Воспоминания о тюрьме Рафт преследовали Ванду еще долго после того, как она ее покинула.
Если во время смерти Пьетро она чувствовала, будто она умирает вместе с ним, то, оказавшись в заточении, поняла, каково было бы после попасть в ад.
Связанная, бессильная, полностью погруженная в себя, она раз за разом прокручивала в своей голове худшие моменты жизни. Казалось, что вся мощь ее способностей, не найдя выхода наружу благодаря какому-то хитроумному изобретению, сковавшему ее, обернулась внутрь, против нее самой, подтачивая ее изнутри и представляя перед ее мысленным взором пугающей яркости воспоминания.
Снаряд, разорвавший квартиру семьи Максимофф, заставив спрятавшихся от смерти брата и сестру бояться вздохнуть. Тогда закончилось их детство, вместо со смертью родителей, разрушением отчего дома, пробуждением способностей и скитаниями, приучившими их полагаться только друг на друга.
Недолгая разлука с Пьетро в пылу битвы, после которой им никогда уже не суждено было объединиться вновь.
Попытки вновь сделать что-то хорошее для всего мира, самостоятельный выбор ежедневных изнуряющих тренировок, которые должны были оттеснить болезненные воспоминания хоть ненадолго. Но они всегда возвращались.

Наконец, миссия, в которой она должна была проявить себя как настоящий мститель. Должна была сдержать разрушительную мощь взрыва, но не сумела. Перенаправила его на других людей вместо этого, подтверждая опасения касательно себя, то и дело проскальзывающие у окружающих.
Во главе которых, конечно же, был Тони Старк. Худой мир лучше доброй ссоры – но сосуществовать с ним по этому принципу долго не удалось. После ошибки Ванды в Лагосе их худшие опасения касательно друг друга подтвердились. Тони Старк даже не нашел времени или, что вероятнее, желания поговорить с нею лично. Он относился к ней всего лишь как к опасному оружию, которое можно использовать и тут же списать со счетов, когда была дана осечка.
И все же следствием потери контроля стали не несколько пустых заброшенных домов, не расходный материал для тренировок, а человеческие жизни. В какой-то момент Ванда почти смирилась с тем, что так будет лучше. Прислушалась к увещеваниям Вижна, приглушила в себе деятельность, без которой долгое время не смогла справляться с призраками прошлого.
Но стоило появиться Клинту, человеку, который уже однажды вывел Ванду из оцепенения – и ее не нужно было более просить дважды. Когда слова не сработали, Ванда применила силу против своего тюремщика – пусть он относился к ней без подспудной неприязни и страха, пусть она потом сожалела о таком поступке. В тот момент сомнения отступили, Ванде некогда было колебаться, да и действовать порывисто ей было далеко не впервой, а высвобожденная алая сфера в считанные мгновения отбросила Вижна вниз, давая Ванде с Бартоном возможность ретироваться.

Стив и Тони оказались по разные стороны баррикад, и Ванда тоже противопоставляла их в своих мыслях. Если Тони свел общение с ней до необходимого минимума, то Стив не просто снисходил иногда до общения с ней, он выгадал момент и сказал ей нужные слова. Его отношение к Ванде резонировало с ее собственным стремлением не сдаваться, не прятаться, продолжать пытаться обуздывать свою силу.
Потеряв Пьетро, Ванда будто бы решилась львиной доли самой себя, и ей оставалось только перебирать воспоминания, далекие годы их беззаботного детства и последующие протяженные годы борьбы за порядок в своей стране.
Они могли бы затаиться тогда, стараться не привлекать к себе внимание, но мир был не готов принять их так или иначе.
Долго гадать о том, как поступил бы Пьетро сейчас, не приходилось – он боролся до конца. Именно это стремление обуяло Ванду в тот момент, когда Стив и Клинт вновь предложили ей свободу. Она не жалела об этом решении, пусть даже его последствия сводили ее с ума.
И все же в моменты отчаяния другое сожаление тисками охватывало разум Ванды – то, что она не последовала за братом, вместо этого осталась жить, мучительно медленно переживая мгновения от одного прихода тюремщика до другого.
Или, может, все-таки умерла там, в Соковии?..

Пусть Ванде предназначено было просидеть в этой тюрьме не слишком долго, восприятие времени для нее сильно исказилось, а дни для воспаленного разума казались месяцами. Пустым взглядом она мельком скользила по лицам надзирателей, заглядывающим иногда к ней.
Стивен Роджерс не был надзирателем. Но был ли он галлюцинацией Ванды? Нет, вряд ли галлюцинация случайно может оказаться способна освободить ее от оков.

Прошли еще несколько дней в Ваканде, прежде чем Ванда пришла в себя. Но на этот раз ее никто не торопил, никто не подгонял, кроме, разве что, бушующего внутри хаоса, который время от времени рвался наружу после столь грубого подавления.
Унылые серые краски, отсутствие естественного освещения и полная погруженность в собственные тягучие и мрачные воспоминания – все осталось позади.
Слова Стива по-прежнему попадали в цель.
С одной стороны был вечный страх людей перед Вандой, Ванды перед людьми, пребывание в  бегах, стычки в случае неудачи, заточение и невыносимое одиночество. С другой – окружение отколовшихся мстителей, которые уже не раз спасали Ванду и не отворачивались от нее.
Пусть мысль о новых жертвах даже во избежание еще больших заставляла ее сердце болезненно сжиматься, Ванда, вопреки своей силе,  во многом оставалась обычным человеком. Со стремлениями принимать активное участие в своей жизни, сохранить свободу и исправить собственные ошибки, с надеждой каждым последующим шагом чуточку приблизиться к недостижимому, но такому заманчивому миру вокруг и в своей душе.

Лучше всего - связываться через ЛС, уведомления приходят на телефон