прежде, заслонив его от мира вокруг занавесью волос. Ей даже пришлось встать с его члена, чтобы склониться губами к самым губам, чтобы заставить раскинуть руки и упереться в его запястья руками.
- А теперь, придёшь ко мне, братец? - Промурлыкала она ему в губы с торжествующей улыбкой и расхохоталась. Морок разлетелся, обращая златовласую деву в ухмыляющегося Локи. Кровать уже не отпустила асгардца, обратившись в густую трясину болота, которой нипочём была даже сила Громовержца. Она засасывала, поглощала тело Тора, пока Локи самодовольно смеялся, наблюдая. Когда в жиже скрылось и лицо и, казалось, тут-то ему и задохнуться, вокруг образовалась пустота, в которую принц и обрушился. В которой его оплели золотые локоны, подвешивая над бездной в абсолютной тьме, как спелёнутую паутиной муху.

Отредактировано Loki Laufeyson (2017-10-13 00:37:38)

- Ууу, наш гордый живой принц асгардский обиделся? - Захихикал голос Локи, одновременно находясь повсюду и в голове Тора. - Ну что ты, брат, тебе не понравился мой маленький подарок? За что ты так меня ненавидишь? Сам наслаждаешься вином и женщинами, греешься под солнцем, всеми любим. А я? Только ты у меня и есть. Только ты и мог мне помочь, но... - Протянул он жалобно и захныкал, в мгновение сменяя радость горем, как делали это неупокоенные души, отчаявшиеся найти Путь, совершенно сумасшедшие от вечной муки посмертия. Он затянул какую-то дурацкую считалку из детства, потом принялся жаловаться на хулиганов, порвавших его книгу и злого старшего брата. Будто бы лился поток воспоминаний, освободившийся из оков души. Правда, всё это время, золотые волосы продолжали стягиваться вокруг торса и конечностей Тора, сдавливать его горло, не выпуская из силков.
Всё кончилось совершенно внезапно. Темнота лопнула и осыпалась серой пылью каменной пустыни, волосы-путы обратились в пепел. Казалось, что хозяин сна просто лишился остатков сил и воли. Вокруг были глубокие сумерки и всюду, куда ни глянь, пустое каменистое поле, обдуваемое ветрами. Да впереди, будто в круге света, сидел слишком-знакомый силуэт, обняв коленки и тихонько жалуясь. В темноте было не понять, но сидел он рядом с кучей тряпок. Впрочем, стоило чуть присмотреться и становилось понятно, что это не что иное, как то самое проклятое не погребенное тело, из-за которого Громовержцу сегодня так повезло со сном.
Локи сидел рядом с собственным трупом, не поменявшим даже позы с их последней "встречи", разве что, занесённым каменной пылью, да потерявшим товарный вид окончательно. Призрак поднял голову, стоило лишь сфокусировать на нём внимание. Он казался таким близким, но сделай шаг вперед и пространство растягивалось, не подпуская.
- Что, убьёшь ещё раз, брат? - Обиженно выплюнул он, вставая. Не такой страшный, каким пришёл в самом начале, но призрачный совершено точно.
- Вот твоя Линн, Тор. - Он поднял руку, извлекая из складок плаща золотисто-медовую двухголовую лилию - цветок с двумя бутонами, растущими из одного черенка. - Я подарил её тебе! Показал, какой красивой может быть твоя женщина и дал то, о чём мечтало твоё сердце. И твоё тело. А ты... Ты выбросил меня из головы тот же миг, стоило лишь коснуться её! Ты изгнал меня, ни мгновения не сожалея о том, что причинил боль снова! Зная, что я тут. Плотские радости для тебя оказались важнее по утру, чем простая мысль о том, что после такого сна стоит печалиться, а не тискать женщин, Тор. - Локи бросил цветок и тот упал к ногам Громовержца. Горько поджав губы, он улыбнулся, знакомо, гордо вздёрнул подбородок, распрямил плечи, позволяя себе, хоть ненадолго, стать собой прежним.
- Тебе всё равно, брат. С самого начала было всё равно. Твои женщины и твоя слава всегда были важнее. Что же, пусть так. Бедный Локи останется тут. Но знай, брат, даже отсюда я могу лишить покоя твои сны. Я был лучшим магом Асгарда и, поверь, даже это состояние не лишило меня способности управляться с магией. Однажды, я найду Путь. И тогда, Тор... Уходи. Повернись спиной и уходи, если хочешь проснуться. - Пространство сжалось, позволяя асгардцу оказаться рядом, но, пожелай тот кинуться на Локи, схватил бы лишь пустой воздух в метре от призрака.  Мир вокруг померк, рассыпаясь мелким песком, стал почти прозрачным Хитрец, занесло окончательно пылью труп у его ног.

Локи вздрогнул, поднял брови, глядя на Тора изумленно и неверяще.
- С тобой, Тор? Куда? Быть личным призраком за твоей спиной? Подслушивать чужие разговоры, просачиваясь сквозь стены, чтобы ты был в курсе всех заговоров? Или создавать тебе видимость прежней идиллии? Куда мне идти, если дух мой привязан к телу? - Он хрипло и горько рассмеялся, почти растаял, оставляя видными лишь голову и плечи, будто терял силы с каждым мгновением, выцветая на глазах.
- Всё, чего я хотел, это увидеть тебя, склонённым надо мной. Поверить, что тебе не всё равно. Что это важнее трона, власти, славы, величия. Я хотел верить, что семейные узы существуют, брат. Но для вас я - подобрыш, чудовище, и не стою того, чтобы попытаться понять меня. Иногда, душу держит не тело, а совсем другие вещи. Например, неисполненное желание. Ты ведь знал, чего я хотел с самого начала? - Призрак замолк, глянул с надеждой, но сразу почти хмыкнул и ядовито усмехнулся. - Ах да, вы же все решили, что я жаждал трон. Ты с самого начала ничего не понимал. Жаль, что ты не пришёл сюда после боя. Это всё изменило бы Тор. Абсолютно всё. - Локи выцвел ещё больше, едва-различимый на сером фоне. - Уходи. Теперь ничего не изменить, ты сделал свой выбор. А я - свои выводы. - Локи окончательно растаял, оставляя брата наедине с пустыней и холмом песка на месте трупа.

- А что, братец, примешь под крыло, введёшь под руку во дворец и всем запретишь плевать мне в спину? - Вдруг, мурлыкнул Локи на ухо Тору, обнимая сзади, почти неощутимый за спиной, будто не решил еще, остаться бесплотным духом или обрести иллюзию тела.
- Может, ещё издашь указ, по которому казнён будет каждый, кто посмеет перешёптываться по углам, что принц позволил отродью вернуться в семью, прогнулся, ослаб душой и поддался чарам мерзкого колдунишки? - Хитрец рассмеялся тихонько и потёрся почти-материальной щекой о щёку брата.
- Пожалуй, мне есть за что любить тебя, златовласка. Ты такой честный, такой прямой. Никакой тайны, всё можно предугадать. Ты будешь хорошим царём. Если не заведёшь под боком предателей и трусов, жаждущих власти. Вроде меня, да? Твои друзья ведь будут жужжать тебе в уши об этом. - Он хихикнул и отпрянул, возник рядом хрупкой златокудрой Линн, улыбнулся, глядя снизу вверх и, вновь, расплылся туманом, чтобы возникнуть в нескольких шагах впереди, в йотуннском обличье.
- И таким ты меня примешь, брат? Вот она правда, которую скрыл от всех отец, прикрыл меня своей магией, как прикрывают позор. - Локи ткнул пальцем за спину Громовержца. - Вон там я. А мог бы и жить. Знаешь, мы же боги. Ну, почти. Такие, как мы, могут ожить. Ты мог бы меня вернуть. Правда хочешь? - Вплотную он оказался в одно мгновение, встал лицом к лицу, спрятав руки за спиной, улыбаясь.
- Не самая приятная компания в моём лице, а? Приёмыш. Йотунн. Предатель. Труп. Вернувшийся. Ты знаешь, что в прошлом Мидгарда тех, кто вернулся из-за грани считали чудовищами? Ты готов к кровавой магии ради меня? Не думаю. И Один не захочет. Он тебе не позволит вернуть меня. Или спровадит меня в темницу, стоит лишь снова начать дышать. Одно гниение сменить на другое? Не вижу смысла. Или... - Локи посерьёзнел, вглядываясь в глаза брата. - Уйдёшь со мной? Я бы отправился путешествовать по мирам. Знаешь, сколько их? Я видел, когда упал с Биврёста в тот раз. И там столько знаний, которые можно собрать. Если бы ты пошёл со мной, ты смог бы следить, чтобы я не портил жизнь другим. Или трон Асгарда тебе важнее? - Он сморгнул, перевёл взгляд вдаль, над плечом Тора. - Мы могли бы попробовать найти Фриггу. Попытаться даже вернуть. Я знал много разной магии. Я смог бы, наверное.

Отредактировано Loki Laufeyson (2017-10-14 23:28:55)

- Отдала жизнь за объединение? - Локи не вырывался, не смеялся, он смотрел на Тора со смесью удивления и отвращения.
- Ты правда придумал себе эту сказку, брат? Ооооо, да честные и прямые асгардцы просто эталон бегства от чувства вины. Ты бы меня научил, а? - Передернув плечами так, чтобы скинуть чужие руки или, хотя бы, обозначить свой протест, он скривил губы. - Тебе тепло с этим объяснением, Тор? Ха! Так вот тебе правда, драгоценный братец: это вы виновны в её смерти. Ты. И Один. Вся ваша золотая стража, годная только на корм крысам! Вы не защитили её в самой глубине дворца, оставили один-на-один с врагом, зная, что они придут за твоей мидгардской девкой. Ты подсунул её матери под крыло и ушёл изображать героя, проверять, не я ли стал причиной всему злу. Это же важнее, чем защитить подданных и семью! Защитить, Тор! Неважно от кого. Сначала защита, потом выяснение источников. - Таким злым Локи давно не был, таким искренним в своей злости, без ужимок и смешков, без масок и высокомерных улыбок, просто искренне-обозленным, выплёвывающим в лицо нелицеприятную правду, в лучших традициях асгардца.
- Это твою девку она закрыла собственным телом, став её защитницей. И ты мне говоришь про вину?! Я пошел с тобой ради мести за мать. Я сделал всё, чтобы ты смог сполна за неё отомстить, Тор. Хотя, в той суматохе мог бы сбежать. И ты мне пеняешь про нелюбовь к ней? Я не хочу новую мать, я хочу и могу вернуть ту, которая у меня была. Ту, которую я защищал бы, не сиди я под замком. Её, а не смертную девку или кучку эйнхериев. Какими тупыми надо быть, чтобы поверить в отвлекающий манёвр, прекрасно зная конечную цель врага. Это твоя вина, брат. И я надеюсь, ты это понимаешь. Так что, незачем пенять мне матерью. Я своей вины не отрицаю и не прячусь за сказками. Меня любили? Да. Всегда после тебя. Никогда и никто, кроме неё, не поставил меня перед тобой ни в чём. Так что, не смей потрясать мне всеобщей любовью. - Локи рывком стряхнул руки Тора с плеч и толкнул его в грудь, наступая.
- Это ты оправдываешься. Не пошёл бы. Тогда, до всего, тем более. Ты был ослеплён троном и собственным величием. Ты с детства мнил себя царём, даже не предполагая иного, не беря в расчёт ни меня, ни любой другой вариант. В твоей голове сейчас стало чуть больше мозга и ума. С тобой прежним не пошёл бы я сам. - Локи выдохнул и натянул на лицо мёртвую улыбку.
- Выбирай, брат. Это ты у нас вершитель судеб. Моё предложение в силе. Если ты готов перестать прятаться за оправданиями.

- Я ничего не забыл, Тор. В отличии от тебя. Это ты решил смириться с её смертью. Забыть о моей жертве. Ты решил жить дальше, как прежде. И именно ты, рассказывая, как сильно не желаешь трон, не хочешь с ним расстаться. Что мешает тебе уйти? Есть Один. Есть Бальдр. Без тебя справятся с управлением девятью мирами. Освободись от этих оков и я буду первым, кто признает твоё решение. - Локи рассмеялся, откровенно издеваясь над Тором, демонстрируя, что и сам не верит в то, что брат способен на такой шаг.
- Ты не искупил ни одной своей ошибки. Это ты приволок мидгардскую девку в Асгард. Ты ослушался отца, когда он желал изгнать её. Ты всегда шёл на поводу у своих сиюминутных  желаний. А теперь красиво говоришь про урок. Но ты его не усвоил, продолжая всё делать только ради себя. И чем же ты лучше меня? Я, хотя бы, не прикрывался маской благодетели и геройства, не испугался признать свою злодейскую позицию. - Хитрец позволил себе "отрастить" плащ, прошёлся мимо брата, мягко ступая по серым камням, туманом стелясь, вроде бы слева, но вот уже материализовавшись справа, выдохнув насмешливо в ухо, близко-близко:
- Мне не нужен трон Асгарда, братец. Давно не нужен. Ты продолжаешь биться с миражами, изображая героя, воевать против захватчика-Локи. Но я не хочу этот глупый трон. Ты и без меня успешно разрушишь Асгард и другие миры. Своими глупыми девками и дурацким геройством. - Локи захихикал, растаял, появился в нескольких шагах впереди, кутаясь в плащ.
- Кого ты собрался сажать, Тор? Призрака? Или труп? Тебе правда легче поверить в то, что я тебя снова обманул, чем признать, что брат твой погиб, защищая девку, с которой ты уже расстался. Любовь всей твоей жизни, закончившуюся слишком быстро, даже по меркам смертных. Стоила ли её жизнь жизни двух членов твоей семьи, брат? Смог бы ты пожертвовать нами снова ради неё? Браво, Тор, ты потрясающе-хорош в своём самообмане. Я всегда любил в тебе эту черту. Кристальная честность, помноженная на гипертрофированную ложь,в  которую ты и сам веришь. И после этого, Лгуном зовут меня.

Локи говорит и наблюдает. Это сон Тора, это представление Локи. Но, несмотря на абсолютный контроль над сном брата, тот умудряется перестраивать его под себя. Впрочем, Хитрец не против, учитывая, какое шикарное самобичевание устраивает старший братик. Ему даже делать ничего не приходится, лишь рассказывать то, что и так давно известно им обоим.
- Чем ты наказан, Тор? - С милой улыбкой интересуется он, останавливаясь над упавшим на землю братом.
- Троном Асгарда? Мьёльниром? Свадьбой с Сиф? Всеобщим преклонением? Ролью спасителя девяти миров? Братец, да куда ни глянь, ты просто в масле катаешься. Дивное наказание. Ну просто потрясающие. Куда уж мне. - Локи хихикнул и шагнул еще ближе, уселся наземь, скрестив ноги, задумчиво рассматривая корчащегося в собственной крови Громовержца.
- Понимаешь, Тор, очень давно я хотел равенства. Не любви. Её мне давала в достатке мать. Признания отца, равного отношения к нам обоим. Потом, я хотел твоего уважения и понимания, принятия моих талантов. Они ведь, приносили пользу в бою. Но в своей воинской компании ты вечно позволял надо мной насмехаться. Ведь маг и воин несравнимы, грубая сила у вас всегда была в почёте. Позже, когда я узнал правду, я вновь хотел признания. Не власти. Не трона. Признания. Я хотел остаться для Одина сыном, который заслуживает трон. Не потому, что он был мне нужен, а потому, что я хотел быть равным тебе. Но, в какой же семье признают выродка равным родному сыночке, да, братец? - Локи погладил Тора по щеке, размазывая кровь.
- Позже я хотел уже власти. Силы, величия. Хотел доказать всем вокруг, что я стою троих Торов. А теперь... Когда ты оставил меня тут, в пустыне, я верил, что после битвы ты обязательно вернешься, чтобы, хотя бы, сказать спасибо, признать меня хоть теперь. Если бы это случилось, думаю, я хотел бы начать все заново, попробовать изменить свой взгляд на жизнь. - Хитрец улыбнулся, продолжая размазывать кровь, рисовать кончиком пальца на груди старшего принца.
- А теперь... Наверное, я хотел бы сказать, что хочу многого. Но нет, Тор, брошенные и неприкаянные души жаждут только одного. Неважно, живы они или мертвы. Я. Хочу. Мести. - Ногти впились в грудь асгардца, оставляя новые кровавые следы. Локи почти шипел, полыхая зеленым пламенем. - За себя. За мать. За асгардское надутое самолюбие. За жалкую и высокомерную гордыню людишек, мнящих себя выше остальных. - Он вдруг опомнился, отдернул руку и тут же, будто сожалея, погладил поврежденную кожу подушечками пальцев.
- Хотя, на самом деле, всё это ерунда. В конце концов, приходи я к тебе хоть в каждом сне, ничего не изменится. В худшем случае, ты сойдёшь с ума и покончишь с собой. Но, разве это заставит тебя хоть что-то осознать и попытаться измениться и изменить? Так что, думаю, ты и сам припишешь мне цели и мотивы. Ты же всегда отлично с этим справлялся. И ты, и Всеотец. Вам не нужны ответы подсудимого, вы и обвинители, и судьи, и глас защиты. Вы заранее уверены в том, что всё знаете. Так зачем тебе теперь мои ответы? Что это изменит?