— Вы знаете, как вас зовут? — спрашивает доктор, на бейдже которого фамилия Коул. — Сколько вам лет, откуда вы?
Чарльз знает. Но отрицательно мотает головой. У доктора Коула дома молодая жена, которая встретит его после смены горячим ужином и тёплой улыбкой. Доктору Коулу, вообще-то, абсолютно плевать на Джона Доу, ничего не помнящего о себе. Он проверяет реакции совершенно механически, задаёт свои вопросы без интереса. Думает, что с пациентом всё, в общем-то, в порядке, а полиция по ориентировкам пропавших без вести никого похожего не нашла. Считает, что Джон Доу — просто бездомный, отключившийся от истощения. И что его пора выкидывать на улицу обратно, потому что в клинику обращается множество людей, которым действительно нужна помощь.
А он тут место занимает.
— Что последнее вы помните?
— Моя жена, — тихо говорит Чарльз, автоматически цепляясь за память доктора Коула. — Приготовила восхитительный яблочный пирог. Вчера.
Доктор хмурится, но просто коротко кивает.
Они оба знают, что Чарльзу здесь не место. Только думают о разных причинах. Врачу не нужен здоровый пациент с потерей памяти, у которого нет имени, а соответственно и страховки. Чарльзу нельзя здесь валяться, потому что он нужен своим ученикам. Он не умер. У него есть какая-то надежда.
Доктор покидает палату, переговаривается с медсестрой за её пределами. Хочет выписать, но узнаёт, что прошло какое-то совпадение по ДНК. Мол, есть какие-то родственники, которых надо уведомить. Доктора Коула это раздражает, а у медсестры есть свои проблемы. Её парень вон, внимания в последнее время на неё не обращает. Она думает, что ей изменяют и даже подозревает, с кем. Боль и злость молодой женщины очень чётко ощущается Чарльзом. Как и раздражение доктора Коула.
Ему надо уйти отсюда. И поскорей.

Чарльз отлёживается на больничной койке недолго. Концентрируется на собственных якорях, кое-как отгораживается от чужих мыслей и поднимается — о, боже! — на ноги. С его головой точно не всё в порядке, но здесь он со своими проблемами точно не разберётся, сколько бы не отлёживался. В Школе — совсем другое дело. Там атмосфера более привычная. Там есть, с кем обсудить варианты решения проблемы.
Там есть, где закрыться в случае чего. Здесь он опасен для окружающих. Чарльз это понимает слишком отчётливо.
Он подходит к двери. Ноги слушаются и это поразительно. Чарльз успел забыть — насколько.
В больничном коридоре суета, но на неё он внимания не обращает. Потому что в его голове суеты больше. Все эти чужие мысли стремятся пробиться, а он никак не может их заблокировать. Ещё и свет в коридоре ярче, бьёт по глазам.
— Сэр? — обращается к нему проходящий мимо с каталкой медбрат. — Сэр, вы...
Чарльз от него отмахивается, как от назойливой мухи. Медбрат замирает на месте. Чарльз проходит мимо, добирается до администраторской стойки. Телепатически обрывает попытку регистраторши позвать кого-то. Но то, что раньше давалось без особого труда, сейчас заставляет опускать и без того хлипкие барьеры. У самых дверей на выход Чарльз хватается за голову, потому что этот гул — совершенно невыносимый.
Хватит уже. Хватит, сколько можно-то?
Кажется, Чарльз произносит это вслух. Или транслирует во все сознания — он не улавливает. Для него грань между телепатическим и настоящим так стёрта, что это уже и не важно. Его окружающий мир разбивается на куски от нарастающего гула.
— Да хватит уже, — проговаривает он. — Да замолчите вы!
Внезапная тишина оглушает хуже гула. Замолкают. Все, как минимум в здании. Чарльз озирается. Видит людей со стеклянными глазами. Не слышит рядом с собой больше ни единой мысли. Зато слышит — шум с улицы. Разбитое стекло, вой автомобильного клаксона, скрежет металла о металл.
Люди вокруг него замолкли полностью и остановились. Не успев остановить автомобили и движение в целом.

Отсутствие чужих мыслей — страшнее всеобщего гула. Чарльз слышит собственные и ничего хорошего они ему не приносят. Только вворачиваются в виски мощной болью. За ней не получается понять, на какой радиус он отключил всех и вся. И почему не получается "включить" обратно.
Чарльз пробирается к администраторской стойке. Обходит её, поднимает трубку телефона, слышит гудок. Набирает трясущейся рукой экстренный номер. Банальное 911. Называет адрес, который видит на одной из папок, говорит об аварии снаружи госпиталя. И не говорит — о телепатическом вмешательстве.
Вот только вспомнить способы связи со Школой не удаётся. Да он и не знает, на месте ли она. А связываться с кем-то сейчас телепатически — дохлый номер. Чарльз не хочет случайно парализовать ещё пару районов, пока ищет знакомых мутантов и пытается с кем-то связаться.
Он выбирается из-за администраторской стойки и корчится от очередного приступа боли. Погружается в свою голову, пытается остановить хоть что-то: хоть боль, хоть глухую тишину. Такой массовый удар не пройдёт незаметно, на место происшествия обязательно кого-то вышлют. Может, сюда уже спешит группа каких-нибудь героев или выехал наряд спецслужб. Проблема в том, что Чарльз может выкосить и их. Поэтому сначала надо как-то загнать собственный разум в рамки, а уже потом возвращать сознание тем, у кого он его выключил.
Если не поздно будет.
Чарльз хватается обеими руками за голову снова. Мысленно выстраивает вокруг себя стену. По кирпичику, плотной кладкой. Чтобы защитить не столько свой разум, сколько окружающих. Вот только с концентрацией у него всё равно всё плохо, даже в полной тишине.

Тишина перестаёт быть полной, когда в эту мёртвую зону начинают проникать другие люди. Чарльз их слышит, ощущает, но старательно не реагирует, чтобы не отвлекаться от работы с собственным сознанием.
Чтобы больше никого не срезать телепатическим ударом.

Приближаются к нему. Чарльз поворачивает голову, фокусируется. Железный Человек. Тони Старк.
— Я бы не советовал, Тони, — как-то ломко говорит Чарльз, через силу. Похоже, он сейчас на ногах-то держится чудом.  — Находиться здесь.
Того, что Старк его не узнаёт и воспринимает как неопознанного мутанта, Чарльз не отзеркаливает. Ему пока проблематично полностью отслеживать всё, что происходит и в его голове, и снаружи. Настолько в себя он ещё не пришёл.
Чарльз выставляет перед собой руку. Мол, лучше не подходи. Пальцами второй упорно давит на висок, чтобы не терять концентрацию.
— Свяжись со Школой, — медленно добавляет Чарльз. — Нужна Эмма. Или Джин Грей, или...
Чарльз вспоминает. Джин убила его. Где она сейчас? Что с Фениксом? Живы ли его Иксмены? Что там со Школой? Тщательно выстраиваемая стена от этого круговорота вопросов без ответа начинает рушиться. Быстрее, чем собиралась.
Он тяжело дышит, закусывает до боли губу, чтобы физически вытянуть себя ещё на какое-то время.
— Сейчас. Тебе нужно. Вырубить меня, — проговаривает он.
Нет других вариантов. Ситуация не под контролем. Может стать только хуже, если прямо сейчас он останется в сознании. Приложиться обо что-то головой самостоятельно он сейчас точно не сможет.

Джин Грей мертва. Нью-Йорк. Две тысячи шестнадцатый год. На момент Чарльзу сложно уложить это всё в голове.
На момент и не приходится. Тони реагирует, перед глазами Чарльза всё темнеет. Из зловещей тишины он проваливается в практически спасительную.
Не для него спасительную — для окружающих.
Приходит в себя он снова на больничной койке. Лежит с закрытыми глазами, вспоминает последние события. Чувствует облегчение от того, что в голове больше не происходит никакого столпотворения чужих мыслей. Никакого хаоса, но он понимает — это только пока. Сначала в той больнице он тоже более-менее соображал.

Чарльз открывает глаза. Встречается взглядом со Старком. Приподниматься и дёргаться лишний раз теперь не пытается. Уже не нужно.
— Я не знаю, как я выгляжу, — говорит Чарльз. — Мне не попалось на пути зеркала. Но если ДНК совпало с моей, это странно.
Очень странно. Его сознание после произошедшего тогда, с Джин, могло успеть куда-то переселиться. Чарльз когда-то размышлял над такими возможностями. Это не настолько нереально, чтобы не рассматривать как вариант собственного спасения. Его разум наверняка решил бы защитить себя после разрушения телесной оболочки.
Но совпадение по ДНК? Отсутствие морщин? Да ещё и тот факт, что он полностью чувствует свои ноги? Странно. Абсолютно нереально. Чарльз не знает способов быстрого омоложения. Старение — не то, что можно просто так взять и провернуть назад. Можно было бы предполагать какое-то мутантское вмешательство. Но если бы оставалось во что вмешиваться.
Чарльз не представляет, как от его тела могло что-то сохраниться после того, чтоб было. Горстка пепла разве что. От таких мыслей ему становится совершенно некомфортно. Не то чтобы в его ситуации комфорт предполагался в принципе.
— С людьми в больнице что? — спрашивает он. Это и важно, и способ переключиться. — После того, как я отключился, они пришли в себя? Моё вмешательство дополнительно требуется? Я пока не могу сказать точно, получится ли у меня что-то сделать. Сейчас лучше подыскать другого телепата, если есть такая возможность.

Чарльз на некоторое время снова прикрывает глаза.
Он — не самый открытый мутант. Был когда-то таким, но с годами больше мыслей оставлял себе, предпочитая делиться с окружающими только тем, что им нужно знать. Но сейчас он ощущает себя слепым котёнком, оставшимся без информации и не знающим, куда ткнуться, что предположить.
Чарльз понимает — в Школу ему сейчас возвращаться нельзя. Пока не будет уверен в том, что подобный приступ не повторится. Значит, ему нужно заручиться поддержкой — в первую очередь информационной — с другой стороны. Значит, стоит быть чуть ли не впервые за долгие годы максимально откровенным.
— Я не знаю, что произошло, — честно говорит он. — Знаю, что должен быть мёртв. Помню свои последние минуты. Полагаю, что мой разум мог бы ради спасения переместиться куда-то ещё, но не восстановить моё же тело. Поэтому мне и кажется совпадение по ДНК странным. Даже невероятным. Я сейчас в не меньшем замешательстве, чем ты, Тони.
Ну, да. Откровенничать-то особо и не в чем.

Отредактировано Charles Xavier (2017-08-12 03:22:24)

Чарльз отчасти расслабляется. Масштабы катастрофы не настолько страшны, как могли бы быть, если бы он совсем спустил себя с поводка. Остаётся ещё практически врачебное "не навреди". Только неизвестно, надолго ли оно остаётся. Мало что найдётся сравнимого по опасности с телепатом, не контролирующим свои возможности.
В Школе Ороро и Логан с проблемами. Дополнительной телепатической поддержки просто так не найти. На дворе две тысячи шестнадцатый.
Феникс в Джин пробудился в две тысячи тринадцатом. В голове это всё укладывается сложнее, чем даже существование такой космической сущности, способной спалить всё на своём пути.
Головная боль возвращается.
— Нужно провести тесты, — говорит Чарльз. — Сделать анализы. На психические способности оказывают влияние многие факторы: от накопленного стресса, до кардинальных биохимических изменений. Психическое состояние телепата это то, за чем необходимо постоянно следить. То, что легко даётся обычно, может обернуться непредсказуемо, если разовьётся какое-то депрессивное расстройство.

Он рассуждает, пытается анализировать собственное состояние. По-другому просто не умеет. Но где-то в сознании бьются воспоминания о событиях дней, которые были его последними.
Джин Грей мертва. Кто ещё? Циклоп тоже мёртв. Логан жив. Ороро жива. А Хэнк? А Бобби? И что стало с Фениксом? А с той вакциной?
Виски сдавливает. Чарльз снова начинает слышать чужие мысли. Пока отдалённые, не гулом. Его внутренняя защита так и не вернулась, не восстановилась адекватно. Намёки на неё снова рушатся под давлением собственных попыток разобраться в состоянии и не отвлекаться на закономерную реакцию на новости — скорбь.
Чарльз перестаёт обращать внимание на то, что спрашивает Старк. Перестаёт сам шевелить губами и продолжает монолог о психическом состоянии где-то в своей голове. Скатывается обратно — из сознания в неясную пучину.
Пробудился спустя три года, дабы узнать и вспомнить, что те, кого он воспитывал и тренировал — мертвы. А он всё ещё жив. Снова жив.
Как родители не должны переживать своих детей, так и Чарльз не должен был пережить Джин.

Он слышит голос. Не в голове. За пределами. Настолько отдалённо, что практически не.
Его зовут. По имени.
Рука дёргается к виску. Ему нужно вынырнуть. Он не там сейчас, где должен быть. Ещё немного и засосёт так, что будет не остановиться.
Чарльз продирается сквозь воспоминания, оказавшиеся снова слишком живыми. Цепляется за реальность.
"Транквилизаторы", — даёт он телепатический посыл. Не исключено, что целому этажу.
Если самостоятельно успокоиться не получается, нужно прибегать к крайним мерам. Хотя бы это да остаётся в сознании очень чётко. Внутренний стоп-кран работает из рук вон плохо.

Ничего не происходит. Ничего не останавливается.
В сознании всё переворачивается с ног на голову, при этом кажется более реальным, чем то, что за его пределами. Когда Чарльз пытается сфокусироваться на комнате, в которой находится, ему начинает казаться, что именно тут он — в симуляции. В виртуальной какой-то реальности. Да и самого себя как себя он не чувствует. Будто находится где-то вне своего тела. Балансирует на грани с астральным планом.
Так быть не должно.

Но всполохи перед глазами не позволяют вернуться в себя.
Чарльз проваливается обратно в воспоминания. Перед ним возникает совсем юная Джин. Та совсем ещё девочка со способностями, отчасти похожими на его собственные. Самая способная ученица. Её юное лицо сменяется хищной головой огненной птицы, способной поглотить всё на своём пути, оставив лишь страшное пепелище.
В своём сознании Чарльз поднимает голову, подставляя собственное лицо серому пеплу, едва остывшему и медленно опускающемуся вниз. На пережжённую землю, к золе и опалённым костям всех тех, кто был ему когда-то дорог. Вон, кажется, покрытый копотью шлем. А там — когти, пытавшиеся скрести землю, пока их хозяин ещё не обуглился окончательно.

Нет, сбой.
Чарльз знает, что это — совсем неправильно. Логан жив.

От сбоя видение, подброшенное собственным разумом, бледнеет. Чарльз уже не чувствует духоты от жара, не задыхается от нехватки кислорода. Он дышит полной грудью, но при этом всё никак не может развести два мира — ментальный и реальный — по разным углам.
К такому он готов точно не был. У него даже запасных планов на случай чего-то подобного не было. Потому что не всё можно предположить.

"Тони", — мысленно обращается он к Старку. — "Вколи мне транквилизатор".
Посыл внушающий. Других не остаётся. Чарльз не понимает, где кончаются его воспоминания и проекции, а где начинаются чужие мысли, не перестающие транслироваться в голову. Грань слишком сильно стёрта, чтобы отличать одно от другого. И проблески сознания становятся слишком редкими, чтобы рассчитывать на то, что Старк сам справится и преодолеет в таких условиях небольшое расстояние. Без внушения.