Все меняется. Так или иначе. И с этим ничего не поделать. Мир трансформируется в нечто несуразное, в плотный комок бесконечных смертей и радостей, побед и поражений, интриг и ловушек, и стремительно катится на самое дно. Он не будет говорить, что испытывает по этому поводу удрученность или растерянность, не будет твердить, что былой порядок его устраивал больше, но… Но этот мир постоянно держит его в неумолимом напряжении. Он не может расслабиться. Не может заставить себя перестать ощущать повсюду легкую, эфирную настороженность, неуловимую, как паутина, оплетающюю его вокруг. Не может закрыть глаза и выдохнуть спокойно. Он просто играет роль. Частично. Он – Грант Уорд, агент Гидры, довольный абсолютно всем – нет, в последней части этого предложения не хватает одного простого слова “почти”. И он даже может сказать, почему – он никогда не верил в идеологию Гидры до самого конца, никогда чисто и искренне, а лишь потому, что у него не было выбора.
Что же. В этом он сам виноват. Это он уже успел осознать, но не признаться. Он никогда этого не сделает – ни за что не скажет, что все, что он сделал, все, ради чего он пошел, все, что ему пришлось пережить, было напрасным. Это было бы слишком. Он не может позволить сомнениям прорасти в своем сознании, хотя… о чем он? Незаметные зачатки ядовитых рассуждении на тему того, зачем он работал на Гарретта, уже в нем, и от этого он не сможет избавиться, как бы сильно ни пытался все заглушить, подавить, вытравить, точно змеиный яд из раны.
Память вечно возвращает его назад – к тому времени, когда он был агентом Щ.И.Т.а. Вернее, притворялся им. Как было тогда легко и сложно. Одновременно он был самим собой и не был. На какой-то небольшой отрезок времени он получил то, чего неосознанно желал больше всего – себя, свою жизнь, свободу выбора, небольшую, но все же свободу, друзей… Он повторяет себе, что последнее слово звучит глупо, фальшиво, неважно, но осознает, что это не так. По своему, но он любил их. Не говоря уже о Скай. Она стала его слабостью. Непозволительной, запретной, но настоящей. И каждый раз при этих воспоминаниях он неумолимо стискивает себя, вытряхивая из головы все эти мысли, запрещая себе думать обо всем этом. Плохо получается – они возвращаются каждый раз. Каждый.
Испытывающий взгляд пробегает по посетителям небольшого кафе – люди все так же беспечны, все так же легкомысленны, все так же доверчивы и наивны. Они считают, что находятся в безопасности, однако их мир рушится на части, но они этого не замечают. Их голоса – яркие, громкие, тихие и смеющиеся взрываются в пространстве, привлекая к себе незначительную часть его внимания. Здесь он исключительно для себя – после успешно выполненного задания – он отдыхает, а точнее, предпринимает новую попытку успокоиться, но… вместо этого он допивает свое кофе, оставляет на столике плату и чаевые, встает и просто уходит. Здесь ему не место.
Интересно, где оно тогда?
Если “не здесь” – это везде, то где оно?
Уорд толкает дверь, выходя на улицу и вдыхая свежий воздух, и тут же подмечает нечто странное. Нечто, что заставляет его притормозить на месте и встать, недоуменно оглядываясь по сторонам. Что за…
Город, который он видит перед собой, не тот, который он видел в широкое окно кафе. И не тот, по тротуарам которого он шел полчаса назад. Город странный, точно… старый, точно… ненастоящий. Люди вокруг одеты по моде 80-х годов. Присмотревшись к очертаниям зданий, немного пройдя вперед, выйдя на другую улицу, он понимает, что это Лос Анжелес. Но… не из реального мира. Он насмешливо качает головой, делая шаг назад и наталкиваясь на человека среднего возраста, в строгом и деловом костюме, который извинившись, но при этом, неодобрительно окинув взглядом его внешний вид, идет дальше. Что происходит? Уорд не совсем понимает, пока настороженно бредет по улице. Он чувствует себя попавшим в прошлое, и старается игнорировать взгляды прохожих. Ему не кажется, что это работает.
Уорд немедленно вытаскивает телефон, пытаясь установить – есть ли связь. Сигнала нет, и он убирает его обратно в карман.
Впрочем, через несколько минут он абсолютно уверяется в том, что сходит с ума – из-за угла выходит, как ни в чем не бывало, мультипликационный персонаж. Живой. Настоящий. Такой же, как и в старых диснеевских мультфильмах.
Уорд останавливается, когда утка – диснеевская утка – почтительно кивает ему, поймав его пристальный взгляд, и идет дальше. Приветствие? Его только что поприветствовал нарисованная утка вроде Дональда Дака? Серьезно? Нет… серьезно?
Он осматривается по сторонам, надеясь рассмотреть удивление и пораженность в лица других людей, но… никто не останавливается, никто не говорит ни слова, все заняты своими делами, и только он стоит, как вкопанный в землю, осторожно переступая с ноги на ногу, поворачивается, глядя вслед утке, которая чуть не врезает в столб, засмотревшись на другую сторону улицы.
Он не пил. И он абсолютно уверен в том, что он чист. Если, конечно, в кафе ему в кофе что-то не подмешали, но то вряд ли.
Он делает несколько шагов, возобновляет движение дальше, все еще пытаясь понять, где он находится. В мыслях уже немного начинает складываться картинка, пусть все и не до конца понятно. Он путается при каждой попытке сложить все воедино, и глаза на лоб лезут каждый раз, когда он видит нового нарисованного жителя этого города.
Если бы ему хоть кто-нибудь сказал час назад, что его брови будут неуправляемо ползти к старшим братьям – волосам, то он бы ни за что не поверил бы. Рассмеялся бы. Закатил глаза. Выкинул это из головы в ту же секунду. Но сейчас… теперь, когда он находится посреди города и встречает уже третьего такого персонажа…
Это сложно описать словами.
И уже заходя в первый попавшийся бар на пути, он пожимает плечами, глядя на бармена, обслуживающего… мультяшную собаку. Заказывает себе стакан виски – хвала богам, что деньги принимают без вопросов. Если бы от него потребовали какие-нибудь золотые монетки, к примеру, то вышел бы весьма забавный казус.
- Ты откуда? Что-то не узнаю акцент, - бормочет вопросительно бармен, прищуриваясь и осматривая одежду.
- Американский, - пожимает плечами Уорд, не в настроении болтать – ему нужно выпить, а затем… быть может… он вернется, когда выйдет через эти двери на улицу.
Бармен хохочет и бьет ладонью по стойке, привлекая к себе внимание всех немногих посетителей, – видимо, посчитав, что он остроумно шутит. Уорд слегка морщится, желая узнать, кто с ним пошутил такую шутку, запихнув черт знает куда.
- Кстати, что это за город?
- Что значит, что это за город? Это Мультаун! Ты с неба что ли свалился, парень? – бармен грохочет, начиная смеяться над ним, а все, что ему остается, это смотреть на него и пытаться осмыслить услышанное.
Какого, мать его, черта?
Что за Мультаун?
Уорд опрокидывает стакан, чувствуя то, как крепкий напиток разливается приятным, терпким теплом по организму. Затем просто сидит за стойкой, ожидая, когда спиртное подействует, и оглядывая посетителей, а после решает уйти, когда понимает, что дальше сидеть нет смысла. Но как только он делает шаг за дверь, он замечает знакомую фигуру среди других прохожих, но качает головой, решая, что ему просто мерещится, и только через пару секунд решает приглядеться.
Скай.
Это она?
Это правда?
Говорить какие-либо слова, должно быть, уже нет толка – он окончательно перестал понимать то, что происходит сейчас вокруг него. Он уже ни в чем не уверен, и почти готов свято уверовать в то, что он в мире своих галлюцинаций.

Мир изменчив. Непредсказуем. И до невероятия безразличен к судьбам тех, кто живет под небосводом – бродит по земле – живет и дышит, наивно полагая, что мир принадлежит лишь им. Только вчера все было в порядке, а сегодня… все дымится, и хаос шепчет свои едкие и насмешливые слова за спиной, протягивая свои длинные, липкие пальцы к горлу. Весь его мир всегда был таким, и поэтому он не может сказать, каково приходится тем, кому пришлось, так или иначе, приспосабливаться, быстро и резко, к новым реалиям, меняться, отказываясь от прошлой жизни, и делать все, чтобы остаться на плаву. Он не знает, и не хочет знать. Это не для него – все окружающее должно оставаться где-то там – за высокой стеной. И он должен оставаться вдалеке от них всех, участвуя в чем-либо лишь тогда, когда от него это требуется, когда ему отдают такой приказ, а во все остальное время… он не хочет даже вникать во все. Так легче. Так, черт дери, проще. Безусловно – многим подобный образ жизни покажется чрезмерно радикальным – добровольно ограждаться от всего и вся, но… он уже подпустил к себе людей, позволил чувствам к ним подобраться близко, и за это поплатился.
Это стало для него неожиданностью, невыносимым осознанием того, что и он человек, такой же, как и все, способный чувствовать и страдать. Он старался, и он старается, по сей день, сделать так, чтобы перестать ощущать эмоции, отринуть от себя все эти воспоминания и делать все, что захочется, жить свободно и спокойно. Отчасти это у него получается, а отчасти… и это бесит, но ему нравится знать, что он человек. Что он может ошибаться, очень много ошибаться, делать неверные поступки, принимать неправильные решения. Это все, как бы оно ни было горьким, остается его частью – той частью, которая напоминает о нем – ребенке – позабытом, напуганном, неспособным себя защитить, и защитить своего младшего брата. Это обидно – то, что он до сих пор все помнит, но он понимает, что это ему нужно.
Воспоминания вцепляются в него, и кажется, что с каждым разом – с каждой секундой все сильнее и сильнее.
Мир меняется. И каждому приходится выворачиваться наизнанку, чтобы прожить в нем, но… он точно не предполагал ничего подобного. Что произойдет нечто такое, от чего всего его мысли перестанут работать, превращаясь в нескончаемый поток вопросов.
Мир вокруг него… иной. И теперь ему приходится подстраиваться, и нет, он не говорит о том, чтобы сменить одежду и прическу, а о том, что ему нужно привыкнуть и не останавливаться при каждом встреченном им мультипликационном персонаже.
Каждого из них он примерно узнает. Эти наигранные или, в самом деле, захлебывающиеся от безудержной радости голоса. Эти их одежды, ярко разукрашенные во все цвета радуги, чересчур выделяющиеся на фоне серого окружающего. Как давно он смотрел эти мультфильмы?
Все это так странно выглядит. Строгие костюмы, старомодные шляпы, зонты, платья, и рядом со всем этим яркие мультяшки – они точно солнечные лучи, разбавляющие унылость привычного, более или менее, мира.
Уорд не знает, как отсюда выбраться, но он явно хочет этого. Хочет убраться отсюда как можно дальше. Это не его мир, и он не хочет жить в нем. Не хочет разбираться в каких-то проблемах, которые не касаются его. Единственная его проблема то, что он застрял здесь и не знает, как выбраться. Что нужно сделать? Куда идти? Он никогда не думал, что окажется в таком положении, и, наверное, никто вообще о таком не подумал бы.
Увидеть Скай в этом мире было, мягко говоря, неожиданностью, а вот то, что она моментально попыталась скрыться, нет. Он не удивляется, но следует за ней, стремясь узнать, где он, черт подери, находится. Он уверен, что она точно знает – ведь не может быть простым совпадением то, что и она здесь. Она не может быть миражом, подосланным издевающимся подсознанием, и не может быть так.
Что бы ни было, она знает.
Он воодушевляется – не все потеряно. Ему нужно задать только несколько вопросов, и на том все. Ему просто нужно понять, что нужно сделать или в какую дверь войти-выйти, чтобы оказаться в Нью-Йорке, в котором и находился еще утром.
- Да черт возьми! Объясни мне, что происходит и как от этого избавиться, и я уйду, - резко выдыхает, когда, наконец, она останавливается, и он даже не смотрит, где они находятся – какое до этого ему дело?
Но дело ведь не только в этом, верно? Сознание неумолимо вытягивает из него всю правду, и Уорд осознает, насколько сильно он рад ее видеть. Только это не имеет никакого значения. Она всегда будет его ненавидеть, и это ее право. Сейчас – он даже не приближается к ней, находясь на расстоянии, но так, чтобы она могла слышать то, что он скажет. Нет, он не будет ничего говорить ей, не станет просить прощения и извиняться – это бессмысленно, в этом не будет ни пользы, ни толка. Он только усугубит ситуацию. У него полно слов, несказанных слов, которые он должен сказать ей, и не только ей, но они ничем не помогут, ничего не сделают, никакого чуда не сотворят. И все эти слова прямо сейчас крутятся у него в голове, вонзаясь острыми иголками в плоть, вызывая острую боль, но они никогда не выйдут за пределы его сознания. Он не станет все портить.
- Просто ответь мне – как отсюда выбраться? И все. Меня тут не будет, - он слегка поднимает руки, показывая, что ничего не замышляет и ничего не собирается делать – совершенно глупый жест, произведенный на чистых рефлексах.
Он осматривается – переулок, тупик. О, как банально. Прямо как в голливудских фильмах, где маньяк гонится за девушкой, а та загоняет саму себя в тупик. Но сейчас и здесь совсем не так. И между ними добрых пятнадцать, или даже больше, шагов, что в принципе достаточно для того, чтобы она понимала, что ему на самом деле нужно.
Услышав чьи-то шаги сзади, Уорд оборачивается, лицезря Микки Мауса или какую-то другую тому подобную мышь, которая останавливается, с любопытством глядя на него и на Скай. И тут он понимает, что она сама может не знать, как вернуться обратно. В мыслях щелкает та информация, которую он получал еще пару месяцев назад, и он медленно кивает себе, только-только начиная понимать, что творится вокруг.
- Ладно. Я понял – ты тоже этого не знаешь, - произносит, поворачиваясь к Скай и несколько мгновений изучая ее лицо – нужно бы сказать больше, но… - Но это рано или поздно закончится. Надеюсь…
Вместо этого он едва пожимает плечами и отступает, собираясь уходить, вновь внимательно посмотрев на мышь – непостижимо.

Кажется, он считал, что больше ничто не может выбить его из колеи? Не может заставить его чувствовать вину, это треклятое угрызение совести, что гложет и гложет где-то внутри, а он не в силах прекратить это? Что же. Однозначно этому пришел конец, и это неимоверно странно. В конце концов, его воспитывали так, его тренировали с целью выбить из него все слабости, которые были бы способны помешать ему в его будущей работе агента, шпиона и убийцы, которые отравляли бы его жизнь, делая из него простого, обычного человека. Но вот она стоит перед ним, и в ответ он чувствует все, что сделал с ней и вообще со всеми – то, сколько вреда причинил, несмотря на то, что действительно ко всем привязался. Подавлять бесполезно – он это пытается сделать уже не первый месяц, сопротивление бессмысленно – он осознает то, насколько глубоко в нем сидят сомнения в себе. Сознание говорит ему о том, что это ненормально, неправильно, ведь все изначально должно быть не так, но какая кому разница?
С какой-то стороны он почти верит в то, что все это еще один чертов эксперимент, выстроенный на подсознательных страхах и общеизвестных фактах. Гидра вполне на это способна. Он практически не сомневается в этом. Но с другой стороны… Скай настоящая. В это он верит даже больше чем, во что бы то ни было еще. Ее выражение лица. Ее реакция на его появление. Ее слова, голос. Все это отпечатывается в памяти все лучше и лучше, запоминается, становится отчетливее любой фотографии.
Уорд тяжко это признает, но ему нужно уйти. Развернуться и найти для себя уголок в этом чудаковатом мирке, по улицам которого, как ни в чем не бывало, шествуют мультяшки, заставляя заходить ум за разум. Он должен переждать все это, а потом – когда он вернется обратно в свой реальный мир – разобраться, тщательно и скрупулезно, во всем этом. Наверняка это галлюцинация. Очередь картинок, заданных системой, которую транслируют в его сознании, точно шоу по телевизионному каналу. Но почему этот мир? И почему сейчас?
Но едва он делает шаг, все так же смотря на Микки Мауса, неосознанно задумываясь о том, из чего состоит эта мышь – это такой же живой организм из плоти и крови, как и любой другой человек, или же все об этом не стоит даже думать? – он слышит окрик и замирает на месте моментально, вопросительно посмотрев на нее.
На мышь вновь обращать внимания ему не хочется, поэтому он просто смотрит на Скай, не зная, что она скажет. В голове мелькает мысль о том, что она и впрямь знает, как и что нужно сделать, чтобы покинуть сей безумный мир, но тут же пропадает, сменяясь настороженным ожиданием предстоящего.
Он пытается разобраться в происходящем, хотя все пока застывает на месте, а время начинает тянуться медленно, тягуче, точно резина, точно задавшись целью постепенно вывести его из равновесия. Было бы легче, если бы она напала на него. Если бы попыталась отплатить хоть немного за всю ту боль, которую он всем причинил. Если бы хотя бы начала кричать и обвинять во всем. А так… ее молчание бьет сильнее, глубже ранит, оседает холодной изморозью на тысяче мыслей, заставляя их замолкнуть. Кто-то говорил, что он машина для убийств и выполнения приказов? Когда-то он гордился этим, не так ли? Вот теперь все в прошлом, и осознание этого выбивает из него весь оставшийся в воздух, побуждая его выдохнуть и набрать в легкие больше кислорода, которого так сильно стало не хватать.
А она подходит ближе.
Непривычно.
Ее слова отдаются в ушах, рассеивая всю уверенность в том, что во всем виновата Гидра. Или же все это всего лишь порождение его фантазии, как бы это не звучало странно, необычно, маловероятно. Своими словами Скай подтверждает то, что она реальна. Его подсознание ни за что на свете не назвало бы Гидру его “горячо любимой организацией” – как угодно, но не любимой.
- Если ты настоящая, то вряд ли это Гидра. Хотя я уже ни в чем не уверен, - он помнит о своем обещании и говорит правду о том, что он не знает, что происходит.
Уорд не скрывает свою пораженность – сегодня у него было достаточно поводов удивляться, но это, определенно, сильнее всего действует на него. Это сравнимо с тяжелым ударом, выводящим из равновесия. А ведь он едва начинает осознавать, что она предлагает поработать вместе, чтобы не застрять в Мультауне.
Она изменилась. Четыре года изменили их всех. Четыре года наполненных безумием. Четыре года, засевшие в голове источником бесконечного количества вопросов, эмоции и запутанных попыток разобраться, понять, принять. Уорд смотрит ей в лицо, подмечая в нем каждое изменение и осознавая то, насколько ей это дается тяжело – стоять рядом, просто, после всего. И он понимает, что был прав, когда говорил себе, что от слов останутся лишь новые раны, что они ничего не исправят. Как вообще возможно все исправить? Ничто в этом мире не бывает настолько милосердным. Он так верно служил Гарретту, для которого был отличным оружием, марионеткой, готовой слушать, уделяя ему все безраздельное внимание, что не заметил, как теряет все то, о чем теперь жалеет. И стоило ли оно того? Хоть немного? Он сомневается. И основная причина в том, что он допустил это, что он позволил себе думать, что он сам был неправ, стоит рядом.
Но он ничего не скажет. Не нарушит то хрупкое равновесие, которое прямо сейчас ощутимо трещит по швам. Но притворяться абсолютно спокойным, равнодушно относящимся ко всему и вся, агентом-роботом уже не станет – это уже ложь, а за ее грань он не переступит.
- Есть идеи, как и что нужно сделать, чтобы вернуться обратно? – у него их нет – полный ноль идей, а в мыслях царит откровенный хаос, точнее лютует, насмехаясь над ним.

Мысли взрываются каждое мгновение, падая на холодную землю застывшими каплями дождями, эмоции или чувства вспыхивают внезапно так ярко, застилая разум яркой багровой пеленой. Каждый раз почему-то теряется контроль над всем, и сознание темнеет, уносится в необъятные пустоши, запирается под тяжелыми засовами, не позволяя себе выйти наружу, закрываясь от всего вокруг, оставляя все на волю судьбы, что вольна течь в никуда так, как ей заблагорассудится. Во всем есть и его вина, и он это знает. Его виной пронизаны тысячи слов, его вина тянется сквозь поступки и деяния ярко-алой нитью, оставляя свой ржавый след.
Он все портит. Всегда портит все, к чему прикасается, точно где-то там – в детстве – в тот день, когда он не нашел в себе сил помочь брату, защитить его, все изменилось, оставило на нем отпечаток, раз и навсегда изменив его восприятие. Ему нужно было всего лишь сделать шаг в правильную сторону, а он продолжал бежать по наклонной, не оставляя для себя ни малейшего шанса на искупление, не позволяя другим спастись, остаться незатронутыми его действиями. И он долгое время говорил, твердил, убеждал себя в том, что он поступал так, как считал нужным, и что все эти эмоции не имеют никакого права на существование, ведь он не хотел считать, что все в его жизни было неправильным, что все было впустую… В этом случае все это было бы слишком обидно, слишком горько, но уже поздно. Поздно, чтобы продолжать так думать.
Все поломано, располосовано на части, и что он может исправить? Каждое слово, которое он скажет, будет казаться вершиной лицемерия, издевательства или насмешки. Каждый его взгляд для любого, для кого бы то ни было, будет таить в себе угрозу. Чтобы выжить, он сотворил из себя монстра, чудовище, что вечно будет притворяться человеком, стараться им быть, пытаться делать что-то, чтобы чувствовать себя им. Стоит только это понять и принять, как мир в собственных глазах мгновенно изменится, трансформируется в нечто чужое для него, в нечто, где он всегда будет ощущать себя лишним. Впрочем, не нужно быть гением или мудрецом, чтобы знать это – он лишний везде. Был лишним в Щ.И.Т.е, остается лишним в Гидре и в жизни каждого человека, которого он, так или иначе, знал.
Уорд помнит все – всю свою жизнь, и, наверное, в этом и заключается все его проклятие – помнить все. День за днем переживать. И быть может, оттого он так бросается в одно задание, затем во второе, третье и десятое, чтобы забыться, чтобы не напрягаться, чтобы не думать. Но это мало помогает, когда он слышит о ком-то, кому причинил вред, о чем жалеет. Не обо всех подряд, лишь о тех, кто стал ему близок, достаточно близок, чтобы это было для него тяжело. Но Скай… Скай. Перед ней он виноват особенно. И неважно, лгал ли он ей или нет, пытался ли замолить свои грехи или нет – все это не имеет никакого значения. Факт в том, что он причинил ей боль, чересчур много, а ведь она меньше всех заслуживала страдании. И этот факт останется фактом. Его не стереть из реальности, не забыть, и не получится закрыть глаза и оставить его далеко в прошлом. Да, он заслуживает того, что она думает о нем, и даже хуже – того, что он сам думает о себе в глубине себя. В конце концов, он все прекрасно понимает. И это еще одно его наказание.
Уорд слышит ее слова о некоем детективе и согласно кивает, постояв немного на месте и только после последовав за ней. Ему интересно то, почему она соглашается на это, на совместную работу, но не подает и вида своего любопытства, просто заталкивает его внутрь себя как можно глубже. Он и так многого ей не успел рассказать, и уже не скажет, так как второй шанс встречается лишь в глупых фильмах и комедиях, призванных заставлять общественность верить в несуществующее. Столько всего просто скопилось в нем большим снежным комом, не желающим никак разморозиться, растаять, перестать обдавать льдом лицо, выдыхая холодный пар. Столько слов скомкалось в бесчисленное количество фантиков. Он не хочет ничего испортить? Так пусть молчит. Не нарушает спокойствие.
Он точно ступает по тонкому льду – шаг, и он провалится.
Он не хочет рисковать даже этими небольшими моментами. Он рад ее видеть, рад, что находится рядом с ней, но все это может рассыпаться в прах, если он сделает или скажет, по своему обыкновению, не то.
- Хороший план. Может это поможет – я здесь всего пару часов, а уже кажется, что мозг плавится, - насмешливо произносит, так же проследив взглядом за утиным семейством.
Интересно, их мир – реальный мир – стал бы лучше, если бы в нем действительно существовали все эти мультяшки? Стал бы добрее? Без смертей, без печалей, без всего того, что творится там прямо сейчас. Он мотает головой, стряхивая с себя все эти мысли – и в этом Мультауне, он уверен, предостаточно своей горестей. Без них никуда не деться.
Мысль о переодевании ему не особенно нравится, но делать нечего – он сам стал свидетелем того, как на него оборачивается каждый встречный и поперечный – это просто необходимо для того, чтобы не привлекать к себе лишнее количество внимания.
- Давай попробуем поймать такси. Хотя… - мимо по дороге на всех парах проезжает, декламируя слова какой-то песни, машина – нарисованная машина – и он пораженно обрывается, глядя на нее. – Надеюсь, здесь нет таких же такси. Я в такое ни за что не полезу, - с этими словами он подходит к дороге, высматривая обычное такси.
Уорд слегка шутит, пытается неосознанно разрядить обстановку, хотя отчасти говорит правду – в странную машину он не сядет, как и она – в этом он уверен. Внутренне остается все так же напряженным, точно не зная, что принесет следующий момент, каким будет следующая секунда.
- Думаешь, мы будем меньше привлекать к себе внимания, если переоденемся? Лично у меня глаза на лоб поневоле лезут, когда я вижу… их.

Где-то под черными водами Леты – реки забвения – покоится тот мальчишка, которым он когда-то был, и вроде с каждым днем с того момента проходит все больше и больше времени, однако ему начинает казаться, что память намеренно напоминает ему о юном себе. Точно пытается вытащить на поверхность все то, человеческое и светлое, что было, но это глупо – глупо уже из-за одного того, что обратно дороги нет, глупо, так как злость на родных уже сделала свое дело – добралась до него, выломала, заставив подогнуться и измениться. Он мог все изменить – все было в его руках. Он это знает, как знает и то, что теперь – сейчас – уже нет смысла пытаться сделать что-то, что переменило бы все в корне, ибо поздно, ибо нет возможности, ибо… кому это вообще нужно? Ему всегда было плевать на общественное мнение о себе, до момента встречи со Скай – до нее он никогда не обращал ни капли внимания на окружающий мир, но он сам же все испортил, а теперь обязан держать ответ. Если не перед ней, то хотя бы перед самим собой.
Иногда просто хочется закрыть глаза и подумать – может где-то далеко, среди бесконечности космоса, среди звезд и планет, есть мир, в котором нет горестей и напастей, в котором живут их двойники, ничуть не похожие на них самих. Может это где-то совсем рядом – за тонкой ширмой, невесомой завесой, разделяющей параллельные миры и измерения. Быть может у них вьется свой собственный сюжет, линия, что ведет их вперед, заставляет их не останавливаться, не оборачиваться на прошлое и претерпевать изменения. Не такие болезненные, как это бывает в этом мире. Хотел бы он знать, существует ли где-то именно такая сказка, в которой счастливый конец обеспечен всем. Но это всего лишь мечты, глупые и почти детские. У них есть то, что у них есть – реальность, мрачная и жестокая, несмотря на свет, темная, реальность, в которой по мановению руки рушатся чьи-то судьбы, жизни, уносятся черной мглой по неподвижному воздуху. И с этим ничего, увы, не поделаешь. Такова природа, такова реальность, которую остаётся только принимать, как бы не оказывалось тяжело смириться с тем или иным фактом. И каждый второй пребывает в своей собственной, незримой чужим глазам, клетке, в полном одиночестве, обуреваемый своими демонами, ядовитыми мыслями, сомнениями, колючими фактами и призраками прошлого. С этим трудно бороться. И можно сколько угодно прятаться, скрываться, загонять самого себя в одиночество, но ничто не спасет. В конце концов, он как раз находится на этом самом месте, и может сказать с непоколебимой уверенностью в голосе – одиночество не спасает, одиночество – всего лишь наиболее жестокое наказание.
И все же он терпит. Несет свою службу Гидре – он ей предан, но не верит в ее идеалы – для него она всегда будет ассоциироваться с Джоном Гарреттом, который вырастил его, говоря, что он будет служить Щ.И.Т.у, а после поставил его перед фактом – Гидра отныне весь его смысл жизни. Сейчас – в данное время он не уверен в этом. Новые идеалы, новые стремления, новые обещания, но все то же неизменное желание стоять во главе мира, заставлять других жить по иным законам и правилам. Он не настолько наивен, чтобы верить во всю эту, по его мнению, чепуху. Он говорит себе, что время покажет, но у самого нет никакого выбора – ему жизненно необходимо работать, заниматься хоть чем-то, чтобы хоть как-то отвлечься… или же хоть на краткий срок вернуть себе ту жизнь, которая была у него до самого того момента, когда все полетело в тартарары. Та жизнь, в которой он был агентом и делал свою работу, не раня себя, не причиняя вред другим, в относительной безопасности.
Но все в прошлом.
Уорд каждый день думает о том, что было бы, если он не начал работать в команде Колсона. Если бы он никогда не познакомился ни с кем из членов экипажа того самолета. Он бы не встретил Скай, но она бы не пострадала, не почувствовала бы горечь предательства и измены, и всех тех неприятности и тонны злости, которые те обычно приносят с собой, врываясь в жизнь. Возможно, что кто-то другой занял бы его место, что кто-то другой воткнул бы нож в спину в момент, когда требовалась его помощь. Возможно. Теперь уже ничего не сделать, историю вспять невозможно повернуть. А ему – им всем – придется жить со всем этим грузом.
Сейчас он осознает, насколько сильную боль он причинил тогда Скай. И он бессилен. Все, что он может, это не нарушать хрупкий момент мира, не досаждая ей разговорами, не напоминая ей о прошлом – ей достаточно и того, что он сам одним своим видом напоминает обо всем том… Она ничего не забудет. Она продолжит считать его монстром. И сделает правильно. Раны продолжат кровоточить, через несколько лет превратятся в шрамы, останутся на всю жизнь. А он… все, что может сделать он, это вытащить на свет свою человечность, ради себя, ради Скай. Он продолжит сохранять свои чувства к ней. И даже несмотря на то, что она продолжит злиться на него, он не решит в какой-то момент вновь замкнуться в себе, позволить темному гневу вновь захватить себя в тиски и слепо повести себя по тому же наклонному пути прямо в пропасть. Может кто-то и скажет, что нет смысла в этом, но тогда это будет означать лишь то, что этот кто-то настоящий идиот. Ради Скай нужно и стоит на это пойти. Пусть это ничего и не изменит.
- Вышел из кафе, оказался здесь, через пару метров встретился с Дональдом Даком, решил, что у меня поехала крыша, - произносит с усмешкой, посмотрев на нее и удивленно заметив на ее лице легкую улыбку, а затем и услышав негромкий смех – это неожиданно, и приятно видеть ее хоть немного улыбающейся, хотя он не может с уверенностью сказать, чем вызвана ее реакция. – А ты? Как долго находишься здесь? – ее настроение сбивает его с толку, выбивает воздух из легких, заставляя всматриваться в нее, а затем отводить взгляд в тот же момент.
Это странно, непривычно сидеть на заднем сидении такси рядом с ней. Уорд нервничает, хотя это он, как и всегда, скрывает под спокойствием, и только пальцы слегка стучат по колену, выдавая. Остается только гадать, каково ей.
Когда машина останавливается, он протягивает водителя плату, на что тот вновь смотрит на него подозрительным взглядом, только вот они уже выходят на улицу – кажется, перед самым домом того детектива.
- Кажется, на месте. Надеюсь, он знает что-либо полезное, - у него сомнения, но какая разница – вдвоем, определенно, больше шансов оставить этот Мультаун и оказаться в реальности.

Отстраненность начинает давать трещину, позволяя колючему осознанию заполнять разум. Для него это оказывается несколько тяжелее, чем он думал. Всегда. Везде. Он всегда был уверен, что сумеет надежно спрятать эмоции даже от самого себя. Но сегодня эта уверенность пошатывается раз за разом. Такое чувство, точно она падает в бездонную яму. Такого не случалось довольно продолжительное время – с того самого дня, когда Гарретт бросил его одного в лесу. Или когда Скай узнала о том, кто он… Сейчас мир стал чрезмерно странным, и выживать становится сложнее. Впрочем, это ничего не значит. Все, что он берег, он и погубил. Все, что теперь от него нужно, не погубить Скай, отчаянно стараясь сохранять свою жизнь.
Постоянно требуется подстраиваться. Проверять, куда приведет каждое твое действие. Вычислять все возможные последствия. Все это необходимо.
Необходимо для того, чтобы просыпаться утром, вспоминать о том, что было, и о том, что еще должно произойти. Лавировать среди бесчисленных интриг и продолжать вести свою собственную игру.
Уорд почти не беспокоится из-за этого – он почти не сомневается, что у вселенной свои планы на то, как подкинуть на его путь как можно больше неприятностей и возможностей сделать неправильный выбор снова и снова. Он не погибнет, пока не пройдет весь этот путь и не прочувствует на своей шкуре всю силу своего, уже родного и ненавистного, везения. Если бы взглянуть на это со стороны, он бы повеселился – это должно выглядеть как добротная комедия голливудского производства.
- Верно, нужно переодеться. Люди неприязненно реагируют на… других, - ставит едва различимый акцент на последнем слове, вспоминая о том, что происходит в родном мире в гораздо больших масштабах.
Мультаун – странный город. Но еще больше он поражается тому, что он работает сейчас со Скай. Да, это ненадолго. Временно, и, быть может, уже завтра, от этого останутся одни лишь воспоминаниях Но это будут однозначно приятные воспоминания.
Уорд особенно напрягается, когда они заходят в старое, но крепкое здание. Окружающая обстановка быстро тонет в темноте. Здесь царит странная, но знакомая тишина – тишина, прятавшая в своей утробе врагов. Или же он нагнетает. Поддается своей день ото дня нарастающей паранойе. Здесь – детективное агентство – ничего больше. И все, что от него требуется, это спокойно стоять неподалеку, мотать на ус, запоминая все, что он услышит, а затем, из всей полученной информации, делать выводы и строить план по возвращению домой. Он смотрит на Скай, которая быстро осматривает кабинет – дверь не была заперта, и они вошли беспрепятственно – и это особенно напрягает, еще больше усиливает настороженность. Фотография заинтересовывает его – сильно.
Он изучает фотографию, затем берет ее в руки, точно громом пораженный – и старательно пытается понять, что это значит. Это Скай. И Мария Хилл. Уорд окликает Скай. Он вряд ли спутал бы их с кем-либо другим, но чем больше он смотрит на фото, покрытое пылью, тем больше начинает верить, что это какой-то странный, а в чьем-то представлении, возможно, забавный эксперимент. Он так не скажет. В этом нет ничего веселого. Это все слишком даже для него, вроде бы привыкшем к странностям и неожиданностям.
Скай в это время осматривает кабинет, но он зовет ее еще раз и показывает фотографию. И через несколько мгновений та падает на пол, с грохотом разбивается хрупкое стекло, а он выдыхает, отворачиваясь и делая по помещению несколько шагов. Все оставшиеся мысли в голове моментально вылетают в никуда, оставляя его продолжать задавать вопросы – снова и снова. Это невероятно и сводит с ума. Недостаточно мультяшек, так вот теперь еще один сюрприз, который сравним с бадьей ледяной воды поутру. Непередаваемое чувство замешательства и недоумения.
Он внимательно смотрит на Скай, когда она говорит, что хочет отсюда уйти, и не может с ней не согласиться – она права. Здесь никого не было очень долго, и это видно невооруженным взглядом. Не нужно быть гением, чтобы гадать, что можно ожидать неприятностей, если остаться здесь еще на некоторое время. Для того чтобы влипнуть в историю, им может хватить с лихвой и того, что они побывали здесь.
Едва Скай делает шаг к двери, он поворачивается, собираясь выйти вслед за ней, уже чуть ли не всерьез жалея о том, что полез сюда, как снаружи доносятся голоса. Неприятные, визгливые, отчасти – или это ему лишь кажется? – злобные.
- Это еще кто? – он морщится, глядя на дверь, и не замечает того, как его рука сама собой тянется к пистолету, спрятанному под курткой, но он тут же ее отдергивает – сражаться с нарисованными мультипликационными персонажами? Еще чего.
Дверь распахивается, являя им “чудесное зрелище” – пятерых хорьков, больше похожих на такс на задних лапах. Уорд кривится, рассматривая их в непосредственной близости, и его внимание привлекают револьверы. Так, и он считал немногим раньше, что мультяшки добрые, безобидные, пусть и очень странные? Вот оно – неопровержимое доказательство обратного. И ему даже не нужно ждать того, что они скажут, что понять, что их намерения ничуть не дружелюбны – глядя в эти злобные глазки-бусинки иного ждать чересчур наивно.
С мультяшками ему еще не приходилось драться, и ему даже не хочется представлять, что будет, когда начнется заварушка.
- И так, кто у нас здесь?
- Это смахивает на очень плохую комедию, - проговаривает Уорд, обращаясь к Скай и не сводя глаз с замерших на одном месте мультяшек.

В жизни бывает много удивительных вещей, и Уорд абсолютно согласен с этим утверждением. За все годы работы агентом и шпионом он успел насмотреться на разное, и готов уверенно сказать, что мало что может удивить его, поразить воображение, напугать, испытать шок. Сегодняшний день прямое опровержение всего этого. Есть, и он как раз находится в мире, который прямо сейчас заставляет его задаваться вопросами – бесчисленными вопросами, на которые ответы, скорее всего, искать пустая затея. Ведь, рано или поздно, все это закончится, и у него всего лишь останутся воспоминания об этом месте, чем бы оно ни было, что бы это ни был за мир, и он, и Скай вернутся обратно в свою родную реальность, в которой мультяшки существуют лишь на экранах телевизоров.
Час назад он начинал считать, что и правда едет крышей. Час назад он не контактировал ни с одним из мультяшек. Час назад он только начинал бродить по городу и смотреть во все глаза на ярких, разноцветных его жителей. А теперь…
Все путается, перемешивается, и он вновь начинает гадать, кто за всем этим стоит. Чьи это проделки? Если бы это был эксперимент, то все это являлось бы целиком и полностью чудной работой его собственного подсознания. Но это не так. Скай настоящая – он видит это, и верит, что так и есть. Сомнений быть не может – этот мир – порождение чего-то другого, странного и неподвластного пониманию.
Пятерка хорьков.
Нарисованных хорьков.
С револьверами.
Что еще может выглядеть страннее и нелепее?
Уорд изучает их, а затем отталкивает от себя одного из хорьков и даже хочет оттащить от Скай главаря, который с ходу начинает задавать вопросы о кролике и об ее странной одежде, но она успешно справляется с этим сама. И все же он весь подбирается, не сводя глаз с револьверов и пристально наблюдая за их движениями – если они захотят напасть, то он хочет быть к этому готов.
Значит, местная Хилл погибла. И тогда куда же исчезла местная Дейзи Джонсон? Он усмехается, когда ловит изучающий взгляд вожака этой крайне странной ватаги, а затем скрещивает руки на груди. И пока Скай ставит на место навязчивого и наглого хорька, он переступает с ноги на ногу, начиная думать, что схватиться за пистолет было бы неплохой идеей. Но, так или иначе, здравый смысл подсказывает ему, что палить в мультяшек будет той еще глупостью – это может их не убить, а лишь задержать, и если учесть то, что на звуки выстрелов примчатся полицейские, то это становится вдвойне плохой идеей.
- Можем попробовать их обучить правилам этикета. Или проучить. Это будет даже весело, - проговаривает, слегка улыбаясь, при этом в голове просчитывая все возможные пути исхода этого разговора.
Уорд даже делает шаг, заставив ораву хорьков слегка всполошиться, но тут же обращает внимание на главного, говорящего, что им необходимо найти кролика. Кролика. Он не завидует этому кролику – быть схваченным этой шайкой бандитов-хорьков такое унижение. Ему даже знать не хочется, чем провинился тот кролик, и уж тем более не хочет ввязываться во все, но ему начинает казаться, что с этими хорьками они еще встретятся. Не совсем то, чего ему хочется, но если чему он и научился за свою жизнь, так это тому, что редко кто получает то, чего ему больше всего на свете хочется. Это заповедь, правило, закон, свято исполняемый вселенской подлостью.
Когда они уходят, он даже вздыхает с облегчением, а после осматривает воцарившийся в кабинете беспорядок, который оставили хорьки, переворошив все сверху донизу. Морщится – ощутимый дым от сигары все еще остается в воздухе. Отвратнее мультяшек быть уже не может, это точно.
- Все будет в порядке. Хорошо? Мы выберемся отсюда, оставшись в здравом рассудке. Но если ты и правда хочешь выпить, то есть один бар, где подают вполне неплохое виски, - произносит, опускаясь на одно колено, пытается ее приободрить, но при этом не прикасается, опасаясь того, что она отреагирует на это отрицательно. – Кто бы знал, что у нас едва не случилась стычка с мультяшными хорьками, вооруженными револьверами, - слабо улыбается, все еще переваривая произошедшее – да, все это даже для него чересчур.
Он привык к опасностям – к реальным опасностям. Привык видеть, как погибают люди, и убивал сам. Привык находиться на передовой, постоянно рискуя своей жизнью. Однако все, что потребовалось для того, чтобы выбить его из колеи, это мультяшки. Обычные, диснеевские, нарисованные, но ничуть не менее реальные.
И он даже не представляет то, каково сейчас приходится Скай. На этой фотографии, что валяется недалеко на полу, она и Мария Хилл. В это вообще возможно поверить? Даже он пытается не задумываться об этом слишком сильно, чтобы не свихнуться окончательно.
- Наверное, нам нужно и в самом деле выпить. А затем, чтобы выбраться отсюда, попробовать разыскать этого кролика – может он и есть наш ключ к возвращению в наш мир? Кто знает. Мне кажется, что в этом мире невозможного нет, - прикрывает глаза, пытаясь понять – это правда его слова звучат настолько бредово или же он в самом деле предлагает начать поиски кролика? Он задумчиво хмыкает своему же вопросу и пожимает плечами. – Звучит как плохой план, но пока другого нет.

Значит – это необходимо. Стать на некоторое время частью этого мира – безумного мира – и попытаться разобраться во всем. Значит – это только и способно вытащить их из этого мира, в котором они оба оказались совершенно случайно, по желанию прихотливой судьбы, решившей поиграть и пошутить. Уорд прикрывает глаза, моментально собираясь со своими мыслями, а затем осматривает одежду, в которую ему придется нарядиться, чтобы стать похожим на людей из 80-х годов, чтобы стать одним из них, чтобы не вызывать лишних подозрений. Со стороны должно быть все это выглядит крайне безумно – по крайней мере, для него все именно так – он не знает, что это за мир, что тут происходит, что нужно вообще здесь делать.
Значит – теперь он детектив. И должен расследовать что-то, в чем замешан нарисованный кролик. Что же. Если минуты назад он считал, что опасного в этом мире для него почти ничего нет, то сейчас ситуация резко меняется. И он понимает, что здесь – опасно. Да, это иная реальность. Да, здесь нет всего того хаоса и безумия, что творится в той, откуда они прибыли. Да, тут все иначе и все живет абсолютно по другим законам. Но опасность присутствует. Отрицать это будет крайне глупой затеей.
Уорд задумывается над словами Дейзи о том, что ее приход в Щ.И.Т. был плохим планом. Возможно, она права. Если бы она ушла сразу после того, как решили проблему с парнем, решившем поиграть в супергероя, но являвшемся при этом живой бомбой замедленного действия, то она бы никогда не испытала всех тех бед. Она, быть может, и не узнала бы правду о своей семье, но зато оставалась бы в безопасности, никогда не поняла бы то, каким горьким бывает предательство. Но в этом уже его вина, и самая главная проблема в том, что за это, за то, что он сделал с ней, он может отвечать лишь перед самим собой, молчаливо укоряя себя каждый раз, когда память язвительно и холодно напоминает ему о том, кто он такой. Да – она права. Это был плохой план.
У них всегда были плохие планы. Или же хорошие, но шедшие по кривой так, как только это было возможно.
- Четыре года. Почти ровно четыре, - произносит он тихо и задумчиво, вспоминая, что практически ровно четыре года назад он по приказу Гарретта внедрился в команду агента Колсона.
Невероятно.
Прошло столько времени. Кажется, что прошла вечность, или же, наоборот, всего-то ничего времени. Столько всего случилось. Столько всего они – каждый из них – пережил. И плохое, и хорошее. И ему кажется, что плохого было в избытке, и удивительно, как они еще стоят на ногах, выдерживая все новые и новые удары. И все же они стоят. Выживают, наперекор всему.
Он надеется на то, что их план по спасению нарисованного кролика себя оправдает, что он будет стоить всех потраченных на него нервов и удивления. Черт. Наверное, он так и не прекратит поражаться всему вокруг, пока они не выберутся отсюда.
И когда это произойдет, все это останется лишь в воспоминаниях. Странно. Необычно. С одной стороны этого не хочется, но с другой у него нет никакого выбора. Он все понимает. Понимает и то, как ей тяжело. Поэтому он старается не докучать, однако ее слова о том, что ему идет старомодная одежда заставляют его улыбнуться и слегка засмеяться. Костюм был впору, но все же он не особенно желал расставаться с удобной современной. Однако делать было нечего. Им нужно это. Иначе просто никак. А ходить по улицам города, привлекая к себе всеобщее внимание, наиболее худший план.
Но окончательно он удивляется именно тому, что Скай хлопает его по плечу – определенно, это было для него чересчур странно. Ей нужно бы наставлять на него пистолет, а не относиться дружелюбно, общаться, точно он является другом, точно никогда никого не предавал. Но он не произносит ни слова, тихо хмыкая, и следует за ней. Либо это место действует подобным образом, либо что-то еще.
- Бар в той стороне, если я правильно запомнил дорогу, конечно, - да, все правильно – с памятью у него никогда не было проблем, и сейчас она так же ясна, несмотря на встречу с различными мультяшками, а особенно с хорьками.
Дорога не занимает у них долгое время, или же он просто этого не замечает за спокойной беседой. Он все бы отдал за то, чтобы все по возвращении так и оставалось, но он не наивен и не доверчив, как ребенок, чтобы поверить в то, что будет все легко и просто. Он знает, что все вернется на свои места, точно ничего и не было. И с этим ничего не поделать.
Уорд останавливается, указывая на заведение, и первым заходит внутрь, привлекая к себе внимание уже знакомого бармена.
- О, вернулись, сэр! И привели себя в порядок, я вижу – неплохо, - тот посмеивается, сразу же доставая пару стаканов и бутылку. – Детектив Джонсон! Что привело вас в мое скромное заведение?
Тому, что бармен знаком с Дейзи, Уорд не удивляется, а занимает место, доставая деньги. Следовало этого ожидать, раз в этом мире у нее имеется – или имелся – двойник. Интересно, у него такой имеется? Он даже не хочет думать об этом и просто отмахивается от этих мыслей и вопросов.
- Нам самого лучшего виски, - день выдался сложным, и им действительно нужно успокоиться, пусть даже таким способом, и перестать думать о том, какое сумасшествие – весь этот мир. – Вот увидишь. Спиртное должно привести все мысли в порядок, а это стоит утреннего похмелья. Я уверен.

Четыре года. Которые проносятся перед внутренним взором скоростной очередью из мрачных сцен, болезненных чувств, сотен эмоции. Которые отпечатываются в памяти каждый день, не оставляя возможности, шанса на избавление. Которые все твердят и твердят о том, что ему следует забыть о том, чтобы стать нормальным человеком. Подобную возможность у него отобрали, а его попытались сломать, нанося удары снова и снова. Все, что он делал, оказалось бичом для всех прочих – для всех, кто окружал его, кто знал его, кто считал его своим другом. Хотелось бы сказать, что он не жалеет о чем бы то ни было, и ведь это так и есть – просто есть только один человек, который заставляет его чувствовать себя человечнее, живее. И он за это благодарен.
Благодарен за то, что у него хоть что-то есть – поломанные, но дорогие сердцу осколки того, что он сломал. Этого ему будет достаточно. Достаточно, чтобы не желать сдаваться. И это, надо сказать, звучит довольно забавно – он никогда не желал сдаваться, всегда боролся, всегда шел куда-то вперед, не позволяя себе думать о поражениях. Он всегда сражался в первую очередь за себя, за свою жизнь, и, быть может, только это и является причиной того, что он остается в живых. И быть может, это являлось изначально непоправимой ошибкой, которую теперь уже никак не поправить.
Все, как есть, так и останется.
Четыре года. Ему не хочется о них думать, но он улыбается в ответ на шутку Скай и ничего не произносит. Ему нечего сказать на это. Ведь сейчас – в их мире – продолжает происходить то же самое, и его все устраивает только из-за того, что его редко кто трогает. Но это только до поры. И он не знает, как все изменится. Наверное, он боится этого, а потому глубоко подавляет все свои страхи. Но здесь… в этом мире все вылезает наружу, всплывает, точно со дна реки, и не позволяет закатить глаза и вновь окунуться в свои дела. И здесь эти четыре года становятся намного болезненнее, нежели дома. Кто бы мог подумать – простой мир, переполненный мультяшек, начинает причинять ему боль, заставляя его вспоминать о том, кто он. Непривычно. Странно. И он не знает, как все это можно описать словами, но знает то, что это в скором времени станет чрезмерно невыносимо.
Уорд наблюдает за Дейзи и барменом, очевидно, принявшем ее за ту местную Дейзи Джонсон. И только сейчас понимает, насколько она изменилась. Она научилась пить. В ответ на что, он только хмыкает, осушая свой стакан так же, залпом, и слушает разговор, не вмешиваясь. Запоминает все, что им нужно о кролике – хотя бы имя им уже известно, и то, что тот предположительно сделал. Он слегка прикрывает глаза, гадая о том, почему именно они оказываются в этом мире, и почему именно им придется гоняться за нарисованным зайцем. Ответа не будет, и он просто кивает Дейзи, соглашаясь пересесть за столик.
Он усмехается, когда слышит ее слова, едва они рассаживаются в дальнем углу этого заведения. Все они меняются, и ему просто необходимо понять это, понять то, насколько это правдиво.
- Хочется верить в то, что меня уже ничто не удивит. Но этот мир странный и… непонятный, - последнее слово он произносит, чуть ли выдавливая его из себя, а затем наливает себе виски и выпивает все, силясь выкинуть из головы бесконечный самоанализ. – Кажется, что он лучше, чем тот, откуда мы, но… он пугает, путает, - устало прикрывает глаза, обращая внимание на прибывших.
И он тут же замолкает, понимая, что говорит больше, чем того хочет. Его слова никому не нужны, и они должны звучать лишь в его голове – там, где их никто не услышит. Только он. Всегда только он. Так и будет всегда, так и останется. И нечего бередить старые раны, вспоминать о том, что уже не вернуть, и думать о том, как этот мир влияет на него, на них. Ведь Скай никогда не стала бы вести себя так, как ведет себя сейчас. Она не стала бы разговаривать с ним и точно не пожелала бы работать бок о бок, тем самым, в какой-то мере, доверившись ему. Это все очень странно, и поневоле вызывает ощущение нереальности происходящего.
- Значит, имя кролика – Роджер? Кто додумался дать кролику такое имя? Ничуть не похоже на кроличье имя, как по мне. Как считаешь? – переводит тему, начиная говорить о кролике – просто так легче, ведь если и сходить с ума, то продолжая держать своих внутренних демонов внутри себя на привязи несмотря ни на что. – В любом случае, я надеюсь, что весь этот бедлам нам поможет, и мы сможем вырваться отсюда.
Вырваться. Этот мир завлекает, притягивает – он не настоящий, и здесь большинство проблем из реальной жизни запросто могут исчезнуть. Именно поэтому он не хочет задерживаться здесь на слишком долгое время. Здесь хорошо, даже слишком. Здесь он общается со Скай, как будто они старые друзья, а не враги. Но здесь он может просто и легко потерять самого себя. Снова. И кем он на этот раз станет? Однозначно, хуже уже не станет, но этого ему не хочется проверять.
- Как ты думаешь, этот мир… он реален? – вопрос, без всякого подвоха, и все, что он хочет, так это знать о том, насколько все это по-настоящему.

Не так легко смотреть в глаза собственным страхам. Наблюдать за тем, как они вылезают один за другим, сбрасывая с себя оковы и с чувств, которые он так привык подавлять в реальном мире. Там все иначе. Есть он, и есть проблемы, которые он обязан решать ради собственного выживания, не оборачиваясь, не смотря на прошлое, не задавая себе лишних вопросов. Скай… или Дейзи – один человек, который способен вытащить его из скорлупы и заставить чувствовать. Это действует даже в том мире, но гораздо в меньших масштабах – там он знает, что назад пути нет, и что ничего не исправить, там он в курсе, что он всегда будет для нее врагом, и потому легче концентрироваться. А здесь… все путается, все мешается, и не понять, что произойдет в следующий момент, что делать, чтобы вновь попробовать оставить все, как есть.
С одной стороны, это ему не нравится, но с другой… Подсознание подсказывает робко о том, что в этом мире все могло бы быть иначе, но кто он такой, чтобы верить во что-то подобное. И он не знает, какой ответ ждет на свой вопрос. Он просто хочет знать, реален ли этот мир, реально ли все то, что он чувствует и ощущает прямо сейчас. Настоящее ли все это? Отчего все так, а не иначе? И почему?
Просто не будет. Это он уже понимает.
И весь этот страх, гнев, любовь, боль – все это выползает наружу, и он прикладывает все усилия, чтобы их сдержать. В реальном мире с этим было проще – они сидели в нем тихо, или же ему легче удавалось подчинять их своей воле, но здесь же на них нет управы. И поэтому он отчасти надеется на виски. Надеется, что оно поможет, а утром, когда у них получится найти кролика, он сможет забыть обо всем этом. Мультаун словно переиначивает все его мировоззрение, меняет в нем все, или же… или же просто всего лишь вытаскивает из него то, что и так в нем сидело, ожидая своего часа.
Уорд смотрит на Скай, чувствуя прикосновение ее руки к своей, и замирает, запоминая это. Память напоминает о том времени, когда он был агентом Щ.И.Т.а – как же тогда было все проще. Это место… этот Мультаун заставляет его задуматься над тем, был ли у него шанс не идти за Гарреттом, а остаться и сделать хоть что-то правильно. Он прикрывает глаза, устав от бесконечных размышлений.
Когда он получает ответ, то с некоторой надеждой смотрит на нее. Ее слова – подтверждение реальности всего происходящего. И еще хуже, еще сильнее то, что он понимает один факт – все, что он чувствует, все эти сомнения, вопросы, мысли – все это реальность. И он правда сомневается в себе. Правда осмысливает все, что творил раньше, делает сейчас. Правда задумывается о том, был ли у него выбор или же нет, или же Джон отобрал это все у него, а он просто не знал, как быть дальше без него. Это… болезненный процесс переосмысления, и он неимоверно выматывает, вытягивая все силы и энергию.
- Ничего, - произносит на ее “прости”, на самом деле получая необходимую долю покоя от этого. – Тут просто очень странно. В реальном мире все не так, правда? Не останавливаешься, времени для раздумий нет, и ты просто действуешь, а здесь… - он наливает себе еще виски и выпивает все, слабо улыбаясь своим же собственным словам.
Не хочется признаваться себе в том, что он задумывается о том, кто он такой на самом деле. И как на это отреагирует Скай? Не хочется гадать, ведь он примерно осознает то, какой именно станет ее реакция, или же он ошибается? В любом случае, проверять нельзя – рано или поздно все это закончится. А там все будет так же, как и раньше.
Она хочет что-то сказать, но когда ловит его вопросительный взгляд, тут же обрывается, перестает говорить. Да, и ей здесь сложно, тяжело. Особенно находиться рядом с предателем и врагом, который по воле случая оказался здесь, да еще и стал ее напарником в этом деле. Он может только представить это. И на ее месте, он бы точно не стал разговаривать с кем-то вроде себя самого. Но что она хотела сказать? Наверное, этого уже не узнать. И имеет ли он право на это? Вообще на что-то подобное?
- Извини. Я пытаюсь разобраться с тем, что этот мир собой представляет, и с тем, как он влияет, - с этим ему придется обождать – в родной реальности все станет проще и яснее. Он надеется на это. Или надеется на то, чтобы все так и осталось, на то, что у него сохранится эта человечность.
Вопросы. Уорд покачивает вновь наполненным стаканом виски.
- Наверное, нам придется заказать еще одну бутылку. В этой очень скоро только капли на донышке останутся, - легко улыбается, запихивая все накипевшее как можно дальше. – А завтра отправимся за этим Роджером с сильным похмельем. Надеюсь, он не станет испытывать наше терпение, а сразу расскажет, что да как. Представляю себе допрос с головной болью.
По крайней мере, у него не останется сил удивляться нарисованному кролику, и на то, чтобы совершать какие-либо глупые поступки. Хотя… с последним сложно. В этом мире у него вряд ли даже мысль придет о чем-то подобном.

Самое непривычное то, что происходящее начинает пугать. Мультаун пугает. Наверное, он еще никогда не был настолько сильно растерян. Стена, которую он выстроил, тщательно, со старанием, начинает давать трещину, позволяя отчуждению от всего прочего в мире развеиваться, исчезать, рассыпаться в пыль. А ведь он старался, действительно старался не испытывать ничего из всех тех эмоций, что обуревают его день за днем. Старался быть холодным и спокойным. Невозмутимым, а порой смеющимся в лицо опасностям, которых у него на пути было чрезвычайно много. Старался быть тем, кого из него пытался сделать Гарретт – верным, фанатичным сторонником Гидры. Теперь же он даже не понимает, куда, в какие степи все это ушло, а главное – зачем и по какой причине.
Безусловно – все, что происходит, может с легкостью оказаться нереальностью, и после, когда они окажутся в своем родном мире, хаотичном и запутанном в бесконечных проблемах, то все останется лишь в воспоминаниях. Они вновь станут врагами. Быть может, в будущем их дорожки пересекутся еще раз при менее странных и непонятных обстоятельствах. Быть может, даже они еще не раз наставят друг против друга оружие, и что потом? Неизвестно. Он не выстрелит. В этом он абсолютно уверен. А она уже стреляла в него, и выстрелит снова. И он не будет этому удивляться, ведь, в конце концов, он сам в этом и будет виноват. Но все это сейчас неважно. Можно гадать вечно, что произойдет когда-то после – через несколько дней, недель, может месяцев.
Сейчас – именно в текущий момент они напарники. Работают вместе, стремясь выбраться из мира-ловушки, что неуловимо, незаметно, тихо зажимает их в тисках, заставляя осмысливать собственную жизнь под совершенно другим углом. За нее, правда, он не может сказать точно, но за себя еще как. За каждую секунду появляется чертова прорва мыслей, и он не знает, что с ними делать, и нужно ли вообще что-либо предпринимать. Какой смысл бороться с самим собой, если сам же вечно клялся себе в том, что не будет заниматься самообманом.
Все это реально.
Все это его собственное “я”.
Гораздо проще быть кем-то, кому на все плевать. Кем-то, кто готов убивать ради достижения собственных целей просто и легко, не задумываясь о лишних проблемах, не задумываясь о последствиях, что, так или иначе, настигнут его. Кем-то, у кого в жизни нет людей, ради которых не нужно рисковать жизнью, перед которыми не нужно чувствовать вину за некогда совершенные проступки, огрехи, ошибки. Кем-то, у кого нет абсолютно никаких привязанностей, кому не составит труда совершить преступления, не моргнув и глазом, а затем развернуться и просто уйти. Кем-то, кем когда-то был он сам. Кем-то, кем он считал себя ровно до этого дня.
Это даже становится забавным. И немного веселым. То, что он начинает терять самообладание и из всех сил лезет из кожи вон, лишь бы сохранить капли контроля над своими чувствами. Этот вымышленный мир-сказка… на него так легко вешать всю вину, но на самом деле он ни в чем неповинен. Он просто вытащил его из родной реальности, заставив прочувствовать то, каково это – оказаться где-то в другом мире и понять, что его жизнь могла бы быть иной, если бы в определенный момент он сделал шаг в верном направлении. Но что это значит? Как понять, где и в какую сторону следовало поворачивать? Он даже сейчас не до конца понимает, что ему нужно было делать. Отказаться идти за Джоном, которому не доверял, и вступиться за Щ.И.Т., в который не особенно верил, или оставаться на стороне Гидры, верным поклонником которой он так же никогда не являлся? Загадка.
- Будет, что вспомнить, в будущем. Разборки с хорьками, вооруженными револьверами, погони за кроликами с пиратскими именами, распитие спиртного в баре, наполненном нарисованными утками, собаками и кем-то там еще, - Уорд осматривает всех мультяшек, пытаясь сходу определить, кто есть кто, но оставляет это занятие – алкоголь начинает слегка действовать, чуть ли не вызывая у него желание посмеяться над внешним видом вышеупомянутых жителей Мультауна.
Грант улыбается, легко, почти расслабленно, слыша слова Скай. Да, это все временно, но чертовски приятно осознавать, что хоть на недолгое время они могут не быть заклятыми врагами. Разумеется, в этом виноват он сам, но сделанного не воротишь, прошлое – уже история, которую не переправить по желанию. Все, что остается, это идти вперед. И сейчас он просто радуется ее компании.
- А я рад, что моим напарником оказалась именно ты. Из всех, кто в меня стрелял когда-либо, тебе я верю больше, чем кому бы то ни было еще, - негромко посмеивается, вспоминая тот случай. – Пойдем в Ваш офис, детектив Джонсон. Это намного лучше, чем сидеть среди мультяшек и гадать о том, не поехала ли случайно крыша. Надеюсь, там не окажется никаких хорьков – хватит с нас их на сегодня. Тем более, что завтра, скорее всего, мы непременно с ними встретимся, когда отправимся искать кролика Роджера.
Уорд поднимается, подхватывая частично пустую бутылку, а затем просто следует за Скай, кивая на прощание бармену, который громогласно, на весь бар, кричит им что-то, но он на это не обращает почти никакого внимания.
- Интересно, как бы отреагировали правительства и организации нашего родного мира, если бы эти мультяшки появились в нем? Наверное, в очередной раз встали бы на уши и начали принимать какие-то законы, ограничения, как обычно они и делают, - усмехается, выходя из заведения и представляя себе такую картину.

Если хоть кто-то поверит в то, что происходит здесь, то это, определенно, будет чудом. Так как сам Уорд все еще неспособен даже здраво реагировать на все это. У него все так же глаза лезут на лоб при виде мультяшек. Он все так же мысленно прижмуривается и вслушивается в их писклявые голоса. И старается сохранить в себе того человека, который несколько часов назад пил кофе в том кафе, однако безуспешно – этот мир действует неправильно, и все об этом буквально кричит, заставляя его хвататься за собственные воспоминания, как за единственное, что может помочь сохранить его разум.
Но воспоминания в свою очередь заставляют его вспоминать о том, кто он такой, и что он сделал. О том, о чем он сожалеет в глубине себя, и о чем не хочет думать, подавляя в себе свою человечность так, как учил его когда-то Гарретт. Джон пытался вытравить из него слабость, как он говорил, но на самом деле он сделал его слабым. И Грант до сих пор старается стать сильнее, научившись жить иначе.
Не так. Иначе.
Но пока… Говорить легче, чем превращать все в реальность. Пока он только встает на ноги. Наверное. Хотя, скорее всего, он упадет в ту же яму вновь, едва сделает пару шагов вперед. И когда он вернется, ему придется делать очередной выбор. Обрывать ли последние связи с Гидрой или продолжать цепляться за них, зная, что он все равно будет вынужден жить в бегах.
Как раньше ничего уже не будет.
И слова Скай прямое тому подтверждение. Они только доказывают то, о чем он и так знает. Вот только о том, что она хочет его простить, он не знал. Хотя простить его будет сложно. Никто не простил бы. И он так же так и не дает себе спокойно жить из-за того, что выбрал сторону и последовал за Гарреттом, оставаясь верным своим принципам. К черту бы все эти принципы, если честно…
- Я сам во всем виноват, Скай. Я сомневался в Джоне, и мог бы не идти за ним, но пошел. Я мог бы остаться верным Щ.И.Т.у, но… Когда-то он вытащил меня из локального ада, в котором я жил, и забил мне голову, о чем я понял уже тогда, когда стало слишком поздно. Я был предан ему, но даже не представлял, что я всего лишь его инструмент. Впрочем, как и все в Гидре. Черт, если бы я мог вернуться и поступить иначе, то я бы так и сделал, но проблема в том, что это невозможно, - невесело усмехается.
Алкоголь заставляет откровенничать или это все влияние этого чертового мира, он без понятия, но одно точно известно – при любых других обстоятельствах он никогда ничего из этого не сказал бы. Он бы упрямо продолжал отрицать свою виновность на людях, признавая ее только про себя. Ведь так легче. Намного легче, когда все окружающие считают тебя подонком, которому на все плевать, и не пытаются давить на совесть и эмоции, которых и так становится слишком много.
И никто никогда так и не узнал бы. Ни о чем. Даже Скай. Ей бы он тоже ни о чем не рассказал бы, твердо зная то, что между ними ничего не изменится, и что для нее он так и останется врагом, некогда вонзившим нож прямо в спину в момент, когда никто этого не ждал. Он бы продолжил молчать, но здесь и сейчас… Остается только надеяться на то, что все сказанное останется здесь, ну или не достигнет чужих ушей.
Хотя, какая разница. Хуже уже точно не будет.
И ничто не сможет испортить все еще сильнее.
- Я знаю, что все будет так же, как и раньше. Ничего страшного. Во всем, что происходит со мной, виноват лишь один человек, и это я. Все было в моих руках, но я все… - громко щелкает пальцами, показывая, что он просто-напросто уничтожил все в один момент. – Так что… мне тоже жаль. Жаль, что я был слишком глуп. Мои слова ничего не изменят, и я на это не претендую, но я хочу, чтобы ты знала, что я сожалею обо всем. Конечно, там, в реальном мире я веду себя иначе, говорю не то и смеюсь над всем, но я точно о многом жалею.
И все же, несмотря на то, что хуже не будет, он точно знает, что в будущем запросто сможет совершить еще вагон и маленькую тележку ошибок. Он ловит себя на мысли, что с этим нужно что-то делать. Попытаться стать лучше, ведь еще не поздно. Хотя бы ради того, чтобы не умереть полной сволочью, когда придет его час.
- В любом случае, это приятно. Просто выпить и не думать постоянно о том, что будет завтра. Хотя завтра мы погонимся за кроликом, так что веселье то еще предстоит, да? – коротко смеется, припоминая об их главной цели. – Я прямо предвкушаю то, как мы будет его ловить за уши. Главное, не оторвать их ненароком, - хмыкает, радуясь тому, что тема для разговора другая. Говорить о мультяшке приятнее, чем о том, в чем сложно разбираться.

Дико странно признавать все свои ошибки. И непривычно понимать, что все это сидело в нем мертвым камнем, который не давал ему выдохнуть, заставляя его постоянно держаться в напряжении, из раза в раз бросаться с головой в то или иное дело, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Любопытно, на что способно самоотрицание – долгое время он действительно полагал, что его вины ни в чем нет – когда он покорно пошел за Джоном, когда он сидел в плену у Щ.И.Т.а, когда решил мстить после того, как выбрался, когда выживал, бегая от своих врагов по всему миру…
Теперь все это, будто по какому-то щелчку, растворяется в пыль, заставив его с удивлением смотреть на то, во что превратилась его жизнь.
Все так и останется здесь. Ничто из всего этого не попадет в реальный мир. У него всего лишь останутся воспоминания, которые он точно не забудет – он никогда ничего не забывает. Не в его стиле. Его память, как и всегда, запомнит все до мелочей и продолжит терзать его воспоминаниями.
Уорд внимательно выслушивает все, что говорит Скай, понимая, что она права. Он искалечил всю команду. И если ему было все равно на большинство, то он никак не мог проигнорировать то, что он сделал с Фитцем и Симмонс, и то, как все, что он сделал, отразилось на Скай. Неважно, как сильно он раскаивается, прощения этому не будет. Он понимал это раньше, и понимает сейчас. Четко. Ясно. Ничто не исправить. Он осознал это уже очень давно.
И он не согласен с ней в том, что она похожа на него. Нет. Она намного лучше кого-либо из тех, кто служит либо в Гидре, либо в Щ.И.Т.е. Но не успевает он и слова сказать, как она его обнимает, что вгоняет его в легкий ступор. Неожиданно. И он прижмуривается, пытаясь убедить себя в реальности всего, не то в скором времени он начнет думать, что это Мультаун играет с его воображением.
Но Мультаун играет на самом деле.
С каждой секундой он все больше теряет контроль над своими эмоциями. Там, в реальности, он играючи хоронил их под толщами ежедневных забот и работы, не думая о них и даже не предполагая, что ему вообще когда-нибудь придется бороться с ними. Ему так легче. Сохранять внешнее равнодушие. Поддерживать вымышленный иммунитет к подобным ситуациям. Не показывать ничего из того, что угнетает его. Однако всему приходит конец.
Сейчас все его чувства вырываются, и создается впечатление, будто все трещит по швам. Он уже не может сказать, что он холоден, невозмутим или полностью спокоен. Сложно. И тяжело будет поверить в то, что в родном мире, который раздирается на части всеми, кому не лень, будет так же, как и прежде.
Быть может, он вновь вернет себе самообладание, но вряд ли сможет обманывать себя и дальше, прячась от своей вины. Не после всего этого.
- Ничего. Я знаю, что я сделал. И этого никто никогда не забудет, в том числе и я сам. На то, чтобы загладить вину, не хватит и тысячи лет. Без понятия, что будет в будущем, но я постараюсь не совершать новых ошибок, хотя… Ты знаешь меня, я точно где-то наломаю дров. Снова, - он тихо и коротко смеется своим словам, размышляя о том, что сегодня утром он ни за что не сказал бы нечто подобное – колоссальное количество упрямства и нежелание признавать свою слабость не позволили бы ему это сделать, но здесь все иначе. - Нет, ты не такая, как я. Ты намного лучше меня и всех прочих. А что касается того, чтобы простить и оставить все в прошлом… Это сложно. Я не думаю, что это возможно. Для этого потребуется немало времени, если время вообще может помочь. А я в этом сомневаюсь, - пожимает плечами, задумываясь.
Наблюдает за тем, как Скай выпивает стакан виски, и наливает себе – определенно, нужно больше алкоголя, чтобы хоть как-то уразуметь все или перестать задаваться вопросами о том, почему и как. Но она права – рано или поздно, все встанет на свои места. И он, вероятно, найдет свое место где-нибудь. Скорее всего, это произойдет лишь тогда, когда в мире случится что-то совершенно разрывающее все шаблоны, а пока… пока он продолжит идти куда-то вперед, преодолевая все новые и новые препятствия.
Уорд откидывает голову, проводя рукой по голове. Спиртное смягчает происходящее, позволяя ему засмеяться ее словам о том, чем они завтра будут заниматься – ловить мультяшек, отрывать им уши и хвосты. Если ему придется перестреливаться с теми хорьками, то это реально будет полный финиш. После этого, когда они вернутся в свой родной мир, то прежним он больше не будет.
- Главное, потом, когда вернемся домой, никому об этом не рассказывать, иначе нас просто сочтут поехавшими, - весело смеется, допивая стакан. – Интересно, откуда вообще взялся этот мир? Хотя странно задаваться этим вопросом, учитывая то, что в нашем мире все давно стоит вверх тормашками, и понять, что, как и почему, слишком сложно.

Внутри что-то ломается с треском, окончательно заставляя его распрощаться с безукоризненным спокойствием и равнодушием. Больше у него не получится безразлично относиться к тому или иному. Больше он не сможет быть бездумным солдатом, которого из него вырастил Гарретт. Что-то осыпается, освобождая его от тех пут, которые сковывали его всю жизнь. И он понимает, что больше не сможет быть таким же, каким был до этого.

Да, не так давно он начинал осознавать свои ошибки. Несомненно. Он начинал чувствовать свою вину за все, что произошло с теми, кто был ему дорог. Но только сейчас он понимает, сколько бед он причинил и как сильно сломал свою жизнь. И ничем ничто уже не починить.

Грант Уорд для всех мертв, но все так же упрямо старается выжить, выплыть на поверхность, добраться до какого-нибудь берега. И осознавать это даже как-то забавно. Отчего же, он понятия не имеет. Просто смешно. Он пытается остаться в живых, хотя стремиться ему больше не к чему. Он не сможет стать иным, не сможет что-либо исправить, не сможет сделать что-то правильное. Он ни на что не способен. Только предавать, убивать, выполнять приказы.

А приказы он давно отдает себе сам. Самый частый – выжить любой ценой. Это не жизнь. Это бесконечное бегство и выживание. Это существование. И когда бежать станет некуда, станет кристально ясно – у него нет ничего.

Дейзи права. Она говорит правду. Она знает о нем все, даже больше него самого. Странно это признавать, но она разбирается в нем лучше, чем он сам. И она доказывает это прямо здесь и сейчас, говоря, что им вело, выдвигая предположения о том, что с ним случилось, и все является, так или иначе, правдой.

Уорд вскидывает голову, глядя на нее, когда она просит прощения за то, что не помогла ему тогда. Можно ли было ему помочь? Можно ли было заставить его взглянуть на все под иным углом? Встать против Гидры и Гарретта? Возможно. Неизвестно.

Он сжимает ее руку. Совсем как раньше. Но тут же отпускает, боясь, что это не понравится ей. Они уже не те люди, которые только-только начинали общение на том самолете.

- Сомневаюсь в том, что тебе следует за это просить прощения. Я должен был сам думать своей головой и перестать топтаться в прошлом, - произносит, тяжело выдыхая и опустошая стакан. – Порой мне становится страшно от того, как хорошо ты меня знаешь. Ведь большинство того, что ты только что сказала, правда. Ты права – я не знал, что правильно, а что нет, я был трусом, чтобы попросить кого-либо о помощи, и я как верная собачка бегал за тем, для кого я всю жизнь и был верной собачкой. Я слушал его слова и думал часто лишь о том, как бы не подвести его, ведь он столько ради меня сделал… а на самом деле выяснилось, что все, что он сделал, это сломал во мне все, что только было можно сломать. И я причинил столько боли всем… Страшно осознавать, что все это реально было. Порой хочется верить в то, что все это было лишь дурным сном. Жаль, что это не так.

Уорд хмыкает, вновь вспоминая мир, в котором они находятся. Почему-то становится очень легко. Хотя сегодня, едва попав сюда, он готов был на все, лишь бы сбежать отсюда. Утки, мыши, вооруженные хорьки – диснеевские персонажи, от которых голова идет кругом. Завтра они будут гоняться за кроликом. Встретят еще массу мультяшек.

Дейзи говорит о чем-то, в ответ на что он удивленно изучает ее взглядом с минуту. Она не лжет, а значит знает, что происходит. Но он не спрашивает, ведь ни один агент не выдаст по собственной воле секретную информацию, а он не станет упрашивать ее о том, чтобы она разъяснила, что к чему.

- Ладно, я не спрашиваю. Хотя я предпочел бы получить пулю от тебя, чем от этих хорьков, - усмехается, представляя перестрелку с этими зверьками. – Хорошо. Не расскажем. Все, что произойдет в Мультауне, останется в Мультауне, - с этими словами он наливает себе еще виски и выпивает все залпом.

Алкоголь уже начинает брать свое. Усталость дает о себе знать, а настроение слегка приподнимается, хотя балом все так же правят дурные мысли о прошлом, которое не жаждет отпускать.

- Наверное, надо допивать почти пустую бутылку и ложиться спать. Боюсь, у нас завтра будет жуткое похмелье. Хотя, наверное, так даже к лучшему – меньше поражаться будем местным… жителям, - он пытается встать, но тут же теряет равновесие и падает. – Да ладно… Я разучился пить?! Быть такого не может, – все же встает, вроде даже ровно, не покачиваясь, и он даже начинает чувствовать себя покорителем какой-нибудь горы.