Манхеттен по-прежнему пропитан запахом гари.
С тех пор, как Башню взорвали, прошло уже пять дней, и город, кажется, начал жить своей жизнью. Почти. Если опустить снующие туда-сюда патрули Гидры и тот бред, который прокручивают по телевидению. Произошедшее меньше недели назад огрело Баки Барнса пыльным мешком по голове, погрузив в состояние, близкое к подлинной и очень глубокой панике. Не впервые мир вокруг него, его уютный привычный мир, переворачивался с ног на голову, оказавшись большим обманом и огромной подсадной уткой, но теперь всё было по-другому. Больнее и жестче. Всё потому, что в дело впутан кэп.

С одной стороны, всё складывалось логичнее некуда: странное поведение Роджерса можно было объяснить именно двойной игрой, это были те части паззла, которых не хватало для полной картины. С другой же стороны, Джеймс совершенно не представлял, как смириться с этими частями паззла, и с этой цельной картиной. Капитан Америка, его герой, его друг детства, его почти-брат - и глава страшнейшей из преступных организаций? Нет, такого быть не могло, никак, совершенно, это мир, в котором Барнсу жить не хотелось.

Роджерс смотрит на него с экранов телевизоров и газет, признаваясь в своих грехах, да ещё и так, будто это не грехи вовсе, словно он по-прежнему герой всё сделал, как надо. И все вокруг молчат. А Баки от всего этого хочется удавиться: взять ремень покрепче и повеситься где-то на дверях повышенной прочности, чтоб не сорвать с импровизированный эшафот с петель, а наверняка, точно. Чтоб никогда больше не видеть это лицо, произносящее страшнейшие вещи, пусть даже не лично, а так, опосредованно, с помощью прессы и телевидения.

Второе желание, посещающее Баки Барнса - удавить уже не себя, а виновника торжества: Роджерса. Найти кэпа и поговорить с ним превращается в навязчивую идею, в перерывах Солдат думает лишь о том, что он глупец и идиот, раз не сделал этого раньше. Возможно, он мог бы предотвратить... успеть... Джеймс начинает поиски, по-прежнему считая, что хоть немного, но знает кэпа и его привычки, а, значит, он поселится где-то в Бруклине. Даже сознавшись в принадлежности к чёртовой фашистской Гидре, Роджерс не отказывается от собственного детства, а ещё от собственных симпатий и предпочтений. Жутковато признавать, но Барнс осознаёт, что он знает, какую Роджерс любит выпечку и не только, понимание, где искать кэпа, складывается из этих мелких деталей, как из осколков, и всё же, на поиски его квартиры уходит пять дней.

Целых пять дней поиска, во время которого Барнс понимает ещё одну вещь: слышать Стивена он откровенно говоря не очень хочет. И едва ли вообще есть смысл слушать человека, сотворившего такое с их родным городом, рассуждая здраво, Стива следовало бы тихо убить, убить и забыть. Закончить начатое пару лет назад, как раз пришло время. От возможной встречи веет такой опасностью, что Джеймс начинает её бояться. Боится он, и когда поздней ночью крадётся в жильё Роджерса, взломав соседнюю квартиру и перебравшись внутрь через опрометчиво открытое окно. Солдат вооружен до зубов, передвигается по тёмной квартире, хозяин которой наверняка мирно спит в постели, держа в прямых руках пистолет с полным магазином. Неслышно открывает дверь спальни и пробирается внутрь, наставив дуло на кого-то в постели; вокруг темно, но глаза Джеймса уже привыкли  и он различает не только светлые волосы спящего мужчины, но и черты его лица, узнавая, и руку, закинутую под голову во сне, дьявол, это действительно Он.

Барнса совершенно некстати накрывает дежавю с головы до ног, мерзкое, стылое и холодное ощущение. Всё это уже было, он уже держал безоружного кэпа на мушке, тогда ему приказали его убить, но Баки не смог, кто приказал, к слову, Гидра? Смехотворно... Неудивительно, что у него ничего не получилось тогда: кэп наверняка был готов к встрече, а, зная, сколько у Солдата триггеров в его дырявой голове, одному черту известно, какие из них были задействованы. Барнс вспоминает не только их первую встречу после падения с поезда, но и само падение, и то, что было до, борьба с Гидрой, неужели всё это было ложь, фикция?

Один выстрел, ему надо было сделать лишь один выстрел, и все эти вопросы больше не будут иметь значение. Никакого. Совершенно. Барнс стоит напротив кровати кэпа, устойчиво расставив ноги, крепко удерживая обеими руками пистолет; нет, дуло не дрожит, не отклоняется ни на миллиметр. Лицо у убийцы сосредоточено и напряжено настолько, что напоминает жуткую маску. Надо было стрелять. Поставить точку в веренице жуткой лжи в его жизни, наконец-то. Закончить эпопею с украденным прошлым, памятью, триггерами, со всем этим, что так тесно завязано на нём, кэпе. Но ничего не происходит, Барнс лишь чувствует, как начинают неметь крепко сжатые пальцы рук - обеих, и живой и протеза. Чёртовы фантомные ощущения, как всегда, не вовремя.

Логичнее было бы услышать другое. Хотелось бы услышать другое. С порога хоть какое-то подтверждение, опровержение.. Что-то, что могло бы объяснить всё то, что прокручивали по радио и телевидению. То, о чём так яро настрачивали газеты. Сенсация, шок, удивление, фантастическая правда, Гидра как кладезь мудрости и добродетели, и главный символ свободной страны во её главе. Капитан Америка. Его лучший друг. Его единственный брат. Его самый страшный предатель? Барнсу слишком хочется расставить точки сейчас. Над i, да что там, над чем попало. Хоть какие-то точки, что обозначат наконец финал в текущем безумии. Потому что Стивен не помогает совершенно. Просыпается, открывает глаза - все такие же светлые и честные, непорочные, можно сказать. Неспособные лгать - так раньше думал Баки, долго, слишком долго. А теперь?...

Лучшие из актёров - те, в ком актёров не подозревают.

- Тебе ли задавать вопросы, Стив, - голос у Барнса звучит низко, почти хрипло, он перехватывает рукоять пистолета покрепче, по-прежнему удерживая её обеими руками, никак не в силах решиться.

А потом стреляет.

Безо всяких сомнений жмёт на спусковой крючок до приглушенного звука плевка металлом - раз, второй, третий. Четвёртый.
Целясь при этом в кэпа, но сместив руки с оружием на пару сантиметров левее. Нещадно дырявя пулями идеально белую подушку. Пистолет с глушителем, а потому выстрелы не потревожат соседей.
Пятый, шестой выстрел. Ещё.
Барнс разряжает всю обойму, прежде чем снова начинает дышать. И дело совсем не в том, что дыхание может внести в стрельбу погрешность. Просто Баки теперь, оказавшись в каком-то смысле безоружным, может дышать спокойнее: с расстояния нескольких метров ему кэпа теперь никак не убить, а приближаться - сродни контакту с ядовитой змеёй. Смертоносной, и с чертовски манящей шкурой. Потому что Зимний отлавливает себя на стремлении сейчас услышать от Стива слова, которые объяснят всё. Оправдают его более чем полностью. Например, Роджерс внедрился в жуткую организацию, чтобы развалить её изнутри. А что? Не его методы, но мог бы, если бы понял, что этот способ - единственный. Барнс тут же мысленно одёргивает себя, в который раз - единственный? Капитан, которого он знал, никогда бы не пошел на такие меры, как разрушение Башни Старка, принесение в жертву сотен людей, это была катастрофа.

- Говори, Стив, - слова из себя Баки цедит, отчётливо, по слогам. Смотрит на Стива по-волчьи, исподлобья, опустив разряженный пистолет и почти не являя собою никакой угрозы. Смотрит, ждёт, и боится. - Говори и расскажи мне, что, чёрт возьми, с тобой происходит.

Зимний боится, что снова поверит ему. Чёртов Роджерс. Чёртова слабость.

Надо было пристрелить его до того, как он открыл рот. До того, как он начал говорить.
Потому что теперь Барнс чувствовал себя полностью одураченным. Растерянным. И из-за этого - очень слабым.
Вся его уверенность, все его цели рассыпались в ничто. Можно было, конечно, не поверить Стиву, подумать о том, что этот человек вполне себе может лгать, навешать лапшу ему на уши, как всем остальным, как ему ранее, но вместо этого Барнсу совестно и на душе мерзко скребут кошки. Ведь он уже был в такой же ситуации, верой и правдой служил ей - чёртовой Гидре, был её верным солдатом и убивал по её заданиям ни в чём не повинных людей. У Гидры была масса способов одурачивания людей и не только, промывки мозгов как с помощью технологий, так и, возможно, с помощью особ со способностями, эта организация не гнушалась никакими методами ради своих жутких целей. Барнс не был даже уверен, к чему именно стремится Гидра, наверное, это всё же захват власти, вот только в таком разрезе подчинение своим целям Стивена Роджерса кажется ему самым изощренным и хитрым планом, который только можно было придумать. Так же, как его, Зимнего, заставили убить родителей Старка. Оттого всё сказанное Роджерсом кажется чертовски правдоподобным, ну а ещё у Барнса почти дрожат руки оттого, как он хочет верить Стивену, как хочет, чтобы все его выступления и поступки, чудовищная катастрофа в их родном городе оказалась просто недоразумением, ответственность за которое придётся нести кому-то другому. Кому угодно, чёрт возьми, но не ему - Стивену Роджерсу, борцу за справедливость, другу детства. Сейчас Баки как никогда понимает, что не может тот тощий мальчишка из Бруклина оказаться фашистом, нет, никак! Всё это - ошибка, а ошибки надо исправлять.

- Я тебе верю, Стив. Кто, если не я, знает, на что способна Гидра? Скажи, как они это сделали? Что они сделали с тобой, когда всё началось? Ты помнишь, как именно они промыли тебе мозги? Это бы помогло... Откатить их... Справиться... Стив. Слышишь меня? - Барнс звучит, пожалуй, излишне эмоционально, у него даже дыхание сбивается - настолько мысль о том, что всё можно исправить, окрыляет его и воодушевляет, тем более, исправить всё они могут очень скоро, главное - дотащить Роджерса до Ксавье, телепаты точно могут справиться. Пистолет Барнс уже сунул в кобуру на поясе и теперь то смотрел на кэпа, то расхаживал из стороны в сторону, разводя руками, ведь столько можно было сделать, прямо сейчас, столько всего, не стоять же на месте! - Знаешь, не важно, разбираться будем потом, я уверен, что мы разберёмся. За меня не волнуйся, сейчас главное - вытащить тебя, Стив. Ты идёшь со мной и мы вытащим тебя из этого дерьма, обещаю. Давай, поднимайся, времени действительно может быть не так много, - Солдат остановился, замер напротив Роджерса, не сводя с него взгляда. Отчего-то уверенность в том, что Роджерс пойдёт с ним, именно сейчас пошла широкой и длинной трещиной, а вместе с ней посыпалось и ощущение правдоподобности и хоть какой-то реальности происходящего. Кэп, которого прямо сейчас удастся спасти, и он, Баки, суперсолдат с промытым мозгом и руками по локоть в крови - в роли спасителя. Сказка, сюрр. Впору проснуться, или, например, ворваться в комнату парням в белых халатах со шприцами, это куда более вероятный сценарий из его жизненного опыта.

Барнс вздыхает.

- Как, как нашел - на нюх. Учили хорошо, поди, спрашивать, кто учил, не будешь?

Губы Солдата искривляет горькая усмешка. Говорить, с помощью каких именно умозаключений и источников удалось выследить друга, почему-то не хочется. Да и не к месту это сейчас - долгие задушевные разговоры. Одевается Стивен, как военный - быстро и аккуратно, не хватает только одного. Щита. И всё же в его голосе сквозит какая-то неуверенность, от которой Баки всё еще чувствует себя так, словно всё это - разыгравшийся в его голове ирреальный спектакль.

- А если серьёзно, всё потом, когда окажемся в безопасном месте. И хватит бояться за меня, я не беззащитная школьница, чёрт возьми. За Америку бойся лучше, вот за кого я бы боялся после твоих появлений на экранах ТВ с осьминогом вместо звезды во всю грудь. Это пиздец стрёмно выглядело, Стив, честное слово. А попал я через окно. Видимо, за соседями твоими следят недостаточно хорошо.

Барнс внимательно наблюдал за своим другом, за тем, как он одевается и действительно собирается идти вместе с ним. Это лучшее, на что он мог рассчитывать, собственно, он на такое и не рассчитывал вовсе, а потому до конце не удаётся поверить в успех своего начинания. Может, дело в другом? В том, что Стив передвигается как-то скованно, и разговаривает с ним так же, а, может, потому, что он звучит так, словно чего-то боится. Или опасается. Или осторожничает. Или ведёт в уме какие-то расчеты? Это настолько ново в их общении с Барнсом, что по спине Зимнего проходит нехороший холодок.

Он тут же укоряет себя в сомнениях. Тема "кому, как не ему, знать" замусолена до чёртиков и Джеймс уже сам устал сравнивать своё поведение с поведением Стивена, или кого-то ещё, кому промыли мозги, но он снова вспоминает об этом и твердит себе: после чудовищных экспериментов Гидры кто угодно приобретает травмы, а вместе с ними и новые, далеко не лучшие черты характера. Главное - доставить Стива домой, в подполье, а дальше учёные и телепаты сделают своё дело, докопаются до причин странного поведения Роджерса и расставят всё на свои места.

А пока что надо просто вытащить отсюда кэпа.

Джеймс понимает, чтоб в комнате может быть прослушка, а потому достаёт телефон и быстро печатает заметку, после протягивая её другу.

"Выведи меня отсюда, будто взял в плен или захватил, и пытаешься вернуть в лабу. Если заметят, могут даже не вмешаться. Кэп Гидра наверняка знает приёмы против таких, как я."

Затем забирает телефон обратно, снова что-то печатает, вытаскивает из кармана пару блестящих "браслетов", кивком указывая на них.

"Для правдоподобности, на меня. В квартале отсюда, налево, тачка. Нам главное - добраться до неё. И дело в шляпе."

Это было очень рискованно, рискованная идея с самого начала и дело даже не в наручниках, которые Барнс позволил на себя надеть без малейших возражений, ведь это была его идея. Всё могло пойти не по плану, за Стивом могла иметься более серьёзная, чем он предполагал, слежка, Барнса могли сцапать на подлёте и вернуть в Гидру, чтобы дальше всё пошло уже по накатанному сценарию, знакомому ему на собственной шкуре не один раз, неприятному и самому болезненному. Да и сам Стив мог оказаться подменышем, двойником, в способностях Гидры Джеймс очень мало сомневался, они могли использовать кого угодно, похожего на Роджерса человека, или даже синтетически вырастить его двойника, чтобы после использовать в своих целях. Ведь, как-никак, происходящее со Стивом потрясло население Америки, и многие из них в смятении. Барнс уверен, немало кто даже поверил стояшей за спиной Роджерса Гидре.

Но он решил пойти на этот риск, и сделал это осознанно. Возможно, очень глупо поступил, но Стив тоже когда-то глупо поступил, пару лет назад, когда доверился ему и подставлялся под удары. О том, что это могло быть частью плана, Джеймс думать не хочет совершенно. Ведь он отлично помнил, что именно тогда с ним происходило, и невозможность выстрелить  в кэпа, все эти сомнения, окончательное решение не завершать миссию - всё это шло изнутри. От самого сердца. Это не было навязано кем-либо. Простым доверием Стиву удалось достучаться до самых глубин его сознания, и Зимний, в общем-то, крайне хреново умеющий во взаимность, мысленно теперь скрипел зубами, напрягался, как будто шел самолично, вышагивал гордо в западню. Но всё равно шел. Он верил Стиву, испуганному, нерешительному Стиву, потому что это единственный способ отдать ему старый долг кровью. Сколько Роджерс провел дней после стычки на хелликариере без сознания? Один? Два, или все три? Учитывая сыворотку. Барнс не знал. Но именно эти воспоминания двигали им сейчас и давали сил на безоговорочное доверие этому человеку, чужаку с лицом его друга. Когда-то Джеймс тоже был им, чужаком.

Всё шло по плану, гладко и хорошо, на улице было тихо, и, кажется, никто не обратил на них внимания, Джеймс не чувствовал никакой слежки и не заметил ничего нового. Оставалось пройти совсем немного до заветного автомобиля, на котором он собирался увезти отсюда Стива, когда его окликнули. Барнс ещё до того, как услышал остальное, разворачиваясь, скорее рефлекторно переломил крепление звеньев цепи к наручнику бионикой, сразу почуял, что это не к добру.

А потом оцепенел.

Команда, произнесённая Стивеном негромко, но очень отчётливо, заставила Солдата остановиться, замереть на месте, не шевелясь, практически не дыша. Не поумней он настолько, что начал отслеживать эти процессы, не попробуй он вмешаться в собственное сознание с помощью третьих сил, и в частности, Алой ведьмы, наверное, это было бы незаметно и безболезненно. Но сейчас Джеймс ощущал изнутри, как  в его мозгу прокручиваются шестерёнки, полностью проминая мышление, будто в жерновах, это было почти больно, чёрт, очень больно, потому что он тренировался сопротивляться, и теперь из последних сил пытался удержать всё на своих местах, не дать старым установкам сознания в очередной раз сработать.

- Дрянь! Ты. Предатель, - прошипел Барнс, неотрывно глядя на Стива, пошатываясь на месте, бледнея, лицо у него при этом исказила гримаса боли.

А потом всё прекратилось. Он проиграл, в очередной раз дошел до какого-то пика, черты своих возможностей и шестерёнки завертелись с нужной скоростью, настраивая запрограммированый мозг Зимнего на старый лад. Заставляя его слушать.  Подчиняться. Джеймс так и остался стоять, только теперь он выглядел расслабленным, руки висели вдоль туловища и лицо было спокойным, чистым, не сохранив и следа былых эмоций.

- Жду указаний.