ОБЪЯВЛЕНИЯ
АВАТАРИЗАЦИЯ
ПОИСК СОИГРОКОВ
Таймлайн
ОТСУТСТВИЕ / УХОД
ВОПРОСЫ К АДМИНАМ
В игре: Мидгард вновь обрел свободу от "инопланетных захватчиков"! Асов сейчас занимает другое: участившееся появление симбиотов и заговор, зреющий в Золотом дворце...

Marvelbreak

Объявление

мувиверс    |    NC-17    |    эпизоды    |     06.2017 - 08.2017

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Marvelbreak » Незавершенные эпизоды » [28.09.2016] Radioactive


[28.09.2016] Radioactive

Сообщений 1 страница 25 из 25

1

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]

RADIOACTIVE
https://forumstatic.ru/files/0018/aa/28/36613.png

http://sf.uploads.ru/x4Za8.gif
BRUCE BANNER | CHARLES XAVIER https://forumstatic.ru/files/0018/aa/28/36613.png
После сложного возвращения из Халка в человеческое сознание у Брюса начинаются серьезные проблемы с психикой. Чарльз пытается помочь, и Халк решает "запереть" обоих ученых в кошмаре наяву. Что может случиться с людьми, когда личные страхи и самые противные, ужасные воспоминания, становятся общими? 

ВРЕМЯ
28.09.2016, ближе к ночи

МЕСТО
Аляска, база Иксов

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ
Кошмар, ужас, все плохо, церебральный секс и темный Халк

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:23:23)

+2

2

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
Мой дьявол слишком долго изнывал в темнице,
и наружу он вырвался с ревом.
Роберт Льюис Стивенсон

Холод. Пробирающий насквозь, до самых костей, настолько глубокий, что Брюс всем естеством ощущает, как стынет каждая жилка в теле. Нет, страшно за себя не было совсем. Он плохо чувствовал пальцы, но все равно упрямо сжимал в руках ветку, радуясь даже тому, что иголки ели больно впивались в кожу. Значит еще не отморозил, значит еще не все потеряно. Там, на лежанке из ветвей лежал тот, кто заслуживал жить куда больше, чем сам Брюс. Мутант, идущий в одну ногу со смертью решившийся на отчаянный шаг. Сколько они провели в лесах Аляски сбившись с дороги? Почти двое суток. На холоде, без пищи, крова, и возможности согреться. Всю свою теплую одежду Беннер сгрузил Курту, пытаясь помочь хоть как-то пережить период побочных эффектов лекарства. Несколько дней температуры, и что-то там еще…Достаточно было того, что у синего был жар. Настоящий, мучительный, с бредом и головными болями. Даже аптечка бы не помогла.

В голове пульсировало лишь одно. Не дай ему умереть, ты же сам заставил его проглотить эту чертову таблетку, Беннер, сам же выяснил что это чертов Геном, сам же…ТАК НЕ ДАЙ ему умереть. Иначе потом наступит третья стадия, и все усилия будут напрасны.

Иногда мысли заглушал громкий рокот Халка. Он смеялся. Отовсюду смотрел на Брюса, в любом отражении снега, в разбитых стеклах очков, в маленьком зеркале аптечки, даже в тенях ночного леса. Сыто и шумно выдыхал Брюсу прямо в шею, отчего доктора бросало в крупную дрожь, стоило вспомнить что он сделал с солдатами Гидры.

Никогда.

Никогда зеленый демон еще не был так жесток. Вся его ярость была направлена на защиту, возможность закрыть слабака Беннера от всего ужаса окружающего мира. Защитной реакцией, часто приносящей колоссальные разрушения.
Но не в этот раз.
Это было убийством. Халк упивался своим яростным гневом, своей вырванной свободой из сердца Брюса, и наслаждался ею каждую минуту. Раньше, Беннер почти никогда не помнил, что делал Халк, и только мог неловко задавать вопросы, с мучительной совестью переживая каждую возможную чужую смерть.
Но сейчас он помнил все. Каждую секунду, каждое движение Халка. Как зеленые ладони врезались в железную поверхность квинджетов Гидры. Как он выковыривал людей, словно улиток из панциря, и просто давил до кровавого месива.
Сумасшедший-сумасшедший мистер Грин.

Брюс кричал, Брюс просил, умолял, бился кулаками об черную пустоту своей бесконечной темницы, но никак не мог повлиять на то, что происходило.

Кто бы не были эти солдаты, они не заслуживали такой смерти. Да, они стреляли в него, да, они напали на единственное дружелюбное существо – Курта, да, они почти ранили самого Беннера, но ничего раньше не заставляло зеленого монстра так сильно злиться.

Если бы у гнева была стихия, это был бы огненный ветер. Стремительно выжигающий все на своем пути, легкий и быстрый, скачущий с одного дерева на другого, пожирающий целые моря лесов.

В этот раз Халк перешел черту, превратившись в настоящее бедствие. Брюс был уверен, с высоты птичьего полета место битвы можно назвать побоищем. Поваленные деревья, красный снег, горящие осколки кораблей и остатки тел. Именно, остатки. Сколько было тех солдат? Быть может десять? Быть может меньше.
Каждое лицо, каждый взгляд, Брюс помнит это очень хорошо. Халк никогда еще целенаправленно не убивал. Защищался, мог разрушить дом, в котором несомненно будут люди и потом это все выльется в многочисленные жертвы, но никогда…не было так.

Он хотел злиться, он требовал, чтобы злился слабак Беннер, и Беннер злился, сдавшись в этот, последний раз, так легко и быстро. Просто сломался, как сухая тростинка, от одного касания пальцев, надломился, не выдержав всего груза навалившейся за эти два месяца правды. Нет мстителей. Нет правды. Нет свободы. Нет…веры. Еще был Старк, и он казался Брюсу единственной путеводной звездой, смыслом, ради которого доктор тратил свои силы и нервы. Но даже его бы не хватило чтобы остановить Халка тогда.

А теперь…когда они едва добрались до базы, доктор даже руки разжать не мог. Смотрел безучастным пустым взглядом на бегущих навстречу мутантов, не реагировал на вопросы, даже на снег осел так, будто уже сам не мог ходить. Курта унесли, и слабое «хоть бы остался живой» было всем, на что хватило выжатого сознания Беннера.
Что происходило потом Брюс почти не запомнил. Мелькали лица, какие-то комнаты, кажется его пытались переодеть и что-то спрашивали, но все что он слышал, это было шумное дыхание зеленого монстра и его остатки смеха.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:23:14)

+5

3

- Твою мать.
Чарльз крайне редко позволял себе ругаться – сказывалась привычка постоянного нахождения рядом с детьми. Но сейчас детей в округе не наблюдалось, а ситуация складывалась из ряда вон выходящая. Двое суток назад Курт отправился встречать доктора Беннера. Сутки назад связь, в том числе и телепатическая, с Куртом прервалась. Единственное, что знал Чарльз, так это то, что Курт получил лекарство от вируса «Геном», и что Беннер не справился с Халком, когда на них с Куртом напали солдаты ГИДРы. Первое Чарльза радовало – несмотря на побочные эффекты, лекарство работало. К тому же это объясняло, почему Курт попросту не телепортировался вместе с Брюсом. Не смог – способности-то временно отключались. Но вот второе… От отголосков ярости Халка и того яростного отпора, который он дал, как только Чарльз попытался прикоснуться к его разуму, у Ксавьера до сих пор руки дрожало и ломило в висках. Что мог сделать Халк в таком состоянии? Все, что угодно. Мог ли он обидеть Курта?... Мог.
Брошенные на поиски отряды ни Беннера, ни Курта не нашли. Только месиво из человеческих тел и техники. К счастью, если к этой ситуации вообще могло быть применимо слово «счастье», Курта среди погибших не было. Но Чарльза все равно трясло. Успокоился он только тогда, когда через сутки – чертовски долгие изматывающие сутки – он снова уловил отголоски мыслей Вагнера. Можно было выдохнуть.
Живые. Идут.
Пришли.
Чарльз мигом сорвался с места, влетел в лазарет, убедился, что с Куртом все в относительном порядке. Точнее, получил подтверждение, что он будет в порядке, и на данный момент этого было достаточно. Оставалась еще вторая проблема, и именно ей сейчас Чарльз должен был уделить наибольшее внимание. По целому ряду причин.
Брюса Беннера отвели в одну из дальних комнат – ему медицинская помощь не требовалась. Да и что там скрывать – после того, что Халк сделал с врагами, Беннера ужасно боялись. Так что его вместе с вещами попросту затолкали в пустое помещение, укутали в плед, выделили паек и гигиенический набор и закрыли дверь. И зачем-то выставили «охрану», которую Чарльз одним жестом отправил куда подальше. Сейчас ему свидетели были не нужны.
- Брюс?
Беннер не реагировал. Сидел, смотрел в одну точку стеклянными глазами. Чарльз тихо вздохнул, подошел к Брюсу, критически его осмотрел.
- Так не пойдет. Давай прежде всего переоденемся, да? Точнее, оденемся…
Брюс не сопротивлялся, но и не помогал. Действовал, как робот, иногда по просьбе поднимая руку или ногу (ну точнее делая попытку поднять). Хорошо хоть еще из одежды на нем остались только порванные штаны. Тащить в душ его в таком состоянии было невозможно, поэтому пришлось ограничиться намоченным в теплой воде полотенцем. Черт с ней, с чистотой – заболеть Брюс все равно ничем не мог – но вот чужую кровь с него смыть нужно было обязательно.
Форменный комбинезон оказался Брюсу велик, зато в нем было тепло. Окровавленные вещи и полотенце Чарльз выкинул за дверь, прибрался и, убедившись, что о травмирующем событии больше ничего не напоминает, уложил Брюса на койку, сам сел рядом и коснулся ладонями его лица.
В голове у Беннера был бардак. Бардак и полнейший ужас, такой, о котором не говорят даже много-много лет спустя. Кровь – слишком много крови. Слишком много страха. Ненависти. Злости. Боли – чужой и собственной. И просто нереальное по своей тяжести чувство вины. Найти во всем этом Брюса оказалось не так-то просто. Хотел ли он спрятаться или же его так далеко откинул Халк, Чарльз не знал. Но добираться до Брюса пришлось с боем и под пристальным вниманием его альтер-эго.
«Брюс, вот ты где»
Чужой смех бил по ушам, в прозрачную стену, ограждающую доминантную личность, бились порождения кошмаров и воспоминаний. Чарльза они не трогали, он был им не интересен. Им был нужен Беннер, но Халк даже сейчас неосознанно его защищал. Даже от самого Чарльза. Но Чарльз не был бы собой, если бы не мог обойти эту инстинктивную защиту – личное знакомство с Брюсом и их предыдущий телепатический сеанс оставлял ему право ненасильственного «прохода». Для разума Беннера Ксавьер считался своим.
Чарльз присел рядом с Брюсом, мягко обхватил его за плечи.
«Брюс, друг мой. Я пришел за тобой. Пойдем. Пойдем, ты нам всем нужен»

+2

4

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
«Или все дело просто в том, что чернота души проглядывает сквозь
тленную оболочку и страшно ее преображает»
Странная история доктора Джекила и мистера Хайда


Брюс почти не чувствовал своего тела. Едва ли мог двигаться, словно сквозь воду реагировал на чужие голоса, и совсем, вообще, ни разу не сопротивлялся. Он слышал безумный рокот Халка, чувствовал его злость на людишек. Она заставляла вскипать кровь во всем теле, от чего у Беннера чертовски болела голова. Он сопротивлялся. Каждую минуту, секунду, пытался сдержать желание сдаться, выпустить монстра на волю опять. О, он хотел. Рокотал Беннеру о том, что эти людишки заперли его одно в комнате, его даже пытаются охранять, не осознавая, что мистер Грин раскидает их всех одним пальцем.

Нет, пожалуйста, нет. Не трогай никого, прошу. Они не хотят мне зла.

Сил чтобы учавствовать в своей жизни у доктора уже не оставалось. Он не сразу понял, что в комнату к нему пришел кто-то еще. Смутно знакомый, кусочек тепла, человек, который не боится Брюса…по крайней мере не настолько, как другие.
Кто же ты? Кто? Почему не боишься? Лучше уходи. Уходи…
Брюс шептал это словно в бреду, закрывая лицо руками, пытаясь не слушать смех того парня. Он резал уши, слепил глаза. Иногда Беннер и вовсе терял связь с внешним миром, оседая на пол своей незримой темницы. Сдался, как делал много раз до этого.
- Я не хочу…Не хочу возвращаться. Ты видел, что я сделал? – Брюс вскричал с силой ударяя кулаком по черному полу и только потом ошарашено поднял голову. Ксавьер. Чарльз. О, боги, нет. Ему нельзя тут находиться.
- Что ты…как ты…Ты не должен тут находиться, Чарльз, это опасно! – И наперекор своим словам Беннер вцепился в плечи телепата, не сразу понимая, как он попал в его кошмары.
Халк засмеялся громче, торжествующе, довольно рокоча. Вскинул свою зеленую голову и зарычал, оглушая двух ученых, сотрясая пол под их ногами.
- Зря ты пустить его, Беннер. Теперь вы оба мои, - Звук щелчка, громкий, оглушающий настолько, что резкая боль в затылке заставила Брюса согнуться по полам.

Свет, яркий, выедающий, ослепил, заставляя доктора потерять на время все пять чувств, сделав его и слепым и глухим, и немым. Он пытался кричать, открывая рот, но только пустота срывалась с губ. Пропал и Чарльз. Он больше ничего не видел, не чувствовал и не ощущал.

Что ты сделал…Что ты сделал...Халк…

Брюсу казалось, что он пытается моргать, пытается увидеть хоть что-нибудь, лишь бы этот яркий свет ушел, и в какой-то момент у него получается. Появляются запахи, неприятные, тяжелые, отвратительные. Плесени и разложений. Брюса мутит, он старается уцепиться хоть за что-нибудь, и руки сжимаются вокруг чего-то мягкого. Куртка, кожаная, это тело. Человек.

- Онет, Чарльз? – Он видит! Наконец-то видит, смазано, глаза никак не могу сфокусироваться, но под руками совсем не Чарльз. Мальчик, маленький. Он без сознания, с разбитым лицом и порванной одеждой. Валяется куклой на полу, но Брюсу знакома эта кожаная куртка. Доктор машинально касается двумя пальцами шеи мальчишки, пульс есть, живой. Но насколько целый? Почему он здесь? Где они? Где Чарльз?
Что-то в этом месте не так с красками. Они тусклые, не живые, и каждый звук, он раздается словно сквозь толщи воды. Брюс хмурится, подхватывая бессознательного мальчика на руки и оглядывается.
Нет ни Халка, ни кого-то еще. Это полуразваленный дом, второй этаж. Комната, так похожая на мальчишескую детскую, только здесь почти ничего не осталось от игрушек, и даже стен. Под ногами валяются грязными тряпками остатки постельного белья, а в углу треснувшая кровать. Как же здесь смердит…смертью.

- Чарльз? – Брюс плотнее подхватывает ребенка, стараясь держать его в руках бережно, словно неосознанно уже пытается защитить.
- Чарльз, ты тут? Чарльз Ксавьер!  - Немного страшно повышать голос, но найти телепата сейчас кажется крайне важным. Он очень надеется, что профессор оказался где-то неподалеку и все это просто нелепый морок, из которого они вдвоем выберутся.
- Эй, эй, парень, ты как? – Брюс хлопает мальца по щеке, но тот не реагирует, продолжая висеть ощутимой ношей на руках. И дышит. Спасибо, что хоть живой.

Доктор решается спуститься по покосившимся ступенькам вниз, на первый этаж и…ошарашено замирает. Теперь он оказывается в шикарном особняке, с широкой лестницей, и это совсем не вяжется с обшарпанной спальней мальчика.
- Чарльз?!...Какого хрена…- Ему кажется, что телепат где-то совсем рядом.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:23:03)

+2

5

- Я не хочу…Не хочу возвращаться. Ты видел, что я сделал?
- Видел. Не страшнее того, что делал Логан, когда защищал себя и школу. Они хотели убить тебя и Курта. Ты защищался.
Чарльз мог только предполагать, что там произошло на самом деле. Ему были известны факты, а уж что и как там было на самом деле – оставалось только догадываться. Какие эмоции испытывал Халк? Что чувствовал и видел сам Брюс? Загадка. Но это не давало повода игнорировать факты. А факты состояли в том, что Брюс Беннер спас от вируса «Геном» Курта, а Халк защитил их обоих от солдат ГИДРы.
- Что ты…как ты…Ты не должен тут находиться, Чарльз, это опасно!
- Не должен. Но хочу.- Чарльз обхватил Беннера руками, крепко обнимая и пытаясь хоть немного успокоить, - Никто не должен быть один. Никто. Особенно после такого.
- Зря ты пустить его, Беннер. Теперь вы оба мои.
- Халк, вы…
Договорить Чарльз не успел.  Чудовищной силы ментальный удар на несколько секунд выбросил его в «никуда», полностью лишив возможности хоть как-то отреагировать и хоть что-нибудь сделать. Впору было восхититься ментальной защитой Халка – настолько совершенного и мощного механизма Чарльз еще ни у кого не встречал. Даже шлем Эрика вкупе с его природной защитой Чарльз мог пробить. Халка – не получалось. Пока не получалось или вообще не получалось – это уже был другой вопрос.
Глаза категорически отказывались открываться. К тому же Чарльзу было почти хорошо. Тепло, уютно, под щекой и руками – мягкий, пахнущий полевыми цветами ворс ковра. Легкий ветерок – теплый, приятный, одуряюще пахнущий розами. Щебет птиц за окном. Едва ощутимый шорох иглы, скользящей по виниловой пластинке, вплетающийся в приглушенные ненавязчивые звуки джаза…
Раздражающий, аритмичный, нарушающий равновесие звон стекла и звуки судорожных глотков и тяжелого дыхания.
Чарльз открыл глаза, поднялся на ноги, по привычке отряхивая и оправляя одежду. Он уже знал, что увидит. И не хотел этого видеть.  Шаги за спиной заставили Чарльза резко обернуться.
- Чарльз?!...Какого хрена…
- Я здесь. Спускайся.
Чарльз знал, что Брюс испуган. Знал и то, какое невероятное облегчение Беннер испытал, узнав, что он в этом непонятном «здесь».  Чарльз, впрочем, испытывал те же самые чувства, разве что в меньшей степени. В отличие от Брюса, он, только увидев мальчика на руках последнего, сразу понял, где они. И почему это «где» выглядит именно так. Но чтобы убедиться, Чарльз все равно попытался пробиться наружу – и ничего. Только эхо злого, почти ненормального, смеха.
- Без паники, ладно?  Мы все еще в твоем разуме. И мы здесь заперты. Ваше альтер-эго обладает поистине невероятной способностью сопротивляться телепатии, поэтому вытащить вас без вреда для вашего разума я не смогу. И уйти сам не могу. Прости.
Чарльз подтолкнул Брюса к софе, стоящей возле окна, после небольшого сопротивления забрал у него из рук ребенка и уложил его софу. Убрал с лица упавшую на лоб прядь волос.
- Это ты. Отец избивал, да? – Чарльз грустно вздохнул. – А там… Познакомься. Физик-ядерщик, ученый с кучей премий. Шэрон Ксавьер-Марко. Моя мать.
Женщина, сидящая за большим, рассчитанным минимум человек на двадцать, меньше всего походила на ученого. Невысокая, очень худая, с характерным для людей с заболеванием печени желтушным оттенком кожи, она больше всего походила на живой труп. Чистая, но мятая одежда, нитка тусклого жемчуга на шее, криво нанесенный макияж, небрежно убранные волосы…
Почти пустая бутылка коньяка на столе, из которой Шэрон постоянно подливала себе в бокал, объясняла все. Но даже сейчас, в таком состоянии, Шэрон была красива. Той самой красотой, от которой мужчины сходят с ума. И, как ни странно, алкоголь  не убил окончательно ее воспитание. Пила она, можно сказать, культурно и почти изящно – если так вообще можно было сказать.
- Так вот, Брайан, я тебе говорю, что Чарльз ненормален. Он словно знает, о чем мы думаем. Мне кажется, что его надо лечить, пока не поздно… Хотя какая тебе разница? Ты же умер. Оставил нас. А Курт оказался совсем не таким. И Кейн постоянно бьет Чарльза. А я ничего не могу. Ничего не могу. Сына защитить не могу… И любить его не могу. Ничего не могу. Ничего не могу…
Чарльз какое-то время смотрел на это все, не отрывая взгляда от некогда ярких голубых, а теперь словно выцветших, глаз матери. А потом махнул рукой, и кухня растворилась в воздухе, сменяясь вязким серым «ничто». Мальчик –маленький Брюс – тоже пропал. Чарльз медленно повернулся к Брюсу.
- Нам предстоит узнать друг о друге очень многое, Брюс. Глубоко личное и не самое приятное. Мы – в наших страхах, кошмарах, сомнениях, тяжелых воспоминаниях и психических травмах. Так что этих двих мы явно не в последний раз видим. Твоя задача – выбраться отсюда и показать, что ты можешь самого себя защитить. Тогда он перестанет смеяться. Моя задача… Доказать, что мне можно верить. Пойдем?
Чарльз протянул Брюсу руку.

+2

6

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
Мы не вернёмся, напрасно не жди.
Есть на планете другие пути.
Мы повзрослели.
Поверь нам. И прости.
Эдита Пьеха


Шерон Ксавьер-Марко. Брюс смотрит в глаза этой женщине, а в голове картинка-фотография очень долгое время висевшая в гостиной. Самое почетное фото для отца. Он улыбается так счастливо, как никогда, Брюс вообще не видел этой улыбки, и жмет тонкую элегантную ручку изящной блондинки. Физик-ядерщик, бесконечные научные работы зарывшись в которые Брюс проводил свою молодость в университете. Он помнит несколько ее работ наизусть. До любой буковки даже в оглавлении.
Чарльз не кажется в части этих воспоминаний чужеродным. Скорее наоборот, таким, каким должен быть. Немного жалеющим мать, немного смирившемся, немного…грустным. Брюс знает, что, скорее всего, там за маской невозмутимости в профессоре прячется страх и отвращение. Почти забытые чувства, только вот….забылись ли они действительно и на совсем.
В руках все еще чувствуется вес ноши – тело мальчика, который так и не пришел в себя. Сколько таких раз было, когда отец его избивал, измывался, мучил по-настоящему? И все из ревности к матери. Почти десять лет Брюс злился на Ребекку за ее безграничное обожание. Если бы не она, может быть Брайан не ненавидел его так сильно. Назвать доктора Беннера отцом язык не поворачивается.
- Да. Он меня мучил, Чарльз. Было…много чего, - Улыбка - это рефлекс, движение мышц на лице доведенных до автомата, он даже не чувствует эмоции, которые выражает. Внутри все пусто, а нервы все еще дрожат, как натянутые струны, готовые лопнуть от любого сильного дуновения ветерка.
- Почему ты….уверен что он тебе поверит? Он не доверяет даже мне! – Брюс злиться моментально, мгновенно, заглядывая в глаза профессора полные уверенности и…чего-то еще. Он бывал уже тут. В таком кошмаром месте. Возможно без тюрьмы, которую устроил им Халк, но это не первое попадание в чертоги разума без возможности выбраться.
Теперь предложенная рука Брюсу кажется единственной разумной вещью. Если они в этом непонятно где вдвоем, в хаотичном разуме-тюрьме Халка, чьи действия и желания не поддаются логике, то профессор единственный его шанс на спасение.
Его самого Халк не отпустит никогда.
И он смеется. Довольно, зло. Словно слышит каждую мысль Беннера, словно увиденный кусочек из прошлого это всего лишь только начало увиденных мук.
По телу идет крупная дрожь, Брюс невольно вспоминает какой кошмар Халк устроил ему после первой встречи с Ксавьером. И если тогда это были лишь осколки воспоминаний(самых безобидных) наложенных на реальность, то теперь Брюсу кажется что это единственная возможная реальность для них, пока они не разгадают ребус.
- Я бы...не хотел чтобы ты хоть что-нибудь видел из моего прошлого, Чарльз. Это не самые лучшие воспоминания. Они злят…его, - Взгляд куда-то в пол, почти пустой, стеклянный. Где-то неровно бьется сердце, пропуская. Такое ощущение, что одна только мысль об этом способна истощить доктора Беннера. Он невольно тянется к груди, потирая сквозь футболку грудь. Тревожно.
Нужно сделать выбор, шагнуть, решить, перестать бояться.
Он тянется к руке профессора и не успевает за нее ухватиться, потому что мир снова меняется. Вокруг вырастают деревья, по лицу резко ударяет сильный холодный ветер, это снежный лес у маленького озера. Чарльз почему-то оказывается невыносимо далеко, на другом конце пруда. Он весь затянут плотной коркой льда, но Брюс поспешно оступается чтобы не провалиться, хотя…не должен. Он знает где их «выкинуло». Айдахо. Мэджик Резорт.
Не самое приятное воспоминание…Одно из жутких.
Двое людей, мужчина и мальчик стоят у самого края озера, практически заступая на корку льда. Там небольшой прорубь, наверняка пробитый местными. Мальчик стоит на коленях перед ледяной лункой и вытирает разбитый нос от крови.
Лицо Брайана Беннера искажено гримасой отвращения и ненависти. Он вытащил сына на прогулку, чтобы создать видимость прилежного отца. Они прожили здесь всего недели. Недалеко военный исследовательский центр, куда пригласили Брайана для каких-то невероятно важных исследований.
Брайан никогда не брал его на прогулки просто так. Выместить свою злость, гнев, раздражение, спустить пар. В такие моменты даже Ребекка ничего не может сделать обычно.
- Мелкий уродец…быстро вытри кровь! – Он ударил его по лицу носком сапога. Больно, обидно, но маленький Брюс ничего никогда не говорил. Даже не плакал, только тихо всхлипывал и этот взгляд….Брюсу знакомы эти чувства. Безразличие почти ко всему. Облегчение наступит только тогда, когда они вернуться домой.
Отец злиться, еще сильнее и неожиданно хватает Брюса за волосы с силой окуная прямо в ледяную воду полностью. Воздух заканчивается почти сразу, Брюс не успел даже вдохнуть, жар обдает лицо и черепушку моментально ломит от боли, холод пробирается до самых костей. Паника, ужас, страх. Теперь его чаша переполнена чувствами. Но, господибожемой, только в такие моменты мальчик и чувствует хоть что-то.
Где-то издалека раздается смех, мальчишеский, хотя чуть позже Брюс слышит и брань. Двое мальчишек дерутся. Брюс щурится, тут же забывая про свою маленькую копию(ему не нужно знать чем это закончится, он все помнит как сейчас). Этих детей здесь быть не должно. Брюс срывается на шаг, ускоряясь все сильнее, огибая озеро прямо по пути к дерущимся детям и только сейчас замечает, что это вовсе не потасовка или дружеская возня. Один мальчишка, покрупнее, выше и плечистее избивает другого, поменьше, чем-то…очень знакомого. Брюс косится на Ксавьера и молчит. Да уж, не самый приятный день зимы.
- Кто это, Чарльз? – Брюс не уверен, что хочет знать правду, и действительно ли эти воспоминания были такими. В его личных Брайан вытащил сына в самый последний момент, а потом оставил лежать на берегу, в соплях и крови.
- Здесь все так…реально, - Ему кажется, что на этом все закончится, ведь не может быть противнее правды, о которой не говорят даже с самыми близкими друзьями, но мысли прерывает четко слышимый щелчок затвора.
Мальчик в кожаной куртке держит в руках пистолет, и он наведен прямо на Чарльза. На лице ребенка нет не единой эмоции, только кровь из носу грязными разводами стекает по губам и шее. Волосы мокрые и грязные, запачкан шарф, мокрой тряпкой свисающий на плече.
- Эй….эй! Опусти оружие! – Брюс делает шаг, но рука ребенка неожиданно оказывается быстрее. Он стреляет Чарльзу прямо в плечо. Как в замедленной съемке доктор видит, как пуля впечатывается в тело профессора.
Онет…нет..нет…не говорите мне что мы все чувствуем по настоящему…Нет…

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:22:53)

+1

7

- Да. Он меня мучил, Чарльз. Было…много чего .
Чарльз не только телепат. Чарльз еще и психолог. И психотерапевт. И психиатр. Только он давным-давно забыл об этом, потому что работа с мутантами подразумевает это все и даже чуточку больше. И некогда полученная ученая степень превращается в своеобразный стиль жизни, а профессиональные навыки преобразуются в привычки и практически безусловные рефлексы. Чарльзу очень легко удается понимать чужие проблемы. Ему не обязательно что-то пояснять и доказывать, потому что почти всегда он знает, о чем идет речь.
Брюс улыбается – Чарльз зеркалит его улыбку. У них обоих это – не более чем привычка. И об этом тоже не обязательно говорить.
Если вдуматься, они чертовски похожи.  И наверняка боятся одних и тех же вещей. Ну или как минимум чего-то похожего.
-Почему ты….уверен что он тебе поверит? Он не доверяет даже мне!
- Потому что он – это тоже ты. Ты не доверяешь ему, потому что не веришь себе… и в себя. Но ты доверяешь мне. Значит, и он на это способен.
Чарльзу только и остается, что предполагать и надеяться. Но эта надежда – единственное, что может сейчас помочь и ему, и Брюсу. Брюсу гораздо хуже. Для него вся эта ситуация слишком непривычна, слишком пугающе-реальна и нереальна одновременно, а Чарльз… Он живет в подобном мире с самого своего рождения. И здесь, в клетке разума Брюса и Халка еще не так страшно, как могло бы быть. В конце концов, все то, что здесь им могут показать, они уже пережили. Значит, смогут пережить еще раз.
- Я бы...не хотел чтобы ты хоть что-нибудь видел из моего прошлого, Чарльз. Это не самые лучшие воспоминания. Они злят…его
- Придется, Брюс. И увидеть, и пережить. Но его злость – не самое страшное. Пусть злится, если это ему помогает справляться с твоей памятью. Главное, чтобы ты не сдался. Этого я тебе позволить не могу. Так что заранее прости.
Чарльз прекрасно знает, что самых страшных монстров порождает человеческое сознание, а не природа. Ксавьер очень четко понимает, что им предстоит не просто вспомнить самые отвратительные и болезненные моменты прошлого. Им придется воевать с их гипертрофированными, гротескными, возведенными в энную степень порождениями. Чарльз еще не знает, какие демоны спят в воспоминаниях Брюса, но слишком хорошо представляет, что может выйти из его собственной головы. И просто пытается не дать предательскому чувству страха лишить себя способности адекватно реагировать на происходящее.
Брюс немного успокаивается, протягивает руку, и Чарльз почти успевает сжать его пальцы. Почти. Серое ничто оказывается быстрее, и их снова раскидывает в разные стороны.
Под ногами хрустит тонкая корочка льда, ледяной ветер забирается под одежду, засыпает мелким колючим снегом волосы. Чарльз растерянно оглядывается, замечает Брюса, машет ему рукой и срывается с места. Ему не хочется оставлять Беннера одного. Снег скрипит под подошвами ботинок, ноги сразу же начинают мерзнуть. Если присмотреться, можно заметить яркие голубые пятна – намертво вмерзшие в лед незабудки. Но Чарльз не присматривается. Он знает эту тропинку вдоль берега озера – это Уэстчестер, путь от старой лодочной станции к новому пирсу.  Его любимое место вдали от людей… Чарльз сталкивается с Брюсом нос к носу и сразу же хватает его за руку. И только после этого замечает, что они не одни.
- Кто это, Чарльз?
- Кейн. Мой сводный брат.
О, Чарльз хорошо помнит этот день… Кейн делает подсечку и маленький Чарльз с тихим вскриком падает на землю. Кейнлежачего не бьет, поэтому хватает за шарф, дергает вверх и бьет. Молча, коротко, зло. Только по корпусу, руки, ноги и голову он не трогает, потому что могут остаться следы. Чарльз тоже молчит, только сжимает голову руками и хватает ртом воздух. Мысли Кейна слишком громкие, от них даже хуже, чем от ударов. Больнее. Сознание уплывает, шарф душит, Кейн продолжает бить – Чарльз едва ощутимо сжимает пальцы Брюса и смотрит ему в глаза.
- Это потому, что все это – память. Искаженная, но память.
Кейн наконец-то отпускает Чарльза, и ребенок падает на холодную землю. Кажется, что он без сознания. По крайней мере маленький Чарльз не шевелится, но дышит – грудная клетка судорожно дергается, дыхание с тихими хрипами срывается с губ. Чарльз на мгновение прикрывает глаза, рука сама тянется к ребрам. Это не похоже на боль в полном смысле этого слова – тянущее, давящее ощущение, неприятное, тревожное.
-Эй….эй! Опусти оружие!
Резкий окрик Брюса заставляет Чарльза подобраться, но среагировать он не успевает. Чарльз понимает, что пистолет не настоящий, и пуля тоже… Но менее больно от этого не становится. Брюс прав, здесь все действительно очень похоже на реальность, и кровь стремительно заливает светлую футболку, расползается темным пятном. Чарльз все же сдерживает рвущийся наружу вскрик, кусает губы. Пуля прошла навылет – ткань противно липнет к лопатке, волна жара сменяется легким холодком.
- Спокойно, Брюс. Это все - только в наших головах.
У Халка нет желания подчинить себе сознание Чарльза. У Халка пока что нет желания его уничтожить - да и не смог бы он. Подсознательно Халк понимает, насколько Чарльз опасен. И... проверяет? Чарльз медленно выдыхает, делает два шага вперед и доброжелательно смотрит на ребенка, все еще держащего подрагивающими пальцами пистолет.
- Пожалуйста, убери пистолет. Ты можешь случайно пораниться.
Чарльз ни в чем не винит мальчика. Ребенок из прошлого испуган, измучен, уже сломан как физически, так и психически. Чарльз видел таких детей, работал с такими детьми, поэтому знает два главных правила: спокойствие и неторопливость. Никаких резких жестов, никаких громких звуков, ни агрессии, ни излишней (а потому подозрительной) доброжелательности.
- Просто не надо делать людям больно потому, что кто-то сделал больно тебе. Это не поможет. - Кейн куда-то пропал, и маленький Чарльз наконец-то смог встать на ноги. У него невозможно яркие голубые глаза - и очень взрослый и уже усталый взгляд. – От этого только больнее. - Маленький Чарльз подходит к маленькому Брюсу и без колебаний забирает пистолет. Потом коротко обнимает Брюса, стаскивает с него мокрую куртку и шарф, снимает свой и наматывает ему на шею. – Всем. Особенно тебе.
Взрослый Чарльз тихо хмыкает, провожает детей взглядом и улыбается Брюсу.
- Спорим, я повел тебя на лодочную станцию? Прятаться под лодками. Когда одеяло перестало защищать от монстров, я перешел на лодки… А это, кстати, больно. Почти как по-настоящему. Кажется, мне лучше присесть.
Играть по чужим правилам Чарльзу было непривычно и сложно. Он мог бы «зарастить» эту рану, но, кажется, от него ждали не этого. Ксавьер медленно сел на землю, попытался зажать ладонью рану, но кровь потекла только сильнее.

Отредактировано Charles Xavier (2018-02-08 22:56:01)

+1

8

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
Не страшно умереть самому, страшно,
когда по твоей вине умрут те, кто шёл за тобой.
Андрей Васильев. Гробницы пяти магов

Цвет, темно-красный, сейчас на куске светлой футболки кажется ярким. Цвет крови, который Брюс не любил. Что вообще заставило стать доктором? Откуда было это желание помогать всем обездоленным, пытаться спасти чью-то жизнь? Ведь вот он пример, когда ты сломан как кукла, почти безнадежно, в нескольких местах, и все равно находится это странное желание…Спасти кого-то. Не дать ощутить всю ту боль, которую чувствовал он.
Она сломала Брюса. Брайан славно постарался чтобы навсегда взрастить в своем сыне отвращение к насилию. Ощутимое почти на физическом уровне.
- Чарльз, эй, тихо-тихо, не двигайся, - Беннер выключается потихоньку, все больше ощущая сходство своего внутреннего состояния с тем мальчишкой, которого увела копия Ксавьера помладше. Он даже бы не сопротивлялся, был пустым и…почти никаких вопросов, бери играй в куклу, которая умеет думать. За двоих, десятерых, на шаги вперед, и все что эта кукла видит – вариантов спасения нет, сопротивляться бессмысленно.
Брюс учился. На жестоких уроках отца, накапливая бесконечную злость, обращая ее в силу. Учился смотреть куда-то дальше своего носа, уходить в книжки с головой настолько, чтобы только не реагировать на боль от побоев отца.
- Сиди смирно, - Руки у Брюса горячие, умелые, он только хмурится, приподымая край футболки Чарльза, и тяжело вздыхает. Пуля навылет, не застряла в кости, но может быть большая кровопотеря. Брюс сбрасывает свой плащ и рвет собственную футболку с громким треском, почти не вслушиваясь в удручающе мертвую тишину Уэйтчестер-Мэджик Резорт. А стоило бы…

Капли случайной крови на снегу кажется ядовито красными, отвлекая внимания, Брюс то и дело цепляется за них взглядом, хотя прекрасно понимает, где-то там, на периферии своего раздробленного сознания, почему Халк не сменил снег на что-то еще.
Доктор Брюс Беннер не любит зиму, потому что ее любил Брайан. О, нет, благодаря отцу Брюс закален на всю жизнь вперед, но это не та вещь, за что бы можно было попытаться простить.
- Я не разделяю твоего спокойствия, Чарльз. Я...вообще бы не хотел этого ничего видеть. У меня нет сил на это. Чарльз, я почти два месяца борюсь за свой покой каждый день, и никогда еще не было так плохо, как сейчас. А Тони…Тони я не нужен сломанный. Разве что где-нибудь очень далеко. Но там я и себе не нужен. Мне все равно. Я не хочу жить сознательно очень давно, Чарльз, - Это не исповедь. Брюс знает, что Ксавьер скорее всего уже этого нахватался в его эмоциях, чувствах, скудном прошлом, которое успел увидеть.
- Только наука дает мне стимул двигаться. Ну и…какой еще может быть вообще смысл, как не создавать что-нибудь, да? – Он пытается заговорить зубы профессору, потому что если боль реальна в этом мире, то и кровопотеря отразиться на телепате. А еще он врач с кучей степеней, который не знает, как можно договориться с самим собой. Это не чувство вины. Это безразличие к себе.
- Будет больно, - Брюс резко стягивает рану жгутом, стараясь не задеть края самой раны грубой перевязкой и морщась вытирает руки в крови об снег. Теперь пальто Беннера оказывается на плечах профессора, зеркаля поступок маленького Чарльза. Очень трогательный, но вряд ли маленький Брюс вообще осознавал, что происходит вокруг.
- Так, не замерзай, и не молчи, понял? Нам надо найти укрытие. Хотя бы на время, - Брюс оглянулся, прикидывая что они вообще могут найти в таком странном месте. Ветер усиливался, поднимая вверх снопы снега, так, что даже снежинки уже больно резали лицо. Беннер прищурился, зацепляясь взглядом за край крыши какого-то дома, выглядывающего среди острых пик елей, решительный резкий рывок поднимает Ксавьера на ноги. У Брюса никогда не были слабые руки, потому что только ими он мог удержать вырывающихся больных в болезненных муках в какой-нибудь Калькутте. Чего он там только не навидался, но кровь на руках или одежде это последнее что его тревожит.
Странно, но Брюс не боится холода, сейчас полностью поглощенный задачей оказать Чарльзу полноценную первую помощь. Хотя кого он обманывает, раствора восполняющего кровь все равно нет.
Два четких выстрела резко разрубают тишину снежного леса. Радужка глаза Беннера моментально расширяется, и он срывается с места, туда, на выстрелы, забывая в миг про раненного Чарльза.
Пока он бежит по маленьким снежным тропинкам, пытаясь обогнуть озера и выбежать на невесть откуда взявшийся причал, он постоянно шепчет одно и тоже слово. Нет. Нет. НЕТ.
Но случается да, потому что крик застревает в горле. Брюс знает, что увидит, но все равно не может остановиться, не дать себе не смотреть на это.

Это серый свитер Ксавьера в снегу, лежащая неподвижно фигурка мальчишки, свешенная рука с самого причала и ярко-красные капли крови, стекающие тонкой струйкой по детским пальцам. Рядом Брюс находит мертвого себя. С безобразно размазанными остатками мозгов, из рта стекает кровь, пистолет застрял прямо в рту, и Брюс хорошо видит капли слюны стекающей по окровавленному дулу пистолета. У его детских рук не хватило сил правильно удержать пистолет, поэтому тело еще дергается, агонизируя в смерти ощущая последние секунды мучительной боли. Хотя, технически, мальчик уже мертв, он прострелил гипофиз попав в самый таламус. Брюс молчит, наблюдая то ли с ужасом, то ли со страхом, то ли с растерянностью за смертью двух детей.

Что-то тут не так…такого быть не должно. Чарльз же сказал, только воспоминания, но это….это…

Смех.

Он едва различим. Брюс почти не успевает уловить этот едкий смешок и снова тишина.
Халк знает, что тут происходит, и это не последнее, что он готов подарить доктору. Самое паскудное, что Брюс чувствует, что для профессора это самый невинный подарок, припасённый мистером Грином.
Он обратит их в личный ад.

Брюс очень хочет, чтобы картина сменилась, пожалуйста, сейчас в самый раз, но ничего не происходит. Два тела по -прежнему лежат на причале, рядом с деревянной лодкой, так и не перевернутой до самого конца.
- Эй, ты, ты что тут делаешь?! Я слышал выстрелы! – Голос Брайна вводит Брюса в ступор. Он медленно поворачивает голову в сторону светловолосого мужчины и натыкается на безразличный взгляд. Брайан не в ужасе, скорее в возмущении и ведет себя так, будто всю жизнь видел трупы детей в странных местах и со странными людьми. Уже сейчас Беннер-младший знает, что так и было. Пару раз, но это гриф «совершенно секретно» в испытаниях доктора Беннера.
- Ты что, псих какой-то? Совсем рехнулся убивать детей? – Брайан подходит ближе, открывая рот чтобы сказать что-нибудь непременно оскорбительное и замирает, наверняка узнавая в перепачканном кровью лице мальчика – своего сына.

Наверное, бы Брюс так и хватал ртом воздух, как рыба, не приспособленная для жизни на суше. Лицо Брайана Беннера меняется, превращаясь в более точеное, моложе, эти острые черты лица, красивая линия губ и холодный взгляд зелени. Металлический.
Эрик Леншерр медленно склоняет голову на бок, все еще разглядывая трупы детей, затем самого Брюса, замечает кровь на его руках (Чарльза) и, видимо, делает свои выводы. Пистолет, взмывает вверх быстрее, чем сердце Беннера успевает сделать удар.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:22:39)

+2

9

- Брюс, не переживай так.
Чарльз спокойно сидит, пытается дышать размеренно и не обращать внимания на холод и снег. Чем сильнее беспокоиться Брюс, тем спокойнее становится Ксавьер – кто-то из них двоих всегда должен оставаться в трезвом уме. Удары идут один за одним, но пока что они направлены не на обоих, и у одного всегда есть шанс вытянуть другого. Чарльз придерживает пальцами конец «бинта», чтобы Брюсу было удобнее, и пытается безмятежно улыбаться. Пока что у него даже правдоподобно получается.  Даже когда Брюс решается озвучить вслух все то, что чувствует, Чарльз продолжает улыбаться.
- Мне тоже крайне неприятно все это, Брюс. Я знаю, внешность обманчива, но не забывай, сколько мне лет на самом деле. Я устал. Я очень устал, Брюс. Вторая мировая… В моей голове каждый день умирало столько людей… А мне было десять лет. Война в Корее – и люди опять умирали. Кубинский кризис – и я потерял сестру и друга. И возможность ходить. Вьетнам – очередные могилы. Убийство Кеннеди – и я посадил в тюрьму самого важного для меня человека. Ученики… Школа… Бесконечная война людей и мутантов. Я так устал, Брюс. Иногда мне кажется, что в моей голове – одно огромное кладбище.
Чарльзу больно, и на несколько мгновений улыбка гаснет. Побелевшие губы сжаты в тонкую линию, глаза блестят ярче, пальцы нервно дрожат. Но Чарльз быстро берет себя в руки.
- А потом я умер, Брюс. По-настоящему. Я умирал… Минуту? Две? Сопротивлялся, сколько мог. Но не справился. Старость…Усталость. Неважно, что именно. Я умирал и думал о том, что хочу жить. Знаешь… - красное на белом смотрится красиво, и Чарльз не может оторвать взгляд от цепочки ярких пятен. – Не ради себя. За моей спиной находился мой друг. Я умирал и думал о том, а как он без меня? Вот как? Всю жизнь вместе, даже когда по разным полюсам. Думал о том, а что будет с моей маленькой девочкой, когда ее спасут, и она узнает о том, что убила меня? И мои дети... - Чарльз тяжело вздыхает, смотрит Брюсу прямо в глаза и тихо произносит. – Смерть – это конец. Пока ты жив, ты можешь хоть что-то исправить. Когда ты мертв – ты проиграл. Не спеши на тот свет, Брюс. Ты нужен Тони не только потому, что ты гений и можешь становиться Халком. Ты его друг, Брюс. Друзья нужны просто потому, что они друзья.
У Чарльза не то состояние, чтобы вести душещипательные беседы. Да и Брюсу эти беседы не нужны. Но молчать еще хуже, потому что тишина становится невыносимой. Особенно для Чарльза, потому что здесь нет никого кроме Брюса и его самого. Чарльз не привык к такой тишине – его «телепатический эфир» всегда забит на всех частотах.
Пальто тяжелое, давит на плечи, но Чарльзу приятно.  Он благодарно кивает, кутается в пальто. Ему хочется  лечь и ненадолго закрыть глаза, но он понимает, что Брюс прав. Поэтому послушно встает и идет следом, спотыкаясь на каждом шагу. Когда звучат выстрелы и Брюс срывается с места, Чарльз не удерживается на ногах и падает в снег. Кожу лица и шеи тут же обжигает холодом, Чарльз поспешно встает и, не тратя времени на то, чтобы стряхнуть снег с одежды, бежит следом. Точнее, пытается бежать, потому что с каждым шагом двигаться становится все тяжелее.
Когда он добирается до причала, все уже кончено. Два детских трупа, кровь на досках, замерзший в ужасе Брюс, зависший в воздухе пистолет, с дула которого вот-вот сорвется капля темной крови. И высокая фигура Магнето – монумент возмездия и праведного гнева. Чужая дешевая одежда смотрится на Эрике как бренды из последней коллекции модного парижского дома. Эрик потрясающе красив, и у Чарльза снова, как в первый раз, перехватывает дыхание.
- Эрик. Друг мой, это сделал не он. Эрик, клянусь тебе, он был со мной, когда это произошло.
Эрик поворачивает голову, долго и пристально смотрит Чарльзу в глаза. Дуло пистолета по-прежнему смотрит Беннеру в лицо. Леншерр делает шаг вперед. Еще один и еще. С каждым шагом одежда на нем меняется, и к Чарльзу подходит мужчина в сине-желтом костюме. На его голове шлем Шоу. Пространство стремительно меняется, и под ногами уже не скользкие от ледяной корки доски пирса, а мягкий светлый песок. Безбрежное море спокойно, ветер теплый, воздух пахнет тропическими цветами и почему-то горелой изоляцией и керосином.
- Эрик…
В голосе Чарльза намешено столько всего, что разобраться невозможно. Невыносимая нежность пополам с презрением. Безграничная любовь, щедро приправленная ненавистью. Восхищение вперемешку с разочарованием. В его голосе все, что угодно, кроме безразличия, и любому с первого взгляда становится ясно, что если кто и может причинить Чарльзу ту боль, которая не делает сильнее, а ломает, то это – вот этот самый человек.
- Все не так, Чарльз. Все было не так.
Эрик отводит взгляд, и Чарльза словно сковывает льдом от ужасной догадки. Он не успевает развернуться. Пистолет дергается, ведет дулом в сторону. Между звуком выстрела и моментом, когда пуля входит в тело – меньше секунды. Но для Чарльза это – целая вечность. Потому что он знает, что будет дальше. От собственного крика звенит в ушах, и боль, кажется, гораздо сильнее, чем в первый раз. Чарльзу кажется, что его заживо сжигает изнутри. Что-то горячее заливает поясницу, и от этого контраст с ледяной волной, охватывающей ноги, кажется еще более ярким.
Все так, как в первый раз. Чарльз падает на песок, чувствует руки Эрика на своих плечах. Медленно, очень медленно  пуля выходит из тела, Чарльза переворачивают лицом вверх. Смятый комок металла крутится в воздухе, меняет форму, превращаясь в монету. Эрик тоже начинает меняться, и через несколько секунд Чарльзу улыбается тот, кто искалечил его лучшего друга. Шоу резко поднимается, подхватывает пальцами монету. Одергивает мундир офицера СС, наступает тяжелым сапогом Чарльзу на раненое плечо.
- Взять его.
Брюса хватают за локти, выворачивают руки, бьют по ногам, заставляя встать на колени. В голову упирается дуло автомата, а вокруг словно из ниоткуда появляются немецкие солдаты.  Шоу проходит вперед, наклоняется, хватает жесткими пальцами Брюса за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.
- Имя. Возраст. Раса… Мутация. И советую ответить добровольно.
Чарльза подхватывают двое солдат, вздергивают на ноги. Держат – сам Ксавьер стоять не может. Он даже говорить не может. Только смотрит на Брюса и медленно кивает.
Потому что сейчас действительно лучше не сопротивляться.

+2

10

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
Те, кто знают друг друга,
отправляют воевать друг с другом тех,
кто друг друга не знает.
Евгений Витальевич Антонюк

Война миров. Он бы так назвал то, что творилось внутри него. Бесконечные поиски сил на то, чтобы удержать огромный океан вины, то и дело с каждым прибоем рушащий хрупкие стены душевного равновесия. Все что было за стеной – пустота, которую Беннеру нечем было заполнить кроме бесконечного количества цифр с информацией. Наука. Но и она бы не пострадала, позволь он затопить все внутри себя. Он бы стал гневом. Бесконтрольной стихией способной думать, и тогда Халк бы уничтожил все, поглотил бы его под своей зеленой волной.
Разве можно сражаться на равных, не имея цели? Брюс убеждал себя, что может. Каждый гребаный день. Просыпаясь он открывал глаза, жаждал очутиться где-нибудь в самом захудалом, не нужном месте, на самом дне, где только там он чувствовал воздух в легких. Конечно, самые страшные монстры живут на дне. А Беннер это отрицал.
Халку не понравится его решение…
Брюс стонет, падая на колени и морщится от колющей боли в голове, яркий свет солнце ослепляет глаза, поэтому лицо Шоу кажется размазанным, не четким, а глаза угольно черными, как у настоящего дьявола.
- Брюс…Беннер, сорок семь лет, Соединенные Штаты Америки, - Доктор выплевывает слова с трудом, чувствуя, как ненависть и гнев заполняют сознания, но тут же выдыхает с улыбкой, почти расслабляясь, когда его вздергивают за подбородок, заставляя смотреть в глаза. О, он очень хорошо знаком с этим жестом.
- У меня нет…икс-гена мутантов, - Значит война. Улыбка Брюса становится шире, почти искренней, почти злой, полной яда и торжества. Он не боится, хотя не сопротивляется, но именно это и злит Шоу. Он хмурится и сбрасывает руку с лица доктора не сильно ударяя по лицу, но этого достаточно чтобы разбить губу. Брюсу почти не больно, только обжигает рот на мгновение, перехватывает дух, но…физик снова улыбается, подымая голову, смотрит на Шоу исподлобья своим честным и злым взглядом. Он не соврал. Икс-гена нет, зато есть гамма-мутация, изменившая почти полностью весь код днк доктора. Но если это время кубинского кризиса, они даже и близко не представляют, что это такое.
- Я вас предупреждал, - Шоу бросает коротко, с презрением и поворачивается к Чарльзу с совершенно безумной улыбкой, - Чарльз, твои друзья так и не научились понимать, что со мной не стоит спорить? – Солдат держащий доктора Беннера на прицеле резко бьет  в бок, прямо по почкам. Это охренеть как больно, Брюс сгибается пополам сдавлено выкрикивая, задыхается судорожно кашляя. Боль знакомая, потому что отец делал точно так же, только не дулом, мать его, автомата.
Шоу смотрит на профессора с торжеством и радостью, наслаждаясь каждой его эмоцией, но ничего не говорит, только рукой делает приглашающий жест. Полюбуйся, Чарльз, что он наделал.
Снова удар, в живот, за ним сразу же следующий в грудную клетку, к нему Беннер не готов, захлебывается от обжигающей боли, чувствуя, как во рту неприятно отдает металлом. Капли крови со слюной некрасиво стекают по подбородку, кожу неприятно щекочет, сейчас все тело предательски чувствительно. Нужно еще ударов пять, чтобы Брюс перестал чувствовать боль. Брайан точно знал, когда остановиться, чтобы мальчишка не отключался после побоев, чтобы сам смог дойти до ванны или Ребекки. Если ее конечно соизволят выпустить из чулана тем же вечером. Иногда отец запирал ее до самого утра.
- Гамма….гамма….мутация…- Шоу слышит волшебное слово и тут же забывает про Чарльза, возвращаясь к доктору, небрежно ухватываясь за его волосы чтобы побольнее вздернуть. «Смотри мне в глаза». Брюс и смотрит. И снова улыбается, болезненно морщась, сплевывая кровь на песок, почти опасно задев сапог Шоу. Он злиться, но недостаточно сильно чтобы Халк почувствовал свою власть.
Рокот чужого рева отдается пульсацией в ушах Беннера и Ксавьера, на несколько секунд глуша все звуки вокруг.
Он не доволен. Война так война.
-……… Увести их! – Шоу что-то говорит до этого, но Брюс не слышит, только щурится, стараясь сглотнуть воздух, который тут же отдается резкой болью в ребрах. Хоть бы не сломали, сукины дети.
Беннера и Чарльза уволакивают в какой-то бункер, прямо посреди джунглей. Их разделяют на мучительно долгие полчаса, поэтому профессор не знает, что делают с Беннером, но его бросают в камеру, прямо на грязный матрас. Конвоир вкалывает Чарльзу прямо в ногу какую-то дрянь и уходит. Позже свет в камере выключается и дверь открывается, освещая лишь одну высокую фигуру в дверном проеме.
Эрик.
Ему десять, он в форме асвенцимского лагеря военнопленных, со взглядом полным ненависти ко всему окружающему миру и монеткой в руках.
За стеной приглушенно раздается чей-то крик (Брюса? Шоу? Еще кого-то?) и влажный хруст костей. Мальчик косится на стенку с подозрением, черты детского лица искажаются в гримасе гнева и в стену врезаются невесть откуда взявшиеся в бесконечном количестве монетки, разрезая бетон они оставляют маленькие просветы, возня в той камере стихает почти моментально.
- Чарльз! Чарльз! – Это голос взрослого Эрика. Он вбегает в камеру даже не замечая мальчишки и со странной смесью чувств в глазах смотрит на профессора. Ему больно, потому что это он причина неподвижных ног Чарльза, но в тоже время он бесконечно злиться на него. Зачем ты вмешался? Если бы не ты, ничего бы этого не было! Ненавижу тебя...не могу без тебя. Не могу смотреть в глаза тебе. Это ты виноват. ТЫ. Слишком много эмоций на лице, но на голове Леншерра все тот же уродливый шлем.
- Я думал ты не одобряешь хладнокровные убийства, - Эрик опускается рядом с Чарльзом на одно колено, критически осматривая его парализованные ноги и раненную руку, морщится, протягивая пальцы к пояснице профессора. Там кровь и…его вина. Это мерзко, отвратительно, ощущается почти физически, но Эрик сглатывает ее, подхватывая профессора на руки.
- Кто он вообще? – Они оказываются у соседней двери, где в углу, в мигающем свете лампочки на полу сидит Брюс. На его руках кровь, а рядом мертвый солдат с неестественно вывернутой шеей. Беннер тяжело дышит, все еще хватаясь за бок(окровавленный) и странно смотрит на труп. Потеряно и безразлично.
Мальчик, маленький Эрик плетется за своей старшей копией, но его будто никто не замечает, словно он призрак, предназначенный только самому профессору.
- Где моя мама…- Его голос болезненной пульсирующей болью расползается по венам профессора, проникая в сам разум, - Я убью их всех!

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:22:30)

+1

11

- Я вас предупреждал. Чарльз, твои друзья так и не научились понимать, что со мной не стоит спорить?
- Мои друзья… сами решают, что им делать.
Чарльз не смотрит на Шоу, он смотрит только на Брюса. Во взгляде, который Чарльз дарит Брюсу – смесь сочувствия, боли, страха и мольбы. Во взгляде, который достается Шоу – только презрение, жалость и гордость. Смотри, твои методы таких, как мы, не сломают. Если Брюс скалится и злится, то Чарльз остается практически безразличным. Его состояние выдают только неестественная бледность, ненормально расширенные зрачки и прерывистое дыхание. Чем усерднее зверствуют фашистские твари, тем сильнее Чарльз старается сохранять практически царственное спокойствие.
Он не хочет показывать им, насколько ему больно. Чарльз понимает, что все это - игры воображения, но его тело прекрасно помнит, какую боль причиняет пуля в позвоночнике. Помнит и воссоздает. Тогда, в прошлом, в окружении друзей, он мог позволить себе слабость и слезы. Сейчас же он обязан быть сильным - прежде всего ради себя самого.
Брюс все же сдается, и во взгляде Чарльза мелькает привычная теплота. Так действительно лучше, потому что Шоу какое-то время будет думать, как использовать новое оружие. Это даст столь необходимое время и Чарльзу, потому что сейчас он не знает, как действовать. Эти воспоминания принадлежат не ему. Они принадлежат Эрику, и Чарльз, уважая личное пространство своего друга, никогда не пытался их анализировать. Но теперь ему не оставили выхода.
-……… Увести их!
Брюс идет сам, Чарльза тащат сначала волоком, потом, когда дорога становится совсем труднопроходимой, несут на руках. Каждый шаг отдается в спине резкими вспышками боли, и Чарльзу кажется, что все пространство вокруг него заполнено яркими, похожими на маленькие взрывы, цветами. Ему что-то говорят, но Чарльз не слышит. Он уже не здесь, он там, в шестьдесят втором году, на теплом песке Кубы, на руках у готового разрыдаться Эрика.
Действительность - то, что сейчас для них с Брюсом является таковой, - врывается в мир грез диким человеческим воплем. Чарльз вздрагивает, приподнимается на локтях, сталкивается взглядом с Эриком... Нет, не Эриком. Эрик Леншерр появился позже. Перед ним - маленький Макс Эйзенхардт. Об этом мальчике Эрик почти ничего не помнит и старается не вспоминать. Чарльз же знает об этом ребенке все, потому что именно из его воспоминаний и эмоций выросло то жуткое нечто, породившее в итоге Онслота. Чарльз протягивает к ребенку руку, по запястью чиркает монета, оставляя яркий алый росчерк. Макс пятится, уступая место взрослому себе.
- Чарльз! Чарльз!
Слишком громко, друг мой. Чарльз улыбается, хочет ответить, но с губ срывается только хриплый стон. Он не знает, что ему вкололи, но судя по тому, что мир вокруг превращается в карусель - какой-то наркотик. Чарльзу и хорошо, и плохо одновременно. Чарльз обхватывает Эрика за шею руками и пьяно скалится. Ему не нужно читать мысли Эрика, чтобы знать, что он чувствует. Чарльз прекрасно знает, что он чувствует - и снова не может ничего исправить. Он не считает, что Эрик виноват. Случайность. Глупая случайность.
Да, Чарльз не одобряет хладнокровных убийств. Он вообще любых не одобряет, но это не мешает ему пытаться понять причины. И прощать тоже не мешает. Кому ли это не знать, как не Эрику? Чарльз прощал его гораздо чаще, чем могла позволить его совесть. И, наверное... Наверное, это изменило и самого Чарльза.
- Кто он вообще?
- Друг.
Чарльз отвечает не раздумывая. Для него Брюс Беннер уже не просто человек, создавший вакцину от "Генома". Не просто Мститель и человек из команды Тони Старка. Не просто соратник и единомышленник. После их первой встречи и после того, что происходит сейчас, у них всего два пути - дружба или вражда. И Чарльзу хочется, чтобы получилось в итоге первое. У Чарльза слишком мало друзей, чтобы не попытаться.
- Мы должны взять его с собой, Эрик. Я без него не пойду.
Эрик - не более чем сгенерированный разумом Чарльза образ. Настоящий Эрик бы просто молча унес Чарльза, не реагируя на его попытки что-либо сделать. Этот другой. Этот пусть и с жутко недовольным выражением лица, но все же слушается, заходит в камеру. Опускает Чарльза и растерянно смотрит на него и Брюса, не понимая, что делать. Чарльз в свою очередь вглядывается в глаза Беннера, снова протягивая ему руку. Им нужно уходить отсюда как можно скорее.
Они снова не успевают. На этот раз не успевает уже сам Чарльз. Маленький Макс подходит ближе, опускает ладони на плечи Чарльза и ласково, нежно, напевно повторяет:
- Мы убьем их всех!
От этого "мы" ощутимо дрожат стены. Взрослый Эрик подходит к ребенку, берет его за руку, образы идут волнами, сливаясь в одно целое. Новое создание похоже и не похоже на Эрика. Оно выше - шлем почти упирается в потолок камеры. Оно шире в плечах, оно заковано в багровую броню, у него нет лица. У него большие ладони и изящные, но невероятно сильные пальцы, увенчанные длинными когтями.
Брюс, пожалуйста, останови меня
- Ты же хочешь помочь нам? Нам так тебя не хватает, отец.
Чарльз - сильный телепат, и сейчас это играет против него самого. В его голове слишком много чужих жизней, и Онслот выпускает их на волю. Они кричат в его голове, умирают, рождаются, ссорятся, убивают друг друга. Ненависти слишком много, боли и горя - и того больше, и Чарльз ломается. Медленно, но ломается. Глаза словно затягивает черной пленкой, рука, которую Чарльз протягивает Брюсу, медленно опускается. Чарльз встает на ноги, будто и не было той злосчастной пули, изящным жестом отряхивает одежду, раскидывает руки в стороны и громко смеется.
Смех чужой. Это не его голос, не его интонации, это все - не его, не Ксавьера. Онслот может быть тысячу раз ненастоящим, слабым и неспособным ни на что образом, но он был в жизни Чарльза. И Чарльз был им.
Брюс, пожалуйста, останови меня
Онслот  подходит ближе, касается когтями лица Чарльза, и волны ничем не сдерживаемой псионической энергии вырываются наружу, сметая стены и выжигая разумы окружающих людей.
Пусть люди не настоящие, пусть всего лишь образы, но больно так, как никогда раньше.
И страшно.

+1

12

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
Смерти меньше всего боятся те люди,
чья жизнь имеет наибольшую ценность.
Иммануил Кант

Больно. Действительно больно. Эта боль сковывает, скручивает, выедая всю надежду на спасение. Брюс смотрит за метаморфозами Чарльза как в замедленной съемке, с тревогой и онемением. Словно в теле не остается ни одной целой кости, нет сил двигаться, все парализовано под волнами смеха Ксавьера, и ужасом перед…этим. Онслот. Это безобразное существо, касающееся когтями лица Чарльза. Оно было отвратительным, мерзким, чужеродным и иным, вызывало в Брюсе только отторжение. Что-то далекое, из того самого прошлого, о котором успел забыть, но вспоминаешь все ярче, до последней детали. Брюс вспомнил даже вкус крови во рту после ударов отцовского кулака. Челюсть предсказуемо свело, но он все равно смотрел в лицо монстра. Ты должен…должен сделать хоть что-то, должен помочь.
Но руки все еще горят. Ощущение живой кожи, шеи человека, которую он так легко свернул в порыве гнева и желания вернуться к Чарльзу, все еще здесь рядом, и Брюс не может его перебороть.
- Чарльз, НЕТ! – Кому из них нужна помощь? Почему это происходит с ними? Кажется, что можно сдаться, он хочет сдаться, потому что видеть Чарльза таким…больно. Это должен быть страх, это нормально, но это совсем не те чувства, которые хочешь испытывать к человеку, который стал причиной их помешательства. Хотя нет, профессор не виноват, все это придумал Брюс и только ему нести ответственность.
- Чарльз…ЧАРЛЬЗ, - Это не крик, это вкрадчивый шепот, сиплый, с надрывом, на больше Брюса не хватает. Он даже не встает, только нашаривает на теле убитого офицера кобуру и рукоять пистолета ложится удобно в ладонь. Стрелять доктора научила Сьюзен. Она стала почти матерью, заменив всю семью разом, но даже ее одной для Беннера было слишком много. Он так и на научился понимать слово «семья».
Первый выстрел мажет, потому что от напряжения руки трясутся. Боль в боку нарастает, хотя боль фантомная, настоящей раны нет, это вымысел Халка, но он удался. Перед своей смертью солдат умудрился выбить ему зуб. Прямо как тогда. Ему было всего восемь лет. Брюс глотает слюну с кровью, насыщаясь этим вкусом с полна и снова стреляет, теперь уже точно в цель.
Пуля задевает панцирь чудовища, отскакивая под металлический доспех шрапнелью и Онслот издает жуткий рев, от которого у Брюса по спине бежит волна мурашек.
О нет, тебя я не боюсь. Это мой друг! Брюс хочет сказать, мой телепат, но волна боли от воздействия сил Ксавьера только нарастает.
Гребаные псионные щиты.
Брюс встает быстро и почти прыгает на Чарльза, с силой занося пистолет над его головой чтобы ударить. Не получается, потому что монстр тут же отбрасывает доктора в сторону, защищая своего отца. Волной удара относит к бетонным плитам, от чего крик боли задушено обрывается еще где-то в груди. Нет, он может это пережить. Нет ничего, чего бы Беннер не мог пережить, и раз уж Халк существует, Брюс…злится.
Достаточно чтобы попытаться встать, сверля взглядом обезумевшего Чарльза. Достаточно, чтобы сплюнуть кровь и ухватиться за какой-то кусок железки торчащей в арматуре. Гнев. Он поглощает, выжигая все эмоции доктора, погружая его в хаос мыслей из инстинктов и самых ярких желаний.
Освободить, защитить и убить. Брюс даже не думает, получится ли у него убить монстра, но по венам уже течет зеленая кровь. Халк смилостивился? Это не фантазия? Или это…подачка, чтобы напомнить, что без него ты ничтожный слабый человек.
Беннер слабак. Так мистер Грин называет его, только так и обращается. Брюса это злит тоже. Он не кричит, не пытается говорить с Ксавьером, просто дергается в прыжке занося кусок железа над Онслотом и бьет. Бьет так, что его относит на несколько шагов, но железная тварь удерживается на ногах.
Чертов ублюдок.
- Чарльз…прости, но ты не оставляешь мне выбора, - Так же шепотом, Брюс уверен, что телепат его не захочет даже слушать, поэтому снова бьет, точно метя в голову. Чтобы выключить, чтобы обезвредить хотя бы на время. Двигаться во время атаки быстро получается только благодаря зеленой крови, но сам Халк не приходит, точно хочет посмотреть на мучения Беннера.
Во Всей Болезненной Красе.
Сволочь. Брюс бьет Чарльза наотмашь, задевая железкой голову и это…работает, но не так. Мир меняется снова, их выбрасывает на разрушенные улицы города. Эти руины, он видел их тысячу и один раз из газет, видео и фото. Это Гарлем. Кладбище после Халка.
Здесь все еще валит дым из разрушенных домов, горят машины и встречаются тела на земле. Раздавленные отчасти обрушившимися домами, или просто случайные жертвы этой битвы.
Брюса опять мутит, и он не сдерживается больше, отползая в сторону от потерявшего сознания Чарльза. Желудок сковывает спазмом, песок на зубах почти невыносим и Брюса тошнит, но нет ничего кроме крови и желчи. Он уже почти забыл это чувство, когда тело болит от ран, когда пальцы плохо слушаются, когда просто…так невероятно хреново.
Чарли…Чарли, прости меня. Доктор вытирает тыльной стороны рот и только сейчас бросается к Ксавьеру. Он…в сознании, в полном сознании, и рана, которую Брюс нанес оказалась просто царапиной. И глаза…все еще черные.
- Чарльз, мать твою, приди в себя. Я Брюс Беннер, мы должны уходить! Это ненастоящий мир! Слышишь? МЫ должны уйти! – Каждая клеточка в организме вопит что Ксавьер опасен, сейчас как никогда, что сейчас мир наполнится агонией боли, и Беннер должен бежать, но…он остается. Остается чтобы увести Ксавьера, помочь ему подняться на ноги и только испытывающе смотреть в глаза, ожидая нового удара.

Я не дам тебе сойти сума, слышишь? Ты единственный кто пошел за мной, я не дам!

- Брюс? – Этот голос доктор Беннер, наверное, не сможет забыть никогда. До самой смерти. Дрожащий от тревоги, боли за него и…нотка страха, отравляющая все теплые чувства и доверие, которое она когда-то вызывала. Бетти Росс. Брюс вцепляется сильнее в плечи Чарльза, но не может не повернуть головы. Она совсем с тех пор не изменилась. Совсем. Такая же спадающая неровная челка, ее выжидающий взгляд, эти подрагивающие чувственные губы. И столько надежды и веры в глазах, что все обойдется.
Не обойдется, малышка, я больше тебя не люблю.
- Уходи, Беттси, здесь…- Нет. Ох, нет-нет-нет-нет. Чарльз…Только не делай этого, прошу тебя, не надо. Брюс все еще держится за одежду телепата, стараясь загородить собой даже обзор на женщину. Единственную живую в этом царстве мертвых. Если Брюс увидит ее смерть, он...переживет?

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:22:20)

+1

13

- Чарльз, НЕТ!
Онслот смеется – глухо, утробно, как довольный сытый зверь. Ему нравится, что Брюс просит. Ему хочется, чтобы Брюс умолял. Онслот – создание, по возрасту еще младше Халка. Онслоту года два-три, не больше. Но если Халк пришел, чтобы защищать, если Халк – сгусток всех эмоций маленького Брюса Беннера, как плохих, так и хороших, то Онслот целиком состоит из тьмы. Онслот – это крики заключенных концлагерей, стоны, доносящиеся из пыточных камер, ужас тех, кого ведут в газовые камеры. Это существо – бесчисленные кладбища на полях сражений, боль от потери самых дорогих людей и беспросветная, бесконечная тоска и горечь. Онслот – это сдерживаемые мысли и желания десятков тысяч убийц, насильников, сумасшедших. Это подавленные негативные эмоции, проявление которых считалось неприемлемым в высшем обществе, в котором вырос маленький Чарльз. Это его беспомощность, его страхи, сомнения. Это вкус крови на губах и навсегда отпечатавшиеся в памяти картины бесконечного насилия. И все это – помноженное на желание Чарльза и Эрика добиться мира.
Онслот действительно хочет мира. Онслот видит один выход – подчинить своему разуму абсолютно все живое. А то, что не подчинится – уничтожить. Нет воли – не войны. Вывод простой, понятный, убийственно логичный…
- Чарльз…ЧАРЛЬЗ.
- Он не слышит тебя.

Губы Чарльза шевелятся. Он – как марионетка в стальных багровых когтях. Чарльзу все безразлично. От него больше ничего не осталось, только желание, чтобы все закончилось. Потому что когда все закончится, он сможет закрыть глаза и уснуть, не слыша голоса в своей голове и не пропуская через свое сознание тонны чужой боли и страданий.
Выстрелы не наносят Онслоту никакого вреда. Его броня защищает не его. Его броня – последний бастион защиты, созданный Чарльзом и Эриком. Это надежда Чарльза на то светлое, что есть в людях. Это воспоминания Эрика об улыбке матери. Это их дружба, выдержавшая столько испытаний, что никому из них и не снилось. Эта броня не дает Онслоту выйти в астральный план и захватить этот мир… Только Брюс не знает. Да и откуда он может об этом узнать?
Брюс прыгает – Чарльз продолжает смотреть в никуда. Даже ресницы не дрогнут. Чем дальше, тем больше Чарльз становится похож на статую. Кажется, что он перестает дышать. Только на крик Беннера Чарльз хоть как-то, но реагирует. Чуть опускает голову, и губы медленно растягиваются в улыбке. Не злобной или довольной, а той, которую часто можно видеть у мадонн на картинах восемнадцатого века.  От такого контраста становится еще страшнее.
Как ни странно, сколько бы Брюс ни пытался бить, Онслот не нападает. Возможно потому, что не считает Беннера достойным своего внимания. Возможно потому, что Чарльз не хочет ему вредить. Но даже псионический удар, кажется, не обрушивается на Брюса со всей своей убийственной мощью. Мир вокруг превращается в руины, а Беннер все еще стоит на ногах. Когда Брюс бьет в очередной раз, тьма в глазах Чарльза несколько светлей, отдает голубым, и Чарльз дергается, подставляя голову под удар.
… Онслота уже нет рядом. Он уже там, внутри, и бросившегося навстречу Брюсу встречает протянутая рука, ногти на пальцах которой медленно превращаются в когти. Тело меняется , обрастает черными и багровыми пластинами, на плечи ложится тяжелый плащ, спадает на землю волнами. Эти доспехи Чарльзу к лицу, только цвет – совсем не его. По сравнению с насыщенным багряным его кожа кажется совсем бледной и почти прозрачной. Эта броня делает его похожим на мертвеца – впрочем, тут достаточно одного взгляда, чтобы понять… Это убивает Чарльза. Убивает то самое лучшее, что всегда в нем было. Доспехи медленно растворяются, словно впитываются в кожу, и Чарльз медленно поднимает руку, с недоумением рассматривая свои пальцы.
Обычные человеческие пальцы.
Руки Брюса ложатся на плечи, но Чарльз смотрит мимо. На женщину, которая стоит посреди развалин. Чарльз передергивает плечами, коротким жестом отбрасывает Беннера в сторону и идет вперед. Женщина вскрикивает, падает на колени, обхватывая голову руками.
- Чарльз, не надо.
На плечи Бетти ложатся тонкие женские ладони, испещренные сеточкой морщин, изукрашенные старческими пятнами. Обнимают, укрывают – Мойра Мактаггерт смотрит на Чарльза, поджав тонкие губы. Аккуратная прическа растрепалась, под глазами залегли тени, но она, как и в молодости, держит спину прямо. Мойра не боится. Их обеих заслоняет другая фигура… Лиландра идеальна. Высокая, стройная, поразительно красивая. В каждом жесте – поистине королевская стать. Ни капли нежности или сочувствия. Третья женщина подбегает к Брюсу. Нескладная, дерганная… Сумасшедшая. Она обхватывает Беннера за плечи, шепчет что-то и тянет подальше от Чарльза. Габриэль единственная, кто боится Ксавьера. И единственная, кто не готова умирать.
Постепенно людей становится еще больше. Они появляются словно из ниоткуда. Дети, десятки, сотни детей в возрасте от пяти до двадцати. Дети становятся напротив Ксавьера, берут друг друга за руки, и эта живая цепь неожиданно останавливает Чарльза. Но не Онслота. Чарльз падает, обхватывает голову руками и тихо, измученно стонет. Вырвавшийся на свободу монстр взмахивает когтями, и вздыбленный асфальт заливает кровью. Живых больше нет, только изломанные, разорванные тела. Мир с хлопком сворачивается, тьма заполняет все вокруг, оставляя маленький пятачок света. Не остается никого, кроме Брюса и Чарльза. Не остается никаких звуков, кроме надрывного плача. Чарльз лежит, смотрит в темноту кристально чистыми голубыми глазами и плачет. Дыхание срывается, плечи дрожат, пальцы скребут по белому – это настоящая истерика. И первый раз, когда Брюс может видеть, как профессор теряет надежду.

+1

14

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
Есть земля жизни и земля смерти,
а мост между ними — любовь.
Торнтон Уайлдер

Бэттси нет. Брюс хочет закричать, хочет предупредить ее, попытаться прикрыть собой, но не может даже открыть рта и вытолкнуть хотя бы слово. В горле огромный ком, из-за которого трудно даже дышать, и Брюс только давиться воздухом, оседая от удара на асфальт. Мелкие камушки больно врезаются в плечо, и ноги почему-то не слушаются. Все что может сейчас Брюс — это смотреть за безумием Чарльза Ксавьера с леденеющим ужасом. На мгновение наступает облегчение, когда Марта пытается защитить Бетти Росс, но это совсем не останавливает профессора. Он словно полностью погружается без остатка в свое отчаяние, утопая по самую макушку в страхах и безумии. Еще худшем чем сам Брюс Беннер.
- Чарли….пожалуйста, - Его почти подбрасывает, когда тонкие женские руки с силой вцепляются в плечи. Брюс удивленно смотрит в глаза неизвестной женщины. Гэбриэль Хеллер шепчет проклятия на иврите, и с каждым ее словом хватка на плечах доктора становится все сильнее, причиняя настоящую боль. Не по-женски сильные пальцы впиваются в ткань тюремной рубашки Брюса, царапая до самой крови. Брюс старается не одергивать эту женщину, потому что видит в ее глазах первородный страх, который невозможно заглушить. Из-за нее он не сразу замечает множество других людей, детей, плотным кольцом сужающихся вокруг них с Чарльзом.
- Что…что такое…Чарли, что….онет, Чарльз! – Брюс все же вырывается из рук женщины, но не успевает добежать. От новой волны псионического удара лицо обдает жаром таким сильным, словно ты горишь заживо. Брюс падает на колени хватаясь за плечи в попытках унять эту секундную боль. Вспышка была такой сильной, что до сих пор, даже после десяти вдохов, отдается острыми уколами боли по всему телу. Запах плоти и крови такой резкий, что новый спазм скручивает живот, но Брюс сдерживается, желудок все равно пуст, но на зубах пыль смешивается со вкусом кислоты.
Дыши, Беннер, дыши. Возьми себя в руки, тряпка.
Брюс намеренно заставляет себя вспомнить образ Брайна и через силу улыбается, вынуждая себя успокоиться. Но перед тем как мир превращается в кромешную тьму Брюс успевает поднять голову, зацепиться взглядом за безжизненный, стеклянный взгляд Бэтти Росс. По кромке ее пухлых губ стекает струйка крови, а большая часть лица обезображена и голова вовсе отделена от тела. Эта картинка прочно впечатывается в сознание Брюса, задерживаясь на долгие четыре секунды, прежде чем он смаргивает темноту.
Плачь профессора выводит из жуткого транса, и Брюс сцепляет зубы с усилием воли, вспоминая, какую помощь надо оказывать при истерике.
- Чарли, я здесь, ты не один, - Брюс говорит спокойно, а внутри все обливается кровью и ужасом, болью и страданиями. Бэтти Росс мертва. Бэтти Росс обезглавлена. Бэтти Росс больше никогда не улыбнётся. Брюс почти теряет связь с реальностью, всего лишь на пару секунд замолкая, разглядывая заплаканное лицо Ксавьера.
Нет, нет, нет.
Мрачная решимость, безразличие к себе, вина…все это заставляет доктора забыть о своей боли.
- Чарли, Чарлииии, - Брюс напевно повторяет имя телепата и улыбается. Больше его улыбка не похожа на жуткий оскал, потому что Брюс помнит, как улыбалась Ребекка. Как были очаровательны эти ямочки на ее щеках, этот румянец и тонкие губы. Они приносили Брюсу счастье, и он…не смотря на все, одной силой воли, находит в себе силы подарить единственному живому человеку здесь свое тепло. Крохотные остатки, их так мало, что едва ли хватит на одного.
- Чарли, я здесь. Поплачь, мой хороший. Ты ни в чем не виноват, ты старался, ты можешь еще это побороть. Я помогу тебе, я рядом с тобой. Ты не один, Чарли, я с тобой, - А в голове все тот же безжизненный взгляд Бэтти. Брюс смаргивает его и решается переступить, оторвать кусок от своей плоти, выбросить, потому что этот ужас отравит их обоих, и тогда из клетки не выберется ни он, ни Чарльз.
Я простил, я все простил, я все простил, слышишь? Я рядом с тобой, ты не один. Ты ни в чем не виноват. Брюс шепчет это как заведенный, подгребая Чарльза к себе сильнее, укладывая на свои колени, и покачивается, совсем как делала мама в детстве, успокаивая после побоев Брайана. В тот период Брюс еще умел плакать.
Щемящая боль отпускает, словно со слезами Ксавьера выходят его собственные и Брюс принимается напевать какую-то колыбельную, тоже из детства. Его слова плавно распадаются в темноте, уносясь куда-то в невидимый потолок, создавая иллюзию эха.
У Брюса Беннера удивительно мелодичный голос, хоть песенка и прибита хрипотцой.
- Hush, little baby, don't say a word. Papa's gonna buy you a mockingbird, - Брюс поет, удерживая профессора в руках и…мир снова расцветает новыми красками. Грязными и мрачными, сыростью и запахом плесени. Брюс почти не замечает, как они с Чарльзом оказываются в темной камере, на грязном рваном матрасе. Стальная дверь с маленьким окошком единственный вход и выход, и только у самых петель пробиваются редкие лучики электрического света.
- If that mockingbird won't sing, Papa's gonna buy you a diamond ring If that diamond ring turns brass, Papa's gonna buy you a looking glass, - Беннер не замолкает, поет, вытирает пальцами влажные дорожки на щеках Чарльза и ждет.
Смерть Бэтти Росс девятнадцатое несчастье Брюса Беннера, потому что он…видел ее умирающей множество раз.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:22:08)

+2

15

Чарльз прекрасно знает, что он виноват. Что если кто и виноват, то только он. Слова и объятия Беннера не успокаивают - наоборот, слезы бегут еще быстрее. Чарльз знает, что он не заслуживает ни утешения, ни сочувствия, ни прощения. Когда он начинает говорить, голос все еще срывается. Чарльз говорит быстро, потому что боится, что ему не хватит решимости рассказать все.
- Он всегда будет моим другом. Я это сразу понял. Как только коснулся его разума, как только посмотрел ему в глаза, я сразу понял, что это тот самый человек, с которым мне предстоит прожить бок о бок всю свою жизнь. Сам не знаю, откуда взялась эта уверенность.
Чарльз рассказывает об Эрике. О том, как тяжело было с ним сойтись и вывести на откровенность. О том, как он решил помочь Эрику развить его способности. Рассказал о своей глупой и наивной вере в то, что Леншерр сможет отказаться от мести ради справедливости. Сбиваясь, глотая окончания и путаясь в словах, рассказал о том, как Эрик убивал Шоу, не зная, что убивает не только его. Тогда Чарльз полностью контролировал разум Шоу и чувствовал абсолютно все так, как чувствовал он...
- Умирать было очень больно. Я не смог его остановить, поэтому мне пришлось надеяться на то, что дальше Эрик не пойдет, хотя я и знал, что ему не станет легче. И Эрик пошел дальше.
Чарльз не рассказывает о глупой пуле, лишившей его возможности ходить. Он перескакивает на пару десятков лет вперед и говорит о том, когда умер второй раз. Чарльз сухо, коротко, одними фактами описывает, как Магнето вынул адамантий из тела Росомахи.
- Это было... чудовищно. И тогда я ошибся. Так сильно ошибся. Я не смог простить, я пробил и его шлем, и его ментальную защиту и выжег его разум. Я убил его, Брюс. Своего лучшего и единственного друга. Убил и унес в себе всю ту грязь и тьму, которая не давала Эрику жить спокойно. И тогда во мне плохого стало слишком много. Появился Онслот. У него были мои силы и силы Эрика. Он был... Тем, кем мог стать каждый из нас, но не стал.
Чарльз резко умолкает, вскидывает голову, пытается заглянуть Брюсу в глаза. Взгляд уже не такой сумасшедший, как несколькими минутами ранее, но все равно еще далеко не нормальный.
- Это я виноват в том, что появился Онслот.  Это моя ошибка и моя вина.
Чарльз не пытается строить из себя святого и тем более не хочет тащить на своих плечах всю тяжесть чужих грехов. Но от своих ошибок он не хочет и не может отмахиваться. Даже если эти ошибки - не более чем воскрешенные воспоминания. Чарльз прекрасно осознает, что все это - иллюзия. Но страх не исчезает. Потому что кто знает, а вдруг Онслот вернется? Вдруг сам Ксавьер в этой новой жизни не справится и превратиться в такое вот чудовище? Вдруг теперь, в этом молодом теле, он переживет своих детей?
Постепенно Чарльз успокаивается, да и сил на то, чтобы плакать, у него уже не остается. К тому же медленно, но верно прочие чувства вытесняет стыд. Чарльзу стыдно за то, что он не справился со своим собственным разумом. За то, что после сорвался и выдал эту своеобразную исповедь. За то, что напугал Брюса, и… И сделал ему больно.
- Мы снова в лагере. – Чарльз запрокидывает голову и смотрит на заплесневевший потолок. Наверное, пол здесь холодный, но он не чувствует. – И я снова не могу ходить.
Чарльз пытается встать на ноги, но первая же попытка изменить хоть что-то в условиях навязанной реальности приводит к тому, что по стенам начинают стекать ручейки воды, а воздух становится еще холоднее. И, кажется, еще темнее. Намек понятен – чем больше они с Брюсом сопротивляются, тем хуже будут итоговые условия. И Чарльз решает следовать правилам Халка. К тому же… К тому же он привык к собственной инвалидности. Это не пугает и не удивляет – не пугает и не удивляет его, а Брюса?
Садиться на прелый тюфяк не хочется, но на полу еще грязнее. Чарльз долго-долго смотрит на Брюса, а потом абсолютно спокойно просит:
- Помоги мне сесть на… кровать.
Брюс помогает. Чарльз привычным жестом закидывает руку Беннеру на шею. Привычными движениями поправляет ноги после того, как Брюс усаживает его на тюфяк. Откидывается на стену, медленно выдыхает. Хлопает ладонью рядом с собой, ждет, пока Брюс сядет.
- Тебе когда-нибудь приходилось сидеть в тюрьме?

+2

16

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
В Пакистане по знакомству возможно все,
даже угодить за решетку.
Салман Рушди

Тюрьма. Что знает Брюс об этом слове? Что хочет от него услышать Чарльз? Вспоминать неприятно. Не потому что есть какое-то чувство страха – его нет, Брюс Беннер не боится, просто именно тюрьма вызывает самые неприятные воспоминания в работе с людьми. Именно в тюрьме всякая надежда теряет силу, а жизнь смысл. Неужели Чарльз хочет говорить об этом? 
- Я работал в тюрьме. Ты когда-нибудь слышал про Гитараму в Руанде? – От одних только мыслей об этом месте начинает подташнивать, но Брюс пересиливает спазм и улыбается. Через силу, как и делал все, пока там работал. Чтобы выжить в Руанде нужно думать как местные, быть грязным, быть нищим, быть…больным. И Брюс Беннер притворялся, всегда используя свою грустную историю про безнадежно больного врача раком, который просто хочет всех спасать.
- В Гитараме началась сильная эпидемия. Мутировал вирус, который завез какой-то из безумных заключенных, и, если бы его не ликвидировали, боюсь, это могло бы подкосить полстраны. Ты ведь не знаешь, что это за место, да? – Брюс знает, что у Чарльза Ксавьера была очень длинная и насыщенная событиями жизнь. Он так же знает, уверен, воля профессора почти несгибаема, но откровения об Онслоте не отталкивает, наоборот. Не смотря на четкий образ мертвой Бэтти Рос, который он наверняка еще не скоро сможет забыть, разочарования вообще нет. Совсем. Онслот его не пугает. Более того, Брюс уверен, если бы здесь был Халк, он бы с ним справился. Для зеленого демона нет ничего невозможного, и вся его проблема - это Брюс. Он должен защищать, но Брюс презирает такую защиту.
Выходит…они ненавидят друг друга? Халк здесь, достаточно просто вдохнуть на полную грудь чтобы ощутить этот холодок внутри тела, прислушаться и можно различить тяжелое дыхание монстра.
Он бдит. Ненавидит? Вряд ли. Издевается? О, да.
Чарли, тебе нечего бояться. Я с тобой. Это почти детское обещание, из тех, которые маленький Брюс давал своей маме и всегда исполнял. И только один раз, он не справился, потому что ребенок не может физически остановить взрослого мужчину. Ребекку убили. Жестоко.
- Гитарама, Чарльз, это настоящий ад на земле. Наверное, один из редких, которые до сих пор существуют на Земле. Там заключенные жрут друг друга чтобы выжить, потому что правительству плевать. Трупы умерших не убираются неделями, и не хватает не то чтобы кроватей, а места чтобы лечь на пол. Люди вынуждены стоять сутками, пока их ноги не начинают гнить, - Это тоже жестоко. Брюс помнит. Каждый день, каждую минуту, каждый час, проведенный там. Он был один из немногих врачей-биохимиков решившихся откликнуться на мольбы о помощи маленького государства.
В голове мелькают тысяча и один образ прогнивших мертвецов, этого смертного смрада, такого сильного что выедает глаза, и люди, еще живые люди, существующие в этих условиях. Они держались, превращаясь уже из людей во что-то другое, потому что невозможно оставаться человеком в таком месте. Ты мутируешь в глубине души, превращаясь в искалеченного монстра. Брюс Беннер уже был монстром, и испытывал только боль и жалость по отношению к заключенным. Чувство вины толкало физика на отчаянные поступки, попытки вымолить прощение, доказать, что он способен спасать людей, а не только забирать их жизни. Что знает Чарльз об этом гигантском грузе? Чувствует ли он тоже эту плиту, размером с целый материк, которую Брюс носил на сердце тогда уже семь лет? Сейчас материк превратился во кусок земной коры, и Брюс не видит ему края и конца.
- Я пробыл там почти год. И мне это время показалось десятилетием, - То место, где они оказались теперь по сравнению с Гитарамой рай, потому что даже доктору, в той чертовой тюрьме, не выделили ничего, кроме более-менее маленькой кладовки рядом с кабинетом директора. Тот, кто следил за порядком в тюрьме казался Брюсу настоящим трехголовым цербером, с поломанной психикой садиста и чертовски черным юмором. Но иначе там не выжить, и доктор это понимал.
- Наверное, поэтому меня не так пугает это место, - На тюфяке сидеть удобнее, хотя не теплее, но Брюс уже плюет на свою стеснительность ближе придвигаясь к профессору, чтобы сохранить тепло их тел.
- Несмотря на то, что я их лечил, Чарли, мне угрожали каждый день по нескольку раз. Около десяти в среднем. Сначала я считал, а потом это стало чем-то будничным, вроде «доброе утро, доктор Беннер». Не то, чтобы я их боялся, Чарли, - Брюс смеется, нервно и сглатывает. Чертова Гитарама теперь перед глазами, и Брюсу кажется, что он слышит шаги где-то вдалеке. И стук, методичный, словно дубинки по дверям. Не хватало только стонов о том, как же больно и мольбы о помощи. Каждый божий день в этой проклятой Гитараме кто-то умирал. Те, кто отбывали сроки более десяти лет в этом месте становились настоящими гигантами, непременно подавались в самые тяжкие криминальные события. Лидеры террористических партий, известные преступники, законченные маньяки, там даже были мутанты, те самые, с икс-геном, но и их косили болезни. Они никому не были нужны.
- Мне не страшно, Чарли. Я действительно свернул шею тому офицеру. Мне…жаль, даже если мы оба с тобой знаем, что это морок. Каждая загубленная душа для меня камень на плечах, но…Ты, ты не сделал ничего, чтобы я считал тебя монстром. Даже не смотря на боль, Чарли. Даже не смотря на смерть, которую мне показал твой…сын? – Брюс говорит печально, лишь иногда тревожно вздыхая, когда удар дубинки по дверям слышится все ближе. Словно стража там, где этот яркий электрический свет, проверяет своих заключенных.
Брюс помнит этот звук, потому что просыпался и засыпал под него каждый день в этой гребанной Гитараме.
- Чтобы ты не говорил, Чарльз, ты свет в конце туннеля. Ты искра, освещающая путь для твоих студентов и детей. Ты…не монстр. Я не спорю, мы все можем стать им, но оставь это мне. С монстрами жить и бороться я умею, - Брюс не весело улыбается и вздрагивает, когда дубинка наконец ударяет в их дверь.
- А ну тихо там! – Это немецкий, но Брюс знает этот язык и невольно ежиться. Фашисты? Значит, это все еще отголосок воспоминаний Эрика? От одних только предположений жутко.
- Тебе нужно поспать, Чарли. Я…побуду с тобой. И думаю, тоже нуждаюсь в отдыхе, - Ведь Халка с ним нет. Это чудовище решило устроить им свою особую Гитараму, и от одной этой мысли сводит челюсть. А что если так? Брюс ежится и жмется к профессору сильнее, стараясь обхватить его руками, чтобы почувствовать человеческое тепло. Он даже не замечает, как проваливается в беспокойный сон.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:21:53)

+1

17

- Я работал в тюрьме. Ты когда-нибудь слышал про Гитараму в Руанде?
- Нет. Не слышал.
Чарльз слушать очень внимательно. Закрывает глаза, пытается себе представить эту самую тюрьму. Чарльз знает, что такое Руанда и представляет, насколько там… ужасно. В его представлении тюрьма в Руанде чем-то напоминает тюрьмы в странах третьего мира. Там Чарльз был, причем неоднократно – молодые мутанты частенько оказывались за решеткой за «преступления», связанные со всплесками проявления способностей.
В Клетке Чарльз – тоже телепат, и он поневоле ловит те картины, которые рисует – вытаскивает из глубин памяти – разум Брюса. Чарльзу кажется, что воздух вокруг наполняется запахом гниющей и разлагающейся плоти, плесневелых тряпок и медленной мучительной смерти. У смерти есть свой запах, и Чарльз способен его узнать среди сотен и тысяч других ароматов. Хотя, возможно, это и не запах – нюх у Чарльза как у обычного человека. Возможно, это ощущение, предчувствие, неотвратимость, заранее моделирующая реальность. Телепаты по идее восприимчивы к таким тонким материям… И именно поэтому сейчас Чарльз спокоен. Здесь смертью не пахнет. Только отчаянием, безнадежностью и покорностью.
- И все равно ты не ушел… Ты очень сильный человек, Брюс. Обычно в тюрьмах первыми ломаются именно врачи… Мойра в свое время пыталась работать по тюремной медицинской программе. Надеялась так выявлять мутантов. Собирала статистику, чтобы делать специализированные тюрьмы и клиники. Но не смогла. Я бы, наверное, тоже не смог.
Чарльз говорит абсолютно откровенно. Тюрьма – действительно не место для телепата. Мысли заключенных, охраны, посетителей, персонала… Это все может свести с ума. Поэтому Чарльз действительно восхищается выдержкой Беннера. Тот, конечно, не псионик, но Чарльз уже видит, что Брюс намного более чувствителен по отношению к чужим страданиям, нежели обычные люди. Скорее всего потому, что сам столько пережил, что и врагу не пожелаешь.
- А ты можешь… Знаешь, мне часто задают один вопрос. Почему я, постоянно сталкиваясь с таким дерьмом, что и представить страшно, все равно верю в людей. А я верю потому, что существуют такие, как ты. Которые не озлобляются, не становятся бесчувственными и черствыми. Поэтому я верю в то, что у этого мира есть будущее.
Брюс придвигается ближе. Чарльз на несколько секунд напрягается, а потом приваливается к теплому боку, кладет голову Брюсу на плечо. Так проще. Спину тянет все сильнее, и Чарльз понимает, что ему нужно лечь. Но если он ляжет, Брюсу не останется места на тюфяке.
Сейчас с Брюсом комфортно.
- Я…не монстр, Брюс. Но иногда мне кажется, что лучше бы я был им. Но я всего лишь человек. И иногда мне приходится принимать решения, которые меняют чужие жизни. И часто эти решения причиняют боль тем, кого я хочу защитить. Можно сколько угодно размышлять о свободе выбора, об ответственности и меньшем зле, это ничего не решит. Иногда мне кажется, что я освещаю всем путь не в прекрасное будущее, а на эшафот.
Сомнения… давно Чарльз не позволял себе такой роскоши. Слабый сомневающийся профессор был никому не нужен, и Чарльз попросту запретил себе большую часть человеческих слабостей. Научился жить и с грузом ответственностью, и с чувством вины, и с запятнанными руками. И с испачканной совестью. В том мире, в котором они жили, никому не суждено было остаться чистым. Кроме разве что сумасшедших.
Резкий окрик на немецком заставил Чарльза ненадолго умолкнуть. Он согласно кивает, позволяет себя обнимать и продолжает говорить – уже едва слышно, шепотом на ухо.
- А я строил тюрьмы. Тюрьму для Эрика проектировали по моим указаниям. Знаешь, она идеальна, эта тюрьма… И я так ненавижу это место. Материальное доказательство моего предательства.
Чарльз рассказывает и о том, как помогал строить камеры для преступников-мутантов. Как был вынужден обустроить нечто подобное и в школе –своеобразный изолятор для тех врагов, кто все же смог обойти систему защиты внутреннего периметра. Через какое-то время Чарльз замечает, что Брюс спит. Тревожно, нервно, но все же спит. Чарльз замолкает, улыбается, приподнимает голову и осторожно касается губами виска Брюса, с удовлетворением замечая, как выравнивается дыхание Беннера. Это просто безусловные рефлексы – дети засыпают после поцелуев матери, возлюбленные – после прикосновения своей второй половины. Люди даже сквозь сон чувствуют присутствие тому, кому доверяют, поэтому и спят гораздо спокойнее. И каким бы сильным человеком Брюс ни является, даже ему нужно иногда почувствовать себя под чьей-то защитой. А не только под охраной Халка.
…Их не трогают пару дней. Точнее, трогают Чарльза – вкалывают ему какую-то дрянь, блокирующую телепатию и вызывающие жуткие мигрени. Приносят еду и воду, раз в сутки выводят во двор на один час. Два раза в сутки – в уборную. В душ их отводят только на третий день. Все это время Брюсу приходится носить Чарльза, потому что о коляске речь тут и не идет. Хотя в «душевой» Чарльзу идут навстречу и приносят старый колченогий стул. Но Брюсу все равно приходится помогать, потому что водопровода тут нет – только бочки, из которых воду черпают ведрами. А до верха бочки Ксавьер дотянуться не может. Никаких полотенец – только один кусок мыла на десять человек. Чарльз пытается говорить с людьми, но их сторонятся. Еще бы, они на особом положении. Они не работают, не живут в общем бараке, их даже особо не бьют… До того момента, когда Чарльз решается показать характер.
В лагере есть дети. И дети являются постоянным источником раздражения. Их часто бьют, и обычно Чарльз не может ничего сделать. Но сегодня рядом с лавкой, на которой сидит Чарльз, оказываются камни. И Ксавьер, не долго думая, кидает один в голову солдата, поднявшего руку на ребенка и высказывает все, что думает о фашистах. Дальнейшее никого не удивляет – солдаты быстро и эффективно подавляют робкую попытку сопротивления. У них тяжелые подкованные сапоги, а у Чарльза – длинные тонкие пальцы, которые, как оказалось, очень легко сломать.
… Этим же вечером в камеру приходит Шоу. Он приветлив, он улыбается. И просит – даже вежливо просит – Брюса показать силу гамма-мутации.

+1

18

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
The longest day has an end.
Английская пословица

Брюс Беннер ненавидит Шоу. За его слащавую улыбку, излишнюю вежливость и обходительность, за самоуверенность в конце концов. Шоу в камеру к ученым приходит не один. Он приводит своих верных солдат, строго в форме, почти парадной, будто эти два пленники удостоены особой участи и особых пыток. Брюса это тревожит так сильно, что он не отрывает взгляда от Чарльза. В его глазах много чего, от мрачной обреченности, до мольбы заранее просить. Брюс слишком давно не испытывал на себе настоящей боли, превращаясь очень быстро в монстра, который исцелял все раны на их общем теле. А теперь монстр не придет. Брюс уверен, что мистер Грин хочет насладиться болью доктора, доказать, что слабый человек никто и ничто без него.
Я не хочу...не хочу так.

- Мистер Беннер, вам придется мне это показать, - Брюса подхватывает под локти и заламывает руки, но физик не сопротивляется. Все еще смотрит на Чарльза, которого, о счастье, пока еще не трогают. Шоу только ходит вокруг него как тигр по клетке, меряя шагами их общее терпение. Все улыбается и смотрит.
- Вот как, очень жаль, - Легкий кивок одному из солдат и Брюса почти сразу откидывает от мощного удара назад. Челюсть сводит от боли, давно его так не били. Губа разбита, ноют десны, и Брюс не удивится если ему выбьют в процессе «разговора» парочку зубов. Солдат не ждет еще одной отмашки и просто бьет Беннера через пару секунд. Голова доктора только отдергивается и привкус крови во рту становится сильнее. Брюс кашляет и молчит.

- И сейчас нет?
- Я ничего не покажу, - Брюс упрямо отворачивается, хотя разбитая губа практически горит от боли. Один из солдатиков Шоу даже испачкал белую перчатку в крови, но Шоу это только забавляет.
- О, мистер Беннер, зря вы так упрямитесь. Даже если вы крепки, не думаю, что профессор выдержит всех испытаний уготованных вам, - Брюс не очень понимает о чем говорит Шоу, перед глазами плывут круги от ударов. Ксавьера подхватывают под руки, насильно вздергивая и Шоу почти проникновенно глядя профессору в глаза обхватывает его пальцы. Тонкие и крепкие.
- У вас отличные пальцы, профессор. Жаль, я бы с удовольствием это сделал с пальцами на ногах, ну знаете, чтоб было еще ужаснее, но вы же ничего не почувствуете, - Шоу строит подобие грусти на лице, кривляется и сжимает один из пальцев Чарльза болезненно, пока он не поболеет. По телу Брюса проходит волна мурашек, потому что он наконец-то понимает, что хочет сделать Шоу.
- Нет…НЕТ! НЕ СМЕЙ – В голосе доктора тонна гнева, искренней ярости, но он все еще человек. Сильнее дергается, пытаясь вырваться из тисков солдат, но эти гребаные фашисты держат крепко. Словно не люди, а…мутанты. Брюс только сейчас замечает у одного из тюремщиков неестественно синий глаз. Значит он не ошибся, значит…им не вырваться?
- Ваши крики, мистер Беннер, меня только еще больше подзадоривают. Вы должны научиться уважать мое слово. Понимать его, - Шоу мягко улыбается, глядя на профессора, и только повернув лицо на три четверти резко и неожиданно ломает палец Чарльзу. С невиданной силой, до глубокой боли.
Брюс кричит громко, вырываясь из рук солдат еще сильнее.

Нет…тварь…Не смей…Прости, Чарли…Прости…  Мысли в голове Брюса путаются, он почти повисает безжизненной куклой на руках солдат и ошарашено смотрит в пол, ощущая только как капли крови стекают по подбородку. Его собственная внутренняя боль наверняка почти ничто по сравнению с болью Ксавьера, потому что он точно слышал оглушительный крик. Мерзко, на душе, во рту, вокруг.  Злость только сильнее растет в Брюсе, накапливаясь, превращаясь в гигантский шар, который вот-вот лопнет.
- Что, недостаточно мистер Беннер? Думаете я не понял, что вы крепкий орешек? О, но ведь вы так сочувственны к другим. Особенно к нашему милому Чарльзу Ксавьеру. Давайте закрепим урок, а? Что? Нет,нетнетнет! Брюс моментально вскидывает голову с ужасом глядя на руку Ксавьера. Из-за неестественно выгнутого пальца рука почти мгновенно опухает, но Шоу упрямо берется за соседний палец и снова крепко его сжимает. Брюс сглатывает, теперь не отводя взгляда от Чарльза, с ужасом, с застывшим сердце в груди. Если у профессора еще и руки будут не рабочими, это будет просто крах. Он доломается окончательно и тогда Брюсу ничего уже не исправить в одиночку. Он просто не справится, не хватит сил чтобы…не сойти сума.
- Прости меня, прости…прости за это… - Нет, не дай этому случиться. Слышишь? НЕ ДАЙ! Он не заслужил!
Халк смеется, ликующе, довольно.

А что ты дашь мне?
Свободу.

Это похоже на контракт. На временный, потому что Брюс все еще не сдается, хоть и проигрывает бой. Но Мистер Грин на правильном пути, он уже показал Брюсу свое превосходство. Будто бы доктор и не знал…
- Ты хочешь…увидеть…силу, да? – Брюс все еще висит на руках солдат, отводит взгляд от лица профессора и…скалиться, как зверь, как дикий. Не важно, что губу болезненно саднит от улыбки, не важно, что кровь течет сильнее, он просто ощущает как гнев все сильнее пожирает его.
- Конечно хочу, - Щелчок. Мокрый влажный хруст, от которого у Брюса рвутся внутри последние струны равновесия. Шоу не предупреждает, просто ломает второй палец Чарльза с улыбкой настоящего садиста. И взгляд Брюса загорается зеленым, прямо как по команде, всего лишь в одно мгновение он дергается назад с силой отталкивая обоих солдат и разрывает наручники резким движением. Звенья цепи с громким звоном разлетаются по стене. Шоу настолько поражен этим что даже не может закрыть рот. Брюс улыбается, широко и его кожа стремительно зеленеет, но недостаточно, словно он меняется лишь на четверть, вырастая в росте только на сантиметров пять. Но этого хватает чтобы ударом снести остальную охрану, державшую Чарльза. Брюс издает рычание, ухватываясь за голову Шоу, хотя тот пытается применить силы, но тщетно.


- Ты хотел увидеть силу, человек? Смотри!
– Это не голос доктора, хотя в нем еще слышится Беннер. Доктор с силой впечатывает голову Шоу в тюремную стенку, прямо до хруста, пока не разбивает его черепную коробку. Один удар, второй, третий. Тело Шоу похоже на израненный кусок плоти с растращенной головой, от которой остается только кусок плоти и разбитая челюсть. Все остальное Брюс в буквальном смысле размазал по стене. Тоже самое он делает и с оставшейся охранной, которая пытается втиснуться в маленькую комнату заключенных. Кажется, они стреляют, кажется пули попадают в Брюса, но его это не останавливает. Он становится только сильнее, с ревом разбивает стенки еще пока человеческими кулаками и с легкостью рвет охранников голыми руками.

Брюс-Халк хочет уйти, и, если понадобиться, он будет убивать. От охраны на полу остаются только куски, лицо Беннера отчасти позеленевшее, с четкой проступившей зеленой сеткой вен кажется чертовски жутким в таком количестве крови. Брюс уходит ненадолго в коридор, видимо, чтобы дожать оставшуюся охрану, а потом возвращается за профессором и подхватывает его на руки. Дальше все как в настоящем кошмаре, Брюс убегает с профессором на руках и они почему-то оказываются вместо теплых песочных островов в ледяных лесах. Уже почти на выходе из тюрьмы Брюс все больше приобретает человеческие очертания, поэтому не гнушается хвататься за пистолеты и стрелять из оружия. Он умеет стрелять, потому что Сьюзен его научила.

Брайан чертов Беннер застрелил Ребекку выстрелом в висок в упор, предварительно изувечив и изнасиловав свою жену. Брюс знает, что проклятие безумия постигает всех мужчин рода Беннера, но об этом, кажется, не знает никто. Они с Сьюзен молчали, Брюс думал…что справиться. А теперь Ксавьер во всей красе может увидеть каким монстром может быть доктор Беннер.
Время контракта кончается, и Брюс подхватывает какие-то вещи, оружие и даже рюкзак у одного из убитых солдат. Он несет профессора в лес, все это время он шепчет только одно.

Прости меня. Прости меня. Прости меня. Прости меня.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:21:44)

+1

19

- Шоу, пожалуйста, не надо! Он не может показать! Не может!
Кажется, Шоу Чарльза не слышит. Или делает вид, что не слышит. Он сосредоточен на Беннере, и сейчас Чарльзу особенно жаль потерянной способности ходить. Он даже напасть на этого человека не может. И применить телепатию тоже – этот монстр в человеческом обличье подстраховался со всех сторон.
Когда Брюса начинают бить, Чарльз находит в себе силы сесть самостоятельно. Пальцы на левой руке сломаны, и, хотя их вправили и перебинтовали, опираться все равно чертовски больно. Но просто лежать и смотреть на то, как издеваются над Беннером, он не может. Поэтому Чарльз вздыхает с облегчением, когда солдаты переключаются на него самого. Гораздо проще терпеть собственную боль, чем чужую. А терпеть за свою долгую жизнь Чарльз научился практически в совершенстве. Боль его не пугает, не удивляет, и если что и кажется Ксавьеру до сих пор непонятным, так это то, как разумные люди после одного приказа способны превращаться в кровожадных зверей… В глазах солдат нет ни жалости, ни сочувствия, ни сострадания. Только интерес и нетерпеливое ожидание – что уж и говорить, подручных Шоу выбирать умеет.
- У вас отличные пальцы, профессор. Жаль, я бы с удовольствием это сделал с пальцами на ногах, ну знаете, чтоб было еще ужаснее, но вы же ничего не почувствуете,
Теперь Шоу смотрит на него, и Чарльз едва заметно улыбается. Этот призрак-воспоминание и понятия не имеет о том, что в итоге проиграет.
- Если вы думаете, что физическая боль способна сломать людей, то вы сильно ошибаетесь. - Вторая Мировая наглядно показала миру, что чем страшнее зверства, тем честнее, альтруистичнее, сильнее становятся люди. Тем яростнее они защищают свое право на свободу. – Я вас и вашей… фантазии не боюсь, Шоу.
Чарльз не ждет, пока его заставят поднять руку. Сам подает ладонь и улыбается шире, но смотрит уже не на Шоу, а на Брюса. Смотрит и улыбается, пытаясь взглядом дать понять, что все будет в порядке. Он уже не пытается говорить, прекрасно понимая, что если обратится к Брюсу напрямую, то тут же получит по лицу. Причем скорее всего кулаком в челюсть, рискуя при этом получить не только синяки и разбитые губы, но и сотрясение мозга. А если что Чарльз и хочет сберечь по максимуму, так это свои мозги.
Брюс, не кричи. Все будет хорошо. Обязательно будет. Просто закрой глаза, не смотри, не слушай.
Чарльз не пытается сдерживать крики. Крик помогает раскрутить стянутые в пружину нервы. Помогает пережить первые несколько секунд – самые тяжелые, самые страшные, когда боль кажется непереносимой. А потом становится легче. Чарльз резко выдыхает, роняет голову на грудь и мысленно считает до десяти, после чего вновь поднимает взгляд.
Брюс бледен, как смерть. Его трясет. Брюс едва держится, и Чарльз улыбается ему отчаянно-весело. Все, что угодно, лишь бы теплые карие глаза не заблестели кислотной зеленью. Чарльзу не жалко пальцев. Прожил же он семьдесят лет с неработающими ногами, так и три месяца с руками в гипсе протянет. А боль пройдет.
- Прости меня, прости…прости за это…
- Все хорошо.
У Шоу холодные, похожие на тиски пальцы.
- Ты хочешь…увидеть…силу, да?
- Брюс, не надо…
Второй раз Чарльз уже не кричит. Дыхание перехватывает, и воздуха в легких хватает только на тихий хрип. Чарльз дергается, но солдаты мгновенно усиливают хватку, дергают руками вверх. Чарльз слышит, как громко клацают его собственные зубы. На Брюса он не смотрит. Не хочет смотреть. Хватает и звука не совсем его голоса. Чарльз догадывается о том, что будет дальше. Солдаты даже вскрикнуть не успевают. Чарльз, впрочем, тоже. Лишившись опоры, он тут же падает назад, от души прикладываясь затылком о бетонный пол. Мир окрашивается красным, Чарльз чувствует под пальцами что-то влажное и теплое, пытается повернуть голову, и перед глазами кто-то запускает фейерверк. Перед тем, как темнота заключает Чарльза в свои объятия, он успевает заметить то, что осталось от державших Брюса солдат. Остального он, к счастью, не видит.
В себя Чарльз приходит, наверное, достаточно быстро, потому что Брюс – уже Брюс, не Халк – еще не успевает начать всерьез беспокоиться. Мир плавно и ритмично покачивается, и Чарльз не сразу понимает, что это не последствия удара, а то, что его куда-то несут. Брюс дышит хрипло, прерывисто, и каждый выдох превращается в облачко белесого пара. А Чарльз почему-то не чувствует холода, хотя из одежды на нем – легкая и порядком драная рубашка и то, что осталось от брюк. Чарльз косится на свои руки – левая по-прежнему в бинтах, правая отекла, но пальцы уже не так неестественно вывернуты. Брюс вправил? Или так само получилось после того, как он упал? Брюс что-то тихо шепчет, Чарльз прислушивается, разбирает «прости» и кивает. Острая боль в затылке не заставляет себя ждать, перед глазами снова все плывет.
Когда Чарльз в следующий раз открывает глаза, на улице уже темнеет. Точнее, не на улице. Чарльз лежит на узкой деревянной кровати, укрытый легким одеялом. Краем уха он слышит веселый треск поленьев в камине. Пахнет смолой, хвоей, чем-то съедобным и вкусным. И почему-то молоком и мылом. Чарльз привстает, опирается на локти и неловко подтягивается. Теперь у него перебинтованы обе кисти. Бинты чистые. Сам Чарльз тоже – даже волосы еще влажные. Чарльз как может ощупывает голову, определяет, что она тоже перебинтована. Он заглядывает под одеяло, отмечает свежее белье. Чуть позже он замечает клетчатый махровый халат на спинке стула. Чарльз знает этот халат. Когда-то его носил его отец.
Теперь он осматривает комнату внимательнее и в итоге узнает это место. Охотничий домик в Уэстчестере. Такой же, как его в детстве, с трофеями отца. Чарльз смотрит на голову оленя на стене, и на глаза почему-то наворачиваются слезы. Карие стеклянные глаза несчастного животного смотрят укоризненно, и Чарльз в который раз убеждается, что терпеть не может охоту.
- Брюс?
Брюс должен быть где-то здесь. Чарльз это чувствует. Что-то падает на кухне, и через несколько мгновений Беннер появляется на пороге. Вымытый, переодевшийся в чистую одежду – а эта рубашка не Брайана, она Курта Марко – и очень взволнованный. И отчего-то ужасно виноватый, хотя Чарльз искренне считает, что в произошедшем виноват не Брюс, а он сам. Шоу и эта тюрьма – память Эрика, и пришли эти ужасы из головы Чарльза.
- Брюс, там возле ванной комнаты дверь в гардеробную. Внутри должна быть моя старая коляска.

+1

20

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]Власть — вы чувствуете сами -
Вечна в этом мире странном.
Я люблю и с мудрецами
Растабары — и с тираном.
Иоганн Вольфганг фон Гёте

Чувствовать уют для Брюса сейчас так же дико, как найти наконец-то нормальное укрытие для них. Все это время ощущения вины, недостойности и ужаса оседает на коже Беннера отравляя его разум еще сильнее. Из рук валится все, иногда Брюс даже не может удержаться за ручку двери, потому что воспоминания постоянно возвращаются к тем нескольким минутам в камере, к смерти Шоу. Это очень жестокая казнь, и она практически отражение той, реальной, в лесах Аляски где под снегом погребено тринадцать душ безымянных солдат Гидры. Брюс никогда не ведет подсчет своим жертвам, потому что от количества смертей его бы плечи уже давно опустились к самой земле. Но тогда…Тогда все было совсем иначе. Сейчас почти так же. Можно сколько угодно оправдывать что это все в их голове, все злая иллюзия Халка, его Клетка, но….Брюс не уверен что не сможет это повторить в настоящем мире. А что если повторит? А что если сможет?

- Чарли, ты очнулся, - В голосе доктора облегчение, радость и…вина на пополам с ужасом. Этот страх выедает его нервы заставляя трястись даже руки. А ведь как врачу ему категорически нельзя. Брюс возвращается на кухню ненадолго, подымает с пола упавшие приборы и идет в кладовку-гардеробную чтобы вытащить коляску.
- Чарли, прошло двое суток. На самом деле. Я...почти сутки я бродил по заснеженному лесу, впал почти в отчаяние потому что за тобой нужен уход, а тут этот дом…И я, - Брюс не знает что сказать. Что он облазил тут все вдоль и поперек? Что у него была истерика, и он просидел почти час в полной темноте, на полу забившись под стол, как это делал в глубоком детстве? Что он едва ли нашел в себе силы чтобы выйти из этого удушающего состояния только потому что услышал болезненный стон Чарльза, которого так грубо сгрузил на кровать? То, что он боится спать? А если на его место придет тот, другой? Ведь Брюс дал ему свободу, но не уточнил что именно имел ввиду мистер Грин?

- Я только сегодня сходил к ручью за водой, прости, тебя нужно было вымыть еще раньше. Ты не приходил в себя, - Брюс суетлив и очень нервирован. Коляска с громким щелчком раскрывается, и Брюс невольно дергается даже от этого звука. Он прекрасно знает, что это значит. Он в самом начале своего долго становления Брюсом Беннером: тихони – гения, который вечно улыбается и бесконечно терпелив. Только вот…это не тот путь, который нужен самому физику. Халку не нравится такая жизнь, он уже наглядно продемонстрировал к чему может привести такое сдерживание себя. Брюс дошел до самой последней точки, и дальше либо пустота, либо…научиться говорить его языком. Брюс не знает, потому что боится, что в этот язык входит какой-нибудь заковыристый пунктик про возможные убийства. Прямо как тогда, когда он спас Курта.
- Прости, мне пришлось тебя раздеть и…Не то, чтобы я увидел бы что-то новое, но тебе нужен был уход. Твои пальцы…- Брюс на мгновение опускается на одно колено рядом чтобы бережно взять в свои руки кисть профессора. Повязки на месте, вроде бы все как нужно, но пальцы у Брюса дрожат, и он поспешно пытается это скрыть, тут же уходя от Чарльза на кухню.
- Сейчас, тебе нужно поесть. Обязательно, - Брюс возвращается с глубокой глиняной тарелкой полной какой-то пряно пахнущей снеди. Он даже не уверен, что эта мнимая еда, которую ему позволили найти в этом таком же мнимом доме, действительно способна утолить их жажду и придать сил.
Сейчас даже эта маленькая деталь кажется Брюсу слишком обыденной. И от этого страшно. А если это все прямо сейчас измениться? А если Халк опять обратит их в какой-то кошмар, а ведь Брюс даже в себя прийти не успел. Он вообще не уверен, что сможет прийти в себя после такого, поэтому даже не смотрит в глаза профессору. Не дожидаясь даже его ответа, он протягивает ему ложку полную горячей еды. Наверное, они едят в полной тишине только потому, что Чарльз действительно голоден. Брюс старается позаботиться о нем так, чтобы профессор ни в коем случае не чувствовал себя уязвленным. Частичка Брюса внутри буквально нуждается в этой простой заботе, это словно попытка вымолить прощения за всю ту боль, что Чарли уже успел перенести.

Воистину садистко-эгоистическое чувство.

Когда Брюс подносит к губам Чарльза последнюю ложку, в голове раздается его голос.
- Ну что, Беннер, какого тебе ощущать беспомощность этого человека? Тебе нравится, что без нас он ничего не может? – Брюс моментально бледнеет, потому что прекрасно осознает, что…этот разговор может слышать и Ксавьер. От этого становится дурно и Брюса сносит волной отвращения, он даже тарелку забывает забрать со стола, вылетает на кухню издав какой-то совсем замученный всхлип и оседает там на пол.
Ему стыдно за такие вопросы. Ему безумно мучительно осознавать, что где-то там, очень сильно глубоко внутри его безумное альтер-эго отзывается удовольствием.

Беннер, а ты садист, однако.

Мистер Грин молчит. Это уже не его голос, это итог самого Брюса. И как теперь смотреть Чарльзу в глаза? Если это что-то внутри закрутилось тугой спиралью, отдаваясь странным теплом, одновременно вызвало у Брюса и ужас и отвращение, и интерес с жаждой, то как вообще теперь жить с таким отвратительным собой?
Неужели он теперь с Халком заодно? Но ведь Ксавьер ни в чем не виноват. За окном разыгрывается настоящая метель, ветер так сильно хлещет в окно, что Брюс не сразу слышит стук в двери дома. Очень настойчивый, но не слишком сильный. Приходится пересилить себя, чтобы отлепиться от столешницы и пройти к двери. В лицо Ксавьеру Брюс старается не смотреть, хотя проступившие слезы вытереть не получается даже украдкой.
- Кто там? – У самой двери Брюс хватается за ружье, отобранное у одного солдат еще там в тюрьме и одним точным движением взводит курок.
- Впустите нас, мы с сыном потерялись. Такая метель, мы отбились от группы! – Брюс знает этот голос, поэтому ружье опускает очень медленно, ошарашено оглядываясь на лежащего в кровати Чарльза. Хочется закричать, как-то предупредить, но рука сама тянется к замку. Щелчок, и с таким трудом нагретый дом впускает две фигуры и сильный порыв холодного ветра.
Говоривший мужчина нервно улыбается и отряхнув с ворота куртки снег решительно заходит на порог дергая за руку маленького мальчика. Они оба скорее всего уже успели замерзнуть, но ребенок подозрительно тихий, даже голову не поднимает, безразлично глядя в пол. Брюс знает почему, поэтому поспешно отводит ружье за спину отступая назад. В горле застревают все слова, даже дышать получается с трудом.
Брайан Беннер продолжает уверенно улыбаться и только сжимает мальчишке плечо.
- Вы ведь позволите у вас скрыться от непогоды, да? Мы были на лыжах, отошли с сыном прогуляться и…- Дальше Брюс не слушает, продолжая потеряно рассматривать маленького ребенка. У него синяк на щеке, и разбита губа, и взгляд уже безразличный. Конечно, оба Брюса знают почему отец отбился с сыном от группы. Решил проучить за мороженное, которое подарила Ребекка. Ревность. Уничтожающая, болезненная ревность. Брайан Беннер ненавидит своего сына, считает его мутантом, уродом, вещью.
Брюс привык. Так даже легче.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:21:32)

+1

21

- Двое суток? Я двое суток был без сознания?
В голосе Чарльза – неприкрытое удивление. Он действительно удивлен, что прошло так много времени. С чего это он, спрашивается, решил изображать тяжело раненого бойца? Чарльз прислушивается к себе, но не замечает ничего из ряда вон выходящего. Переломы болят так, как и должны болеть переломы. Голова тяжелая, тупая ноющая боль растекается по затылку и пытается пробраться к вискам – все стандартно для удара черепом о бетонный пол. Можно сказать, повезло, что нет серьезного сотрясения… И все. Ну разве что в горле першит, намекает на то, что вскоре стоит ждать простуду, но не более… Так с чего бы ему беспробудно спать двое суток?
- Прости. Меньше всего я хотел доставлять тебе неприятности. И мало того, что из-за моего вторжения в твой разум мы оказались тут, так я и здесь…умудрился причинить больше неудобств, ежели пользы.
Чарльз извиняется не для галочки. Ему действительно стыдно – и как человеку, и как телепату. А то… Самый могущественный телепат на планете! Ха! Видели бы его сейчас…
Брюс нервничает и суетится. Чарльз улыбается, пытаясь этой самой улыбкой успокоить Беннера. Он всем своим дает понять, что все в порядке. Что это все – мелочи. Сущие мелочи, которые так или иначе пройдут. К тому же это не реальность, это Клетка – а разум Чарльза достаточно защищен для того, чтобы не получить серьезных повреждений. По крайней мере Чарльз точно знает, что пока этот мир кажется ему реальным, с его восприятием все абсолютно в порядке. Если где боль и является доказательством жизни, так это, наверное, здесь.
- Брюс… Брюс, хватит. Все хорошо. Ты не должен так за меня переживать, - Чарльз улыбается шире, провожает Брюса взглядом и повышает голос, чтобы его было слышно на кухне. – И спасибо, что привел меня в порядок. Не волнуйся, меня нисколько не смущает, что ты меня видел и трогал. Я к такому… привык.
Чарльз действительно привык. В свои двадцать три года он остался абсолютно беспомощным. Он не мог самостоятельно не то, что помыться или одеться – даже сесть. В клинике ему помогали два санитара, три медсестры и врач. Потом – Хэнк и Алекс. На протяжении долгой-долгой жизни Чарльз часто оказывался в ситуации, когда приходилось вверять свое тело в чужие руки. Он действительно привык относиться к чужим прикосновениям как к обыденным действиям типа рукопожатия. Сначала, конечно, было сложно. Иногда было морально невыносимо, но  у всего есть предел. В том числе и у стыда и смущения. Чарльз научился смирять свою гордость, научился примирять чувство собственного достоинства с практической необходимостью… А в какой-то момент Чарльз и вовсе просто абсолютно забыл о том, что прикосновение к телу может носить интимный характер.
А вот есть с рук Чарльз не привык. Движения выходят неловкими, и Ксавьер знает, что со стороны выглядит ужасно смешно. Но кто их видит, кроме Халка? Чарльз ест с удовольствием – он не понимает, что это за еда, но вкус ему нравится.
— Ну что, Беннер, какого тебе ощущать беспомощность этого человека? Тебе нравится, что без нас он ничего не может?
Чарльз на секунду замирает. Брюс кидает ложку, ставит тарелку и убегает. А Чарльз, тяжело вздохнув, совершенно спокойно отвечает.
- Да, Брюсу это нравится, хотя он не хочет в этом признаваться. Тебе тоже это нравится. Но я не чувствую, что он или ты пытаетесь меня этим унизить. Брюс хочет быть нужным. И это нормально. Чувство нужности кому-то – это частный случай ощущения принадлежности к определенному кругу, обществу, даже если оное состоит из одного человека. – Чарльз знает, что Халк его слышит. Знает, что его слова могут вызвать у Халка протест. Но он по-прежнему не боится альтер-эго Беннера. – Ты тоже хочешь быть нужным, Халк… А еще тебе нравится быть сильным. Тебе нравится, когда я слабее. Тебе нравится решать, будет ли мне больно или нет… Но ты ведь уже начинаешь понимать, что моя боль тебе не очень-то и приятна?
Чарльз понимает, что провоцирует Халка, и делает это вполне осознанно. Но у этих действий есть своя цель. Это проверка. И чем раньше она закончится, тем быстрее все трое освободятся. Брюс и сам Чарльз вернутся на свои места, а Халк поймет, какое место в его –их с Брюсом жизни – будет достоин занять Чарльз.
Беннер, а ты садист, однако.
Мысль яркая, но какая-то болезненная. Чарльз пропускает ее через себя, Чарльз не может отделить себя от Брюса. Он не эмпат, он не читает чувства напрямую, но каждая эмоция вызывает целую цепную реакцию мыслей – Чарльзу этого достаточно, чтобы понять, насколько далеко все зашло. И он понимает. И он хочет это остановить, потому что от этих мыслей Брюсу больно.
Стук в дверь прерывает контакт. Брюс идет к двери, а Чарльз предпринимает попытку пересесть в коляску. Но опереться на ладони оказывается невозможно, и Чарльз едва удерживается от крика. На лбу появляется испарина, и Чарльз поспешно стирает ее тыльной стороной ладони. Бинт царапает лоб, и это неожиданно успокаивает.
У них же гости. А Чарльз всегда был радушным хозяином.
Когда Брюс проходит в комнату, Чарльз сразу понимает – все плохо. Причина маячит у него за спиной. Брайан протискивается внутрь, выталкивает сына вперед, чтобы тот поздоровался. Чарльз внешне абсолютно спокоен. Чарльз вежливо улыбается. Вежливо отвечает на вопрос о самочувствии. Говорит, что пострадал во время бури, когда коляска увязла в снегу. Брайан фальшиво сочувствует. Чарльз предлагает гостям отдохнуть. Чарльз использует свою силу, и Брайан, почувствовав дикое желание спать, поднимается вместе с Брюсом на второй этаж в гостевую комнату. Маленький Брюс остается внизу. Он не боится Чарльза. Ему плевать. Но он все еще может поддерживать разговор, и к тому моменту, как Брюс возвращается, ребенок уже сидит у Чарльза на кровати, ест из оставленной тарелки и слушает сказку о русалках из местного озера.
Чарльз всегда хорошо ладил с детьми. Даже такими. Ксавьер кидает взгляд на Брюса и телепатически просит принести чая.

+1

22

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]Пустота сверху, пустота снизу
и еще большая пустота между ними,
а в ней я.
Рэй Брэдбери

Брюс знает, что в этом мире из чужих мыслей для Чарльза существуют только его. И это почти невыносимо, потому что сейчас он не просто открытая книга, сейчас нечем прикрыться, нет ни сил, ни желания, есть только один выход, но Брюс не хочет идти той дорогой. Его пугает сама мысль, стать снова тем маленьким Брюсом в чьей голове даже мыслей толком нет. Идти. Стоять. Есть. Пить. Он знает это кататоническое состояние апатии и безразличия каждой клеточкой своего тела. Да, в нем ты не чувствуешь ни боли, ни страха, но ты вообще ничего не видишь вокруг себя. Тебя не волнуют краски мира, запахи, чувства, другие люди. Ты бездушный бесстрашный кусок живого мяса, способный на простые команды. Ты можешь даже связно отвечать, но тебя ничего…ничего вообще не будет волновать в этом мире. В конечном итоге даже мать.
Брюс чуть задерживается за спиной Брайна пока они подымаются на второй этаж. От мучительных воспоминаний прошлого все внутри практически выворачивает и даже Халк отзывается стоном, недовольным, раздраженным.
Зачем ты вспоминаешь это, человек, забудь. И Брюс силится забыть, закинуть подальше, поглубже, на самое дно эти смазанные ощущения. Присутствие отца как никогда раздражает Брюса, но он ждет спокойно пока мужчина дойдет до кровати с удивлением понимая, ему так сильно хочет спать, даже не сняв куртку он валится на подушку. Брайан спит, а Брюс стоит над его постелью и смотрит тяжелым взглядом. Эти воспоминание нельзя остановить, нельзя отвернуться, невозможно забыть.
Ребекка так же стоит у кровати Брайана, в ее трясущихся руках садовые острые ножницы, потому что это единственная острая вещь во всем чертовом доме. Есть еще охотничьи ножи в гараже, но ключи от этого ящика в кармане штанов мужа, который забылся тяжелым сном вернувшись из исследовательского центра. Ребекка искренни рада его не видеть несколько дней подряд, но даже этому монстру нужно возвращаться за сменой одеждой. И что он делает? Конечно он бьет их сына, просто за то, что тот подал отцу стакан с соком. Просто за то, что Ребекка протянула Брюсу кусочек хлеба за ужином. Брюс в детстве катастрофически мало ест и носит всю ту же кожаную куртку. Она черная и изрядно потрёпана, но для него это вещь – маленькая частичка зоны комфорта, таблетка покоя, возможность укрыться от отца хотя бы мысленно. Ее оставил дед, отец Брайана, говоря, что это вещь только для внуков с фамилией Беннер. Брюс не знает почему это так впечатлило, но помнит, не смотря на все, он не откажется от своей фамилии. Наверное, это одна из редких эмоций, которые еще не угасли в маленьком Брюсе. Потом, много-много позже, он все еще будет носить эту чертову куртку и Сьюзен, сестра матери, распутает этот странный и сложный клубок ощущений Брюса, раскрывая в нем настоящего гения, мальчика, который просто мыслил не как все.
Руки Ребекки трясутся так сильно, что Брюсу непременно кажется, мать порежет об них своих тонкие пальцы и…ведь все равно ничего не сделает. Ему шесть, но он знает почему Ребекка пришла в спальню с этими садовыми ножницами. Сама мысль убийства Брюса не пугает (уже не пугает), но он смотрит на мать с любопытством и ожиданием. Они оба с Ребеккой знают, что сегодня ничего не произойдет. Брайан ворочается во сне переворачиваясь набок и Ребекка громко всхлипнув убегает из комнаты с шумом сбегая по маленькой лестнице. Брюс плетется за мамой следом и не чувствует ничего. Даже досады или обиды. Он знает, что Ребекка любит Брайана слишком сильно. Слишком поздно.

Он бы мог вернуться за ружьем и пристрелить этого человека, но Брюс только вздыхает и накрывает покрывалом спящего мужчину. В голове тысяча и один способ убийства голыми руками и тут же в сознание врезается яркая картинка убийства офицера в тюрьме, Брюса мутит, и он поспешно сбегает из комнаты. Прямо как Ребекка тогда. Слишком поздно, он даже не может толком разозлиться на отца.
На кухне легче, потому что Чарльз ближе, он как островок совести Брюса Беннера, удерживающий его сознание на плаву. Нельзя опускаться на то дно сознания, нельзя думать о тех мыслях, нельзя…но как быть? Ведь руки уже по локоть в крови. И Брюс не боится, зачем-то делая шаг еще дальше, увязая в болоте своего подсознания, зарываясь в темные, черные мысли по самое горло, даже дышать тяжело, но он не останавливается.
Брюс Беннер, это у тебя в роду. Помнишь, что говорил дед? Весь род Беннеров будет преследовать безумие, и от этого не отвертеться. Брюс не боится, он знает, что у его безумия есть имя и он…гораздо опаснее и сильнее своего отца.

Да, Халк?
Ты можешь договориться со мной.

Это его и не его голос. Словно там, на самом-самом дне, было что-то такое, о чем Брюс даже не слышал и не знал. Новая сущность, новое существо, новое…я?

Ты…не Халк?
Я Халк в любом порождении. Я это ты, а ты это я. Даже если я тебя ненавижу.
Ты хочешь убить меня?
Нет, это и мое тело тоже. Но я всегда буду соперничать с тобой.
Зачем? Кто ты...такой?
Потому что мне так интересно. Я? Я Зеленый Шрам.

Этого слишком много. Брюс просто отключается, не зная, что даже думать, поэтому чашки и чайник так сильно звенят на подносе. В зал доктор возвращается заметно побледневшим, но все-таким же молчаливым.
Это не мистер Грин. Это кто-то…похуже. У него есть разум, есть знания Брюса, и сила…Неизвестно есть ли там предел, но волна гнева похожа на жар тысячи солнц, и она обжигает, хотя даже не дошла до сознания доктора. И Брюс не хочет в нее окунаться с головой, ему страшно подумать, чтобы могло сделать это существо.
- Чарли…ты как?... Привет, как тебя зовут? – Брюс фальшиво улыбается мальчику, расставляет чашки на столике рядом с Ксавьером и старается не смотреть в глаза ребенку. Он знает, что увидит там бездну, а в бездну лучше не смотреть. Затянет и не вернуть.
- Брюс, - Мальчишка расправляется с едой очень быстро и в его взгляде мелькает едва заметный интерес, без компании отца гораздо свободнее, доктор Брюс это знает, но вот спокойствие ребенка в компании двух взрослых мужчин – это ненормально. Любой бы другой испугался, а маленькому Брюсу плевать. Его интересует только горячий напиток и стоящее в углу ружье. Его мальчик видел.
- Почему ты такой странный? Что у тебя с глазами? – Пацан некрасиво указывает пальцами на доктора и тут же смотрит на Чарльза криво улыбаясь. Смотри какой, он вообще человек? Мальчик тут же забывает о своих вопросах и переводит взгляд на руки Ксавьера, подвигаясь еще ближе, протягивает маленькие ладони к бинтам, с неожиданной цепкостью не свойственной ребенку хватаясь за кисть Чарльза и тянет к себе. В его маленьких пальцах с ранами профессора что-то происходит, они будто затягиваются сами по себе, даже кости не болят и места переломов больше не опухшие, даже следов нет. Только вот…лицо ребенка искажается гримасой легкой боли, но мальчик продолжает упорно рассматривать руку Чарльза, будто ничего не произошло. А ведь даже губы побледнели.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 17:21:21)

+1

23

Чарльз ловит мысли Брюса. Это страшно, это столь же страшно, как то, что происходило с Эриком. И еще неизвестно, кому из этих двоих было хуже. Семью Эрика убили на его глазах. На его глазах уничтожали его народ – и пусть ребенку было не понять всего ужаса тотального геноцида, это въедается в память. Навсегда…На глазах Брюса его собственный отец долгое время избивал его мать. И убил в итоге. Что страшнее, когда все люди вокруг – враги? Или когда твой враг – человек давший тебе жизнь? Что более дико – иррациональная ненависть или безумная всепрощающая любовь? Чарльз невольно вспоминает полные иронии слова Эрика. «И как ты только выжил в таких условиях?»
Чарльз понимает, как сильно ему повезло. Да, он совершенно не знает, что такое родительская любовь. Но у него были родители, которые дали ему отличное образование. Чарльз ни в чем не нуждался. Да, Кейн его бил, но что такое сломанная рука и синяки по сравнению с искалеченной психикой? Мелочи, которые по прошествии времени даже раздражения не вызывают. В конце концов, а кем был Чарльз в детстве? Тепличное растение. Ребенок, с детства привыкший к самым отвратительным проявлениям человеческой натуры, но не испытавший и сотой доли этих кошмаров на своей шкуре. Чужие мысли – чужие. Чужая боль хоть и боль, но не настолько острая, потому что не своя…Маленький мальчик, получивший в свои слабые детские ручки такую власть, за которую многие люди готовы убивать.
Чарльз чувствует себя виноватым. Понимает, что это глупо – винить самого себя за то, что когда-то давным-давно он не знал о существовании ребенка по имени Брюс Беннер, которому очень была нужна помощь. Но в этом месте прошлое и настоящее переплетается так тесно, а модифицированные и подогнанные под обстоятельства воспоминания так сильно напоминают реальность, что Чарльз ничего не может поделать со своими эмоциями. И он не знает, станет ли ему легче, если он попытается сделать что-то сейчас. И какому из двоих Брюсов сейчас помощь нужна больше?
- Чарли…ты как?...
- Нормально.
Чарльз с отеческой нежностью смотрит на то, как ребенок ест. Он не вмешивается в подобие разговора между двумя Брюсами, но отвечает легкой улыбкой на взгляд мальчика.
- С ним все хорошо. Он не странный. Просто он очень устал, когда спасал меня.
Дальнейшее Чарльза и удивляет, и пугает одновременно. Целительскими способностями Брюс не обладает, значит… Значит это чудесное излечение – воля того, кто диктует условия? Или небольшой бонус в виде исполнения желаний для оживших воспоминаний? Гадать можно сколь угодно долго, и Чарльз решает не заморачиваться. Куда больше его волнует состояние мальчика. Чарльз тихо шепчет «спасибо», кладет ладонь на голову ребенка и взъерошивает его волосы. А потом наконец-то выбирается из кровати – он обманчиво легко опирается на поручни коляски и перекидывает в нее тело. Привычными движениями поправляет ноги. И кивает на кровать.
- Забирайся, малыш. Ты устал. Надо поспать.
Мальчик послушно влезает на кровать, берет протянутую ему чашку с чаем. Вторую Чарльз настойчиво сует в руки Брюса. Пьют в молчании – да и о чем им сейчас говорить? Уже потом, когда маленький Брюс допивает и успокаивается окончательно, Чарльз в приказном порядке отправляет Брюса на вторую кровать, мотивируя это тем, что сам за два дня выспался. Свет в комнате Чарльз оставляет, но не верхний – включает ночник. А потом подводит коляску ближе к кровати и продолжает рассказывать мальчику о русалках. Только рассказывает теперь сразу обоим Брюсам. Если присмотреться, то сразу становится ясно, что Чарльз отлично знает, как вести себя с детьми. И знает не как психолог или как телепат. А как человек, большую часть жизни посвятивший детям с различными проблемами. Ксавьер безошибочно, интуитивно выбирает правильные интонации, нужные жесты. Чарльз не использует свои способности – в них сейчас нет никакой надобности. Наоборот, маленький Брюс чувствует, что Чарльз тоже ненормален, а в его жизни ненормальности и так с лихвой. И для него Чарльз сейчас становится обычным человеком. И ребенок, окончательно успокоившись и разомлев, крепко засыпает.  Чарльз перемещает коляску ближе к Брюсу, продолжает рассказывать истории и предания, связанные с Уэстчестером, и не замолкает даже тогда, когда засыпает Беннер. Но главное, что и он засыпает, а Чарльз до последнего сомневался  в том, что ему получится уложить взрослого старыми дедовскими способами.
… Пробуждение, увы, оказывается совершенно неприятным. Чарльз, задремавший в коляске, просыпается от громкого грохота и острой боли в спине. В стене зияет огромная дыра, в воздухе стоят клубы пыли, пол усыпан обломками дерева и осколками стекла. Сам Ксавьер лежит на полу, придавленный собственной коляской.  Чарльз холодеет, выискивает взглядом ребенка и Брюса. Брюс обнаруживается рядом со второй, целой кроватью. Мальчика нигде нет, и это Чарльза успокаивает. Он сканирует местность, но не находит следов присутствия ни Брайана, ни маленького Брюса. Чарльз облегченно выдыхает, приподнимается на локтях и запрокидывает голову. Взгляд упирается в мощные ноги, затянутые в коричневую кожу. Возле носа мелькает носок огромного сапога на тяжелой тракторной подошве. Через секунду огромная, раза в два больше, чем у самого Чарльза, ладонь хватает Чарльза за шкирку и резко дергает вверх.
Джаггернаут встряхивает Чарльза, как пойманного за шкирку котенка, и довольно скалится. Поворачивается всем телом к Брюсу – приваленный к броне шлем не дает ему повернуть голову – и рычит.
- Брысь отсюда. У меня к брату личный разговор.
Кейн никогда не был хлюпиком, но эта груда мышц, пожалуй, мало чем уступает Халку. В том числе и по степени накопившейся ярости.

+1

24

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/pve.1520778065.gif[/AVA]
Каждый может стать благородным мужем.
Нужно только решиться им стать.
Конфуций

Говорят, когда засыпаешь, ты попадаешь в другой мир, проваливаясь в свое подсознание, на самое его дно, где можно увидеть, быть может, даже детали своего прошлого. Те, которые успел забыть за всю свою жизнь. Брюс не хотел спать, не хотел что-то вспоминать, но настойчивость Чарльза, собственное нервное напряжение сыграли с ним очень жестокую шутку. Что Брюс видел в этот раз? А что в прошлый? Ведь он уже спал в клетке, созданной Халком, но почти не помнил ни прошлых снов и так сильно силился забыть то, что успел увидеть.

Свешенная с причала рука мальчика. Темные капли крови, почти черной, стекающие по маленьким пальчикам. Кажется, что кончики еще подрагивают, но это предсмертные судороги. Брюс стоит всего в нескольких шагах от тела маленького Ксавьера и не может даже вдохнуть. Ему даже не нужно смотреть в сторону, чтобы увидеть, как маленький Брюс пытается взвести курок. Пистолет скользкий, руки уже слегка онемели от холода, плохо слушаются, и Брюс почти роняет оружие на доски причала, тут же падает на колени ловя ствол в последний момент и облегченно выдыхает, когда он не стреляет. Не так, он так не хотел. А ведь убрал же задвижку предохранителя. Маленькому Брюсу не хочется смотреть в лицо умершего друга, которого он даже не успел толком обрести. Он не прощается, он сейчас придет следом, погоди только минутку, Чарли, я обязательно приду. Только пальцы плохо слушаются. В Брюсе нет страха, в нем даже эмоций других нет. Он уверен, он подарил свободу этому мальчику и сейчас непременно последует за ним. Ему не нужно объяснять, что такое смерть, он прекрасно осознает, это конец. Конец и начало чего-то нового, что уже не будет их тревожить.
Брюс хочет остановить пацана, ухватиться за его руки, врезать хорошенько по его лицу, прокричать грубо встряхивая «Что же ты делаешь?! Зачем ты убил единственное доброе существо, увидевшее в тебе человека?!» Но не может пошевелить даже кончиком пальца. Это мучительный паралич всего тело, агония души отравленной ужасом и отчаянием. Сон во сне, где даже настоящий Чарльз Ксавьер не заметит что-то странное, не почувствует. Вот почему Брюс ничего не помнил с прошлого раза…Он каждый раз видит этот сон? Каждый раз одни и те же детали?
Я не хочу сюда возвращаться. Правда не хочу. Мне больно.
Маленький Брюс наконец-то справляется с пистолетом и засовывает дуло в рот. Брюс старший чувствует этот мерзкий привкус метала и пороха во рту, кончик дула, удивительно, еще горячий, и хотелось бы засунуть его глубже в рот, но рот у Брюса слишком маленький. Пистолет неудобно упирается в небо болезненно его царапая. Но Брюс с завидным упорством не отказывается от своей безумной идеи, взводит курок и шумно выдыхает через нос. Пальцы соскальзывают в самую последнюю наносекунду и поэтому выстрел смазывается.

Тело мальчика заваливается, его трясет в судорогах, а у Брюса сердце по-настоящему замирает, и здесь и там, в том мире где он лежит на соседней койке рядом с Чарльзом. Сердце пропускает удар, один, два. Мир сжимается до маленькой точки. Кажется, ему плохо по-настоящему, потому что приборы тревожно пищат, но прежде чем Хэнк действительно успевает вернуться в комнату к пациентам в коме, приступ проходит.

Брюса жестко выдергивает из мучительно ведения резкая вспышка боли. Настоящей, физической. Его отбрасывает от мощного удара куда-то назад, за кровать. Жуткий треск ломающейся деревянной стены и…взгляд Чарльза, повисшего куклой в мощных руках. Брюс не понимает что происходит, но интуитивного чувствует что знает этого…это существо. Человеком назвать монстра не получается, он таких же исполинских размеров как Халк, и, божемой, он бы мог убить Брюса одним только ударом кулака.
Странно, но страха нет. Вообще-совсем-нет. Это нелогично, аморально, неправильно, Брюс не должен бросаться на этого великана не имея возможности превратится в такого же монстра, но он…бросается. Вцепляясь своими руками только в сапог. Над ухом раздается злорадный смех, торжествующий и Кейн с легкостью отмахивается от Брюса как от мошки, впечатывая с силой его в деревянную стенку.
- Пшел вон! Ты смотри какой непонятливый. Чарли, ты когда усел завести таких настырных друзей-самоубийц? – Джаггернаута не интересует ответ на этот вопрос, он только встряхивает Ксавьера кривя улыбку, обнажая мощную челюсть пожелтевших зубов. Монстр-человек только крепче сжимает телепата, намеренно причиняя ему боль, но убивать пока не собирается. И это «пока» отражается в его глазах полных торжества и желания…мучить. О, все что он хочет просто выбить воздух из брата, доставить ему море боли. У Джаггернаута нет великой цели, какой-нибудь там мести, ничего такого, он просто хочет развлечься. И его чертовски забавляют попытки неизвестного друга Чарльза остановить этот кошмар. Он как упрямый стойкий солдатик, снова встает отряхиваясь от щепок и морщась от боли плетется к Кейну, сверля его странным взглядом. Пустым.

Встать. Отряхнуться. Ударить и…Убить.

Последнее не его мысли, не его желания. Брюс просто защищает единственное то, что еще позволяет ему оставаться в этом безумном мире человеком. Халк хочет свести его сума? Ему почти удалось.
Одежда с треском рвется. Громкий, нечеловеческий рев разрешает тишину зимнего леса и громкое дыхание Джаггернаута. Тело Брюса ломается, набухая каменными зелеными мышцами, кожа будто сползает у змеи, обретая темный бутылочный цвет. Зеленый монстр стоит пока еще на одном колене, и кажется почти ростом с Кейна, тяжело дышит, он…не похож на себя старого, и даже зеленый яркий взгляд осмысленно водит по разбитым доскам пола. Этот Халк знает что делать с первой минуты. Даже не разгибаясь, не поднявшись с пола зеленый демон ударяет, точно в нужное место, так чтобы дом с трескотом посыпался, заваливая собой Кейна полностью. Ровно так, чтобы не повредить Чарльза, оставляя его в маленькой нише из досок и балок. Одним только рывком зеленый мутант подымается, разбрасывая в разные стороны остаток разрушенного дома и…смотрит. Прямо на ту кучу обломков, где еще дышит Кейн.
- Чарли. Сиди там и не двигайся, - Халк только один раз касается пальцем предполагаемого заваленного места, где должен оказаться телепат, чтобы проделать маленькое окошко пропуская воздух и немного снега. Этот Халк гораздо больше своего прежнего размера, крупнее, сильнее, выносливее, злее…и у него взгляд осмысленный, полный мрачной решимости Брюса Беннера и чего-то еще, совсем незнакомого. Он знает что будет дальше.
Джаггернаут взорвется волной осколков, выныривая из обломков с громким ревом и бешеного вращая глазами, шумно выдыхая пар из ноздрей Кейн захрустит костяшками пальцев желая только одного, вылить ярость на внезапную тварь.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-11 19:31:48)

0

25

- Пшел вон! Ты смотри какой непонятливый. Чарли, ты когда успел завести таких настырных друзей-самоубийц?
Чарльза встряхивают так, что стучат зубы. Чарльз не смотрит на брата, он смотрит только на Брюса и тихо шепчет «не подходи».
Кейн – не убийца. В общем-то Кейн Марко – не такой уж плохой парень. Просто ему не повезло. Он рано лишился матери, а отцу было на сына плевать. Настолько плевать, что он даже не соизволил познакомить сына с мачехой и будущим сводным братом. Они впервые увиделись только на свадьбе. Они с Чарльзом были похожи – их родителям на семью было плевать. Правда, Кейну было хуже, потому что Курт часто вымещал зло на сыне. А Кейн все равно пытался любить отца.
Кейн просто попал в плохую компанию. Он просто был ребенком, который очень-очень хотел внимания своего отца. Но Курт влюбился в маленького Чарльза, звал его своим гением и всячески показывал своему родному сыну, с кого брать пример. Кейн просто считал, что Чарльз отнял у него отца. Кейн ревновал. Детская ревность всегда идет рука об руку с детской жестокостью, не обремененной такими понятиями, как совесть  и мораль. Каин и Авель. Рейвен всегда так их называла. Рейвен пыталась защитить Чарльза, но что могла сделать маленькая девочка против здорового лба? Чарльз запрещал Рейвен в присутствии Кейна использовать способности – Кейн ненавидел мутантов и «прочих ненормальных», и подставлять сестру Чарльзу не хотелось.
Потом родителей не стало. Исчезли последние сдерживающие факторы, и ревность Кейна переросла в ненависть. Потому что Курт кинулся спасать не родного сына, а Чарльза. Потому что Курт не смог спасти самого себя… Кейн не мог не понимать, что во всем виноват он, потому что взрыв в лаборатории случился из-за него. И, кажется, именно это стало последней каплей.
Дороги разошлись. И в какой-то момент Чарльзу пришло письмо, украшенное правительственной печатью. В письме сообщалось о том, что Кейн Марко погиб под завалом во время боевой операции. Чарльзу приносили соболезнования и сообщали о том, что тело Кейна найдено не было, но Чарльз может его похоронить, если хочет. В письмо были вложены все необходимые для проведения похорон бумаги. Чарльз похоронил Кейна на родовом кладбище… А потом Кейн вернулся в образе Джаггернаута. Ситторак дал ему невероятную силу – такую, что даже Феникс не смог уничтожить Кейна.
- Брюс, не надо! Ты не понимаешь… Он…Не надо.
Чарльз не успевает рассказать Брюсу о том, что такое Джаггернаут. Не успевает пояснить, что Кейн виноват не во всем – Ситторак дает Джаггернауту силу только для того, чтобы он разрушал. Джаггернаут не может не разрушать.  Он не может не ненавидеть Чарльза. А Чарльз не может забыть о том, что Кейн все-таки его брат, хотя и понимает, что этого монстра нужно остановить. Только это – задача Чарльза, а не Халка. Но Брюс то ли не слышит, то ли не хочет слышать. Чарльзу ничего не остается, кроме как наблюдать за трансформацией. Кейн тоже смотрит, но в отличие от Чарльза, ему происходящее явно нравится.
- Не надо! Пожалуйста!
Чарльз не закрывает глаза, смотрит внимательно, но все равно не замечает момент удара. Халк двигается слишком быстро, Джаггернаут не успевает среагировать. Пальцы разжимаются, Чарльз падает, мир переворачивается в очередной раз. Деревянный потолок трещит и начинает опускаться, и Чарльз поспешно закрывает голову руками. Но, как ни странно, боль не приходит – Халк рассчитал все так, что ударная волна сломала, но не разнесла в пыль опоры, поэтому потолок не обрушивается вниз всем весом, а оседает единым пластом. Чарльз хочет вдохнуть, но в итоге заходится кашлем – деревянная пыль кружится в воздухе, колет кожу, но это можно терпеть. К тому же меньше чем через минуту опустившуюся темноту прорезает слабый свет. Проделанной Халком дыры хватает, чтобы дышать, но не хватает, чтобы хоть что-то увидеть.
- Чарли. Сиди там и не двигайся.
Чарльз, в общем-то, выползать и не собирался. Во-первых, он бы все равно не смог разгрести этот завал без посторонней помощи. Или хотя бы без упора ногами. Во-вторых, вылезать под ноги дерущимся, каждый из которых по массе превышал самого Чарльза раз так в четыре-пять?
- Будь осторожнее!
Кейн умеет драться. Он отлично умеет драться, потому что вся сознательная жизнь Марко прошла на войне. И убивать он умеет. Они с Брюсом-Халком равны по силе. И концентрация ненависти в каждом – на уровне. Минута, две, три… Треск, грохот, бешеное рычание, будто дерутся какие-то дикие животные, а не разумные существа. Чарльз чувствует, как холодеют пальцы, а сердце начинает стучать слишком быстро. Чарльз понимает, что впадает в панику, но заставляет себя держаться. Ведь кто-то должен сохранять спокойствие. Чарльз касается пальцами виска, прикрывает глаза.
«Сними с него шлем».
Чарльз ждет. И едва Кейн лишается шлема, вмешивается в драку. Джаггернаут застывает, так и не опустив занесенный для удара кулак, и в следующее мгновение падает. Рев и рычание сменяются громким храпом.
- Он проспит несколько дней… Вытащи меня отсюда, пожалуйста. Нам надо уходить.
…Чарльз грязный, как черт. Волосы взъерошены и спутаны, одежда засыпана пылью и деревянной крошкой. Ладони исцарапаны – Чарльз старается не думать о занозах. Он привычным жестом обхватывает Брюса-Халка за шею, трет тыльной стороной ладони глаза, пытается проморгаться. Ему снова холодно, но искать среди этих развалин одеяла… Безнадежное дело.
- Давай уйдем туда, где тепло?  Можно… Можно вернуться в особняк.
Чарльз сомневается в правильности этого решения, все же с Уэстчестером у него связаны не только приятные воспоминания. Но там хотя бы есть коляска. И кровати. И одежда.
…память услужливо воскрешает нужные картины. Уэстчестер зимой не так красив, как весной и летом – пожалуй, этот дом-замок, присыпанный снегом, выглядит слишком холодным. Но внутри действительно тепло. Пышут жаром батареи, весело трещит огонь в каминах. Вот только по полу стелется непонятная туманная дымка. Вреда она на первый взгляд не причиняет, но будто бы съедает краски, нагоняя тоску.

+1


Вы здесь » Marvelbreak » Незавершенные эпизоды » [28.09.2016] Radioactive


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно