Привыкнуть к скромности последние несколько лет жизни было несложно. После того, как основной жилплощадью была пахнущая медикаментами стерильно белая лаборатория, а вместо кровати - криокапсула, даже задрипанная однушка в чужом городке в Европе кажется раем. Однако после того, как он решил примкнуть к команде Старка, и ему пришлось поспешно сбежать из Нью-Йорка вместе со всеми, Барнс, выбирая себе логово, позволил себе, пожалуй, шикануть. Потому что его новые апартаменты являли собой целый выкупленный этаж пятиэтажного дома, с приличной жилплощадью, ограниченным количеством окон, и двумя черными ходами, не заявленными в чертежах помещения. Это влетело ему в копеечку, но после выхода на покой со службы гидры Солдат не терял время зря и брал несколько заказов, достаточно высокооплачиваемых, чтобы теперь иметь возможность купить себе недвижимость в любой части страны. На, естественно, фальшивое имя. Документов у него тоже было предостаточно, несколько наборов легенд, каждую из которых он досконально помнил.

Одним из безусловных плюсов нового жилища была довольно большая жилплощадь с плохонько, но всё же освещённой комнатой под спортивный зал. Обустраивал Барнс здесь всё уже после того, как вытянул Старка из лап Гидры, именно тогда он успокоился и понял, что можно немного остыть, а потому заказал всё необходимое оборудование, несколько турников, тренажеров, и, конечно же, боксёрскую грушу в нескольких вариациях. Восстановление после происшествия в больнице со Старком, и тем более после встречи с Беловой было не таким уж коротким, и у Солдата осталось несколько по-прежнему заметных, хоть и изрядно затянувшихся рубцов, которые время от времени напоминали о себе болью.

Были и другие рубцы. Невидимые, о которых Барнс молчал. Говорить было нечего. Да и некому, по большому счёту. Он предпочитал заниматься восстановлением физической формы, есть хорошо, спать хорошо, заниматься. Вот и сейчас он боксировал, обмотав кисти рук специальными бинтами. Со времён встречи с Еленой многое в нём изменилось, пожалуй, этому бы стоило придать значение, подчеркнуть, задуматься, но Барнс не хотел. Он не знал, что именно произошло с ним тогда, в Адской кухне, это было похоже на перезагрузку системы. Но после встречи с Беловой он помнил факты о себе, помнил всё, преимущественно, помнил самое важное... Что бежал из Ваканды; не помнил, как именно. Что осел в Башне Старка; что двигали им логика и внутреннее чувство справедливости, потому что не должны были происходить все эти вещи - катастрофа на Манхэттене, взрыв Башни, и червоточина в Адской кухне, где происходило странное и страшное, о чём дальше писали в газетах и интернете. Барнс точно так же помнил, как он выдёргивал Железного человека по дороге в суд, о суде он узнал по своим каналам и попытаться помешать этому, чёрт возьми, определённо стоило. Стоило даже рискнуть ради этого собственной шкурой. Учитывая особенности, приобретённые им после переливания крови, стоило рискнуть даже частью собственной личности.

Ведь стоило?..

Обмотанные бинтами, включая протез, чтобы не повредить кожаное покрытие, руки, молотят по груше без устали. Тогда, в Адской кухне, приобретённый ранее вирус сработал как надо. Настроенный в первую очередь на регенерацию, на поддержание, он спас его от очередной перегрузки, ведь всем было известно, что Зимний солдат нестабилен, ненадежен и может подвести в самой критичной из ситуаций. Так вот, вирус, недо-экстремис - так называл его Старк? - спас его, во время взаимодействия с сущностью, с которой он не должен был никогда соприкасаться. Так было указано в логах, логах, которые каким-то чудом смог не только достать из собственного сознания, но и адаптировать и прочесть. Откат до "заводских" - датированных девяностыми - настроек произошел безошибочно и почти мгновенно, оставалось только радоваться заботливо вложенному чужим человеком, наверняка "белым халатом", набору триггеров. Именно тогда он перешел на новый уровень, пусть даже это был откат назад, но именно после этого Барнс начал воспринимать факты логичнее. Безэмоциональнее. И, в конце концов, более правильно.

Стивен Роджерс - часть Гидры. Хлёсткий удар, ещё один, мощный удар протезом; обтянутый кожей мешок с песком, подвешенный на верёвке, дёргается назад на добрых полметра, так, что перекладина, на которую он подвешен, натужно скрипит. Сам он, Барнс - часть Сопротивления, скопа личностей, изгнанных из Нью-Йорка, как вредителей с помощью едкого газа, их просто вытравили, выставили за дверь. Снова удар. Барнс припоминает, что хотел исправить эту ситуацию, повлиять как-то на неё, улучшить - но для кого, для чего? Он всегда был лишь солдатом, исполнителем, пешкой, недостаточно влиятельным, чтобы изменить ход истории. Историю меняли с его помощью, переставляли его, как пешку, заказывали убийства, заказывали операции. Но никогда не наоборот. Зачем же он порывался сделать обратное? Зимний не помнит. Просто бьёт чертову биту. По его мнению, он всё ещё не вернул себе форму, и это, определённо, плохо.

В помещении настолько тихо, что каждый из ударов слышится почти что взрывом, костяшки правой Барнса разбиты почти в кровь, с левой же стороны, несмотря на бинты, покрытие боксёрской груши напоминает лохмотья. Тишина в сознании Зимнего почти идентична ощущению безопасности, потому он так напрягается, когда слышит стук в дверь. За всё время пребывания здесь - лишь в первые пару дней здесь бывала пара рекламных агентов, Джеймс выпроводил их; дальше - никого. Всё просто: в гости идти к нему банально некому. Однако что-то подсказывает, что в этот раз за дверью - не коммивояжер и не кто-то другой. А некто, с кем он знаком, и очень неплохо. Это подсказывающее "что-то" он приобрёл именно тогда, седьмого августа, когда получилось утащить Старка прямо из-под носа у Гидры.

Дверь открывается со скрипом, какое-то время Джеймс смотрит на стоящего на пороге человека, и ведь это действительно он, Тони. Он не удивляется.

- Проходи, - кивает Джеймс, стаскивая бинты с кистей рук. А ведь Старк встревожен, обеспокоен чем-то, Старку пребывание в оппозиции, вне закона, явно не к лицу.

Странное ощущение - когда точно знаешь, кто окажется за дверью твоего дома, задолго до того, как раздался стук.
Джеймс какое-то время просто смотрел на своего гостя, уставшего, помятого, с по-прежнему горящим, живым за счёт какой-то неведомой энергии взглядом. Как у Старка оставался какой-то ресурс настолько гореть, настолько радеть за своё дело, стоять в его главе - Зимнему было не понятно. Сам он едва справлялся (впрочем, справлялся таки) с полноценным функционалом качественной шестерёнки. И, пожалуй, пока что это был максимум, на который он был способен. Место же Старка было где-то выше, гораздо выше, среди управляющих механизмов и рычагов. И он горел этим. Пожалуй, это заслуживало уважения.

- Направо, - Джеймс не стал спрашивать, зачем кухня, сопроводил туда гостя, почти дёрнулся рукой включить кофеварку, но замечание заставило его замереть на месте, остановиться. В их общем доступе было не так много русских, способных отколоть финт ушами, который удивит самого Тони Старка. И при мысли о том, кто действительно мог это сделать, кто мог заставить его вот так прийти в чужой дом и спросить, где находится нож, в памяти неизбежно всплывал образ Беловой. Едва ли Романова - нет, не могла, а именно Хотела довести Старка до ручки, но вот Елена, с ней Тони определённо довелось столкнуться. Безумный адаптоид, по ловкости и навыкам ближнего боя не уступающий Чёрной вдове ни в чём, кажется, Барнс до сих пор помнит её голос, звучащий шелестом.

"Потанцуй со мной, солдатик."

Белова звучала настолько дико и чуждо, что теперь Барнсу кажется, он разговаривал с кем-то другим, да и что это за разговор был, так, перепалка в бою, бессмысленная, странная, чужая.

"Убей меня, солдатик".

Зимний смотрит на Старка, улыбающегося широко, и так нервно, что, кажется, где-то под одеждой он обмотан соединением взрывчатки, которое бахнуть может в совершенно любой момент. Барнсу вдруг становится ясно: человек напротив боится, боится очень сильно, и что-то подтолкнуло его в этот момент прийти именно к нему, к Зимнему. Это одновременно и понятно, пожалуй - кажется, им много довелось вместе пережить, и странно: Солдат не из тех, кому доверяют сокровенное. Он из тех, к кому обращаются в последнюю очередь, когда не к кому идти.

- Где нож? - переспрашивает Барнс, чуть хмурится, ему непонятно сразу, что надо Старку?

Он таки ставит закипать чайник на газовой плите, и одним движением руки отодвигает кухонный ящик с полноценным набором ножей - от коротких, для очистки овощей, до тесака для перерубания особенно крупных костей. Готовить мясо Барнсу всегда нравилось, так же, как и есть, и в такой роскоши, как иметь адекватный набор ножей, он себе давно перестал отказывать.

- Тебе какой нужен и для чего, ведь не для очистки картошки?

Зимний усмехается присаживается на высокий табурет у барной стойки и глядит вперёд, на железного человека. Мимо железного человека. Он раздумывает на тему того, что оставила  Старку Елена такого, для чего может понадобиться режуще-колющее оружие: жучок с капсулой из веществ, способных повлиять не только на самочувствие, но и на решения Тони? Бомбу замедленного действия? А, может, просто взрывчатку, введённую в какой-то из позвонков, которую изъять, не оставив пациента калекой на всю жизнь, просто невозможно?

- Я знаю не так много русских, способных оставить сюрприз Тони Старку. Говори всё, что тебе известно.

Понять растерянный взгляд Старка в сторону коллекции кухонных ножей Барнсу удалось не сразу. Уже потом, когда он выбрал обычный нож средних размеров для нарезки, и заговорил про штуковины, Зимний догадался: в него действительно вживили какие-то жучки, и Тони хочет, чтобы их вытащили из него, вытащил он, Барнс, своими руками, сейчас, с помощью вот этого ножа, которым он нарезал хлеб и мясо. Не то чтобы в этом было что-то странное, и когда-то Джеймсу приходилось выковыривать из себя пули чем-то похуже кухонного ножа, но ведь это был совершенно другой человек - Тони Старк, миллиардер, плейбой, супергерой, дальше по тексту. Человек с обложки стоял в его задрипанной кухне, стоял, обращался к нему за помощью и едва не дрожал от страха.

- Садись, - голос Джеймса звучит тихо и очень спокойно, он не озвучил "да", это было не нужно, совершенно лишнее. Ещё неделю назад, до роковой встречи в Адской кухне, его бы разорвало на части от противоречий, он бы корил себя в том, что именно он приложил руку к обучению Лены, именно он допустил, чтобы всё это произошло. Сейчас же он просто поднимается с табуретки и наклоняется за ещё одним кухонным ящичком, "этажом" ниже, вытаскивая что-то вроде походной аптечки - тёмную коробку с ручкой, нож, выбранный Тони, действительно сгодится, а вот для того, чтобы изъять чужеродное тело из-под кожи ему понадобятся специальные щипцы. А ещё - водка. - Дезинфекция, я так понимаю, не нужна? - о вживленном в Старка вирусе Джеймс знает немного, в основном по полученным способностям для себя. Такие мощные способности к регенерации едва ли оставляли хоть какую-то уязвимость для бытовых бактерий. - Но всё равно, мне так привычнее, - из ещё одного ящика Солдат достал бутылку, откупорил её и вылил почти всё содержимое в неглубокую тарелку, бросив туда и нож и щипцы.

Взяв из рук Старка пиджак, Джеймс аккуратно сложил его на кухонной столешнице, предварительно смахнув с неё невидимые пылинки. Следом за ним туда же легла рубашка, белая и такая же ровно сложенная. Тони указал на места, где следует искать - на боку в мягких тканях и под левой лопаткой, в опасной близости от сердца. Впрочем, после всех приключений сердцу Старка уже вряд ли хоть что-то грозило. Начать Джеймс хотел именно со сложного, заканчивать будет проще. Сев позади Тони, он придвинул поближе к себе тарелку с инструментами, в ней же обработал руки, после чего промокнул их чистым полотенцем.

Джеймс уложил ладонь на лопатку Тони, осторожно прощупывая пальцами кожу, пытаясь выявить хоть какое-то уплотнение, резать наугад было бы форменным издевательством. На вид спина Старка была совершенно нормальной, весьма приличный мышечный каркас, несколько шрамов, вероятно, с давних времён, теперь же, после полученной сыворотки, искать шрамы бессмысленно и их отсутствие лишь усложняет процесс. Нащупать не получалось совершенно ничего твёрдого, кроме рёбер и лопаточной кости, а, значит, жучок где-то между рёбрами, или, что ещё хуже, между рёбрами и под лопаткой.

- Не могу ничего найти, так что резать придётся вслепую. Но ты можешь мне помочь - ты ведь помнишь? Что-то помнишь, ощущения, где именно болело, или куда делали укол. Скажешь, когда я буду близко.

Как только Старк указал, где резать, Джеймс потянулся за ножом правой рукой, левой чуть оттягивая кожу под лопаткой и прижимая к ней полотенце - вниз побежит кровь.

- Я начинаю, - наточенный нож прорезал плоть даже слишком легко, но вот вытаскивать лезвие Барнс не спешил, рана затягивалась буквально на глазах благодаря вирусу. Джеймс поморщился, отодвигая вверх край надреза, пытаясь рассмотреть что-то металлическое и блестящее. Всё же медбрат из него был сомнительного качества. - Белова.. Я ведь пересекался с ней неделю назад, знаю, не стоило мне соваться в Нью Йорк, но. Возможно, это будет тебе сатисфакцией - она тоже получила несколько свежих дырок в теле, хотя и наверняка выжила, чёрт бы её побрал.

Джеймс перехватил нож левой рукой, теперь уже правой орудуя щипцами - ему показалось, что что-то блестело там, среди сплетения мышц и крови, серое и глянцевое. И уже после попытки захватить это понял, что промахнулся. Придётся искать дальше.

- Всё же странный ты человек, Старк. Тебе нужен хирург, а ты обращаешься к мяснику.

- Не шевелись, - попросил Барнс, когда Тони буквально дёрнулся, хотя на самом деле всего лишь вздрогнул; нож в руках Зимнего скользнул чуть в сторону, вспарывая кожу. Наверное, всё потому, что у него всё ещё холодные руки, а вторая и вовсе металлическая, но делать было нечего, Джеймс по-прежнему пытался рассмотреть под кожей у Тони хоть какой-то признак присутствия прибора. - Руки холодные, потому дрожишь? Извини, надо ещё потерпеть.

Он мог бы быть чуть аккуратнее, будь у него хоть немного опыта. А так Барнс буквально ощупывал ребро Старка щипцами, где-то здесь в плоть или, возможно, даже в кость всажено следящее устройство, оставалось надеяться, что в радиусе оно больше пары миллиметров, потому что в таком случае не обойтись без рентгенов и аппаратного вмешательства. Всё же несмотря на бионику Барнс не получал никакой программы на хирургически выверенные движения со скальпелем.

- Знаешь, лет десять назад, да даже пять, я бы просто вырубил эту дрянь с помощью электромагнитного импульса, и забил на неё - пусть болтается, одной железякой больше, одной железякой меньше. Но теперь технологии у ребят по ту сторону совсем другие, и, боюсь, это навредит гораздо больше моей квартире, чем сраным жучкам. Чёрт, да где же она его спрятала?.. - Барнс засунул щипцы в длину почти на половину, но до сих пор так и не наткнулся ни на что хоть мало мальски похожее на жучок.

А Старк продолжал шутить, будто всё было буднично, дежурно и обычно, будто занимались они чем-то другим, например, пили кофе. Барнс не стал предупреждать, когда вытащил нож из-под кожи, позволяя порезу затянуться полностью, на глазах у него, удивленного и обескураженного - раньше он видел настолько сильную регенерацию только у Росомах, у старшего, да и у младшего тоже. Следующий надрез он сделал на ребро ниже, не скупясь и удерживая кожу ножом почти во всю длину лезвия, оттягивая чуть вверх и раскрывая рану щипцами. Потекла кровь, более щедро чем в первый раз прижатое ниже раны полотенце окрасилось в красный, а Барнс залез инструментом под ребро, почти оглаживая кость, пока не звякнуло металлом.

- Нашел, - довольно резюмировал Джеймс, сжав округлый "гаджет" щипцами и слегка "расшатывая" его на месте, пытаясь понять, как вытащить эту дрянь и за что именно она прицепилась, чтобы не выдрать с куском мяса. А ещё через полминуты в заполненную водкой тарелку с звоном упал металлический шар диаметром в пол сантиметра, с мигающей красной точкой. Джеймс вытер насухо руки и уложил инструменты туда же, к жучку.

А, когда снова посмотрел на спину Старка, от глубокой резаной раны шириной в десять дюймов не осталось и следа. Способности к регенерации, полученные с помощью вируса, впечатляли даже такого бывалого солдата, как Барнс. Он и сам приобрёл их часть, правда, регенерировал намного медленнее, и на заживление аналогичной раны у него ушло бы, пожалуй, минут пять-десять. Свои новые возможности он до конца ещё не изучил. А Старк? Насколько повлияла на него, насколько изменила сыворотка? Учитывая её особенности, всё должно было быть в порядке, мозгу бы работать лучше прежнего, да и телу заодно, но вот незадача: Тони нихрена не выглядел счастливым. Загнанным, утомлённым, нервным - сколько угодно. Сидя на табурете, Барнс сложил пальцы "домиком" - живые и металлические; так же было с его рукой, ему бы радоваться без конца, что приобрёл такое оружие в вечное пользование. Но способ, которым это "счастье" было получено, оставил отпечаток навсегда.

- Не надо экспериментировать с рукой, прошу, - вздохнул Зимний. Он чувствовал ответственность за сидящего рядом человека почти настолько же, насколько если бы шутки о руке касались его самого. Потерь в этой войне и с его, и со стороны Старка уже хватило, и Джеймс был уверен, что всё что происходит сейчас действительно далеко не худшее что их ждёт. К сожалению. Они оба устали, бесконечно устали от этой войны, чужой войны, не нужной и не честной, разве бывают честными войны? Им надо было отдохнуть, хоть как-то, хоть на одну минуту, и Барнс наклонился вперёд, уткнувшись лбом и носом в чужую спину куда-то между лопаток. Вот так, сразу стало легче, простое человеческое тепло и какая-никакая поддержка, а не холод металла и запах крови. Перед тем, как приступить к поискам второго жучка, ему явно нужна была передышка.

В какой-то момент он подумал, что это всё, что допущенная им вольность будет истолкована или воспринята неправильно, не за жалостью сюда пришел Старк, и не затем, чтобы жалеть и его. Стало холоднее, Барнс чуть отклонился, не поднимая взгляда, рассматривая древесный узор паркета, на него тоже попала кровь, всего несколько капель, уберёт он это потом. А потом Джеймс вздрогнул, тепло вернулось, тепла стало даже больше, это было почти страшно, ведь он тоже слишком давно не подпускал к себе никого, это было осознанным решением, так было лучше, безопаснее для него и для всех, на протяжении долгого времени, на протяжении вечности, на протяжении десятков лет, из которых им были прожиты только годы.

Взгляд Тони он поймал, как и не смог не заметить его улыбку, такую естественную и хорошую, но выдавить даже слабую усмешку в ответ не мог. Старк всё усложнил своим ответом, прямым взглядом в глаза, всё испортил, куда проще было бы оставаться призраком за его спиной, готовым всегда прийти на помощь, чужим человеком, делающим это безвозмездно, просто так, отдавая старый долг - за родителей, за кого угодно, чёрт возьми, долги Зимнего бесконечны и рассчитываться по ним он будет до конца жизни. Но сейчас происходила куда более страшная вещь, Старк смотрел на него своими тёмными умными глазами, смотрел, улыбался и словно вслух признавал Барнса человеком, важным, константой. Кем-то, кем не удавалось стать до этих пор ни для кого из тех, кто важен. Или был важен. В кухне потеплело.

- Не надо, прошу, даже с поводом, - Джеймс говорил очень тихо, не отводя взгляда, он скользнул рукой - правой, живой и тёплой по шее Тони со спины вверх, огладил коротко стриженый затылок, прижал Старка лбом к себе. И тихо выдохнул. Словно после затяжного плавания он наконец-то снова смог дышать. И делать это почему-то очень страшно.

Они ведь в чём-то настолько похожи, что почти одинаковы - Старк и Роджерс, оба упрямые до чёртиков и, приняв решение, будут следовать ему до конца, оба ломятся без устали грудью на амбразуру - опять же, ради достижения цели, а уж насколько она благая - жизнь покажет, поди, Роджерс, разрисовавшись тентаклями, тоже думает, что причиняет стране добро и справедливость, а, что самое страшное, Барнс даже научился как-то с этим жить. Почему-то настолько больше не болело, впрочем, можно было только посмеяться над собой, нашел себе новую жертву - увязался теперь за Старком, почти записался в добровольные телохранители-спасатели, непрошеные, а кого он когда спрашивал? Тогда, в сорок четвёртом, он увязался за Стивом, правда, привело это к печальным последствиям, тогда они были молоды, сейчас же Барнс порой похож на солдата, которому пора на пенсию, побитого чужими войнами, размеченного шрамами, полосами ножевых ранений, кляксами огнестрельных, улучшенного, усовершенствованного новейшим протезом да ещё и идущим впереди своего времени вирусом. Что в нём осталось от человека?.. Зимний смотрел на Старка, который не побоялся приблизиться к нему, не побоялся подставить спину ему, убийце, которого до сих пор разыскивают спецслужбы разных стран мира. Пожалуй, они действительно тоже очень меж собой похожи. И, пожалуй, это действительно ни к чему хорошему не приведёт.

- Встану, - Барнс кивнул, притягивая к себе Тони за шею ещё ближе и порывисто целуя в губы. Это было явно лишнее, неуместное, не следовало этого делать, но Зимний не был ни рассудительным, ни сдержанным сейчас, и никогда, никогда не умел облегчать себе жизнь. Потому теперь он не был даже осторожным - скорее просто попытался смять чужой рот своим, попробовать на вкус его губы, поймать язык, запомнить, какие они и как, чёрт возьми, оказывается колется аккуратно подстриженная борода.  Прекратил поцелуй он так же резко, как и начал; оторвался от Тони, тяжело дыша, отстраняясь, это надо было сделать, а то снова закоротит. - Встану, вытащим из тебя второй жучок, а потом ты уйдёшь, ладно?

Он вдруг подумал, что сейчас заслуженно получит от Старка по зубам, может, даже не один раз, и захотелось смеяться: оно того стоило.

Каково же было удивление Барнса, когда он понял: ему не только не достанется по зубам, но и наоборот, ему ответили взаимностью. Ощущение было настолько старое и позабытое, что Джеймс тоже засмеялся, тихо, хрипло, он всё же смеялся, глядя на Старка, продолжая удивляться, какие же они глупцы, два идиота, спятивших к чертям, что они вообще делают? Где-то в подсознании в очередной раз  машинально всплыла глупая и уж совсем неуместная мысль - что бы сказал Стив? Человек военного времени, двадцатых годов, в конце концов, лучший друг - его, и просто друг, предположительно, Старка. Спустя время Баки Барнс продолжал на него оглядываться, но принимать решения научился, опираясь на собственные решения. И сегодня он решил - будь, что будет, какой смысл быть разумным, если завтра он может снова попасть под раздачу в лаборатории или даже погибнуть? К чёрту благоразумие, к чёрту всё.

Руки он ополоснул снова, вместе с инструментами, вытащил ещё пару полотенец из полки и стал на колени перед Старком, зажимая в зубах то, чего ему так не хватало в предыдущий раз - небольшой включенный фонарик. Лена постаралась, всаживая жучок между рёбер, но на спине было гораздо меньше мягких тканей и меньше пространства, в котором можно было копаться. Бок у Тони был довольно сухой, но даже с этим условием масштаб работы мог оказаться неприятным.

- Поможешь?.. Как тогда.

Кожу он надрезал аккуратно, стараясь не повредить косые мышцы живота, приподнимая кожный покров и раскрывая рану, снова предотвращая регенерацию экстремисом. Кровь снова потекла вниз и Барнс поплотнее прижал полотенце, стараясь не перепачкать и себя и Тони в крови полностью. В этот раз он действовал намного увереннее и быстрее, но не торопился, скорее даже со странным удовольствием водил лезвием по коже, точно зная, что это не причинит Старку никакого вреда, тщательно стирал кровь, с почти жуткой заботой, молча упиваясь оказанным ему доверием, теперь, сегодня, оно не казалось бременем, нет, совсем нет. Наконец разыскав жучок, он выбросил его туда же, в тарелку с первым, вытер начисто руки, после чего снова окинул взглядом то, что осталось от раны - лишь кровавые разводы, стоило стереть которые, и под ними оказалась чистая, безо всяких следов и шрамов, кожа... Это больше не пугало. Последнюю каплю крови на животе Тони Джеймс, не сдержавшись, поймал языком, слизывая солоноватый вкус. Старк снова не отдёрнулся, не оттолкнул его, не сделал этого он и позже, когда Барнс, поднявшись, взял его за руку и повёл по коридору и немного направо.

В закрывшуюся за ними дверь Джеймс и оттолкнул Тони, к ней же прижав собой, отчего дверные петли жалобно скрипнули. Ему показалось, он ждал этого целую вечность, возился с жучками и вёл его сюда, а, может, больше? Может, всё катилось именно к этому плановому безумию, и все нелепые шутки Старка тогда, в больнице, во время авантюры с переливанием крови, теперь казались совсем несмешными. Барнс наклонился, медленно и жарко целуя чуть колючую от щетины шею, прихватывая кожу зубами, отчаянно жалея, что следов на ней не останется даже на час, да что там, даже на пять минут, чёртов удобный Старку экстремис! Джеймс заранее жалел, что после него останутся только воспоминания - материя хрупкая и крайне ненадёжная, это ощущение было щемяще болезненным и оно сквозило в его жестах, в крепких объятиях и тягучих поцелуях.

Это было дьявольски хорошо, но по-прежнему очень странно. Барнс слышал многое о Старке, как и другие, читал массу новостей о его бесчисленных женщинах, но чтоб так.. Джеймс ведь до последнего ожидал правого хука точно в челюсть, и, кажется, делал это до сих пор, и, раз по зубам не дали, надо было это заслужить, либо просто всё испортить, Барнс умел. И именно потому не сдержался, хрипло шепча на ухо:

- И много у тебя было мужчин?

В ожидании ответа Барнс успел прокрутить десяток вариантов оного, основными из которых были крепкий хук правой, пощёчина, хлопок дверьми и тому подобное, мало кто мог бы отреагировать адекватно на подобное проявление ревности, максимально неуместное, но у Тони получилось, это был всё же волшебный человек, Старк знал, на что надавить, куда жать, чтобы у него, Барнса, сбилось дыхание и к чертям выбило из лёгких воздух. Оттянутые волосы назад - это было бы почти больно, если бы Джеймс с таким удовольствием не повиновался, не запрокидывал голову назад, подставляясь под чужую ласку, чёрт, как ему было хорошо сейчас, именно сейчас, именно с этим человеком, он почти таял, да что там, он таял, тяжело выдыхая, сквозь стон, почти скуля от удовольствия, он откровенно плыл от такой короткой и скупой ласки.

Почти - потому что в то же время его почти потрясывало от злости. На Старка, на себя, но больше на себя. Тони так умело ушел от ответа, удивительно точно сформулировав отношение Барнса к нему, благоговение, пожалуй, именно этим словом можно было описать ту сумасшедшую степень отдачи, которая пробудилась в Джеймсе, и то странное ощущение ревности, жгучее, оно кололо изнутри, до дрожи, при мысли о том, что Старк мог кого-то обнимать так же, Барнс почти трясся от злости.

Он увлёкся, он увлёкся, как чёртов идиот, ещё давно, ещё задолго до того, как решил вытаскивать Тони из передряги, в которую он попал во время взрыва в Башне, пожалуй, Барнс не то что увлёкся, он накрепко влип и попал. Это была слабость, от которой хотелось злиться на себя ещё больше, чем за совершенно излишнюю ревность, Джеймс даже не пытался справиться со своими чувствами, они захватили его, затянули в жгучую воронку ощущений, и это было так дьявольски хорошо, что можно было даже забыть о том, насколько он становится уязвимым. Он попробует подумать об этом потом, например, завтра.

- Что ты ещё хочешь выяснить опытным путём? - хрипло смеётся Барнс, оглаживая ладонями поясницу Тони, скользя руками по ремню на его брюках, нашаривая застёжку, опуская ладонь ниже, и чуть сжимая пальцы, он никак не может понять, хочет он спешить сегодня, или нет, хочет он не выпускать отсюда Старка ещё неделю, или выставить за дверь прямо сейчас, чтобы не помыкал им, как мальчишкой. Выбор сделать чрезвычайно легко, даже слишком. - Я вот точно знаю, ты - видение, - голос Джеймса похож на мурлыканье довольного кота, - сон. И завтра тебя здесь не будет...

А потом они оба тонут в поцелуе. Старк был прав в своём предощущении, завтра действительно не наступит никогда. Его просто не будет. Завтра наступит вчера, снулое, пустое и блеклое, очередной день в жизни человека без прошлого, с сомнительным настоящим и ещё более шатким будущим. У Барнса ведь были свои дела, своя работа, даже в этом городе, свои связи, он брал некоторые халтуры, было в этом особое мазохистичное удовольствие - убивать людей за деньги, пока Стив пытается убедить весь мир, что Гидра несёт счастье и благо для вселенной. Будто человек вроде Зимнего мог принести больше пользы оппозиции... Обрывки мрачных мыслей окончательно тонут в ощущениях. Джеймс не помнит, когда он успел стащить с себя майку через голову, не помнит, куда её уронил. Точно так же он не понял, как успел довести Старка до широкой кровати и уронить туда; он не узнаёт голос, советующий поискать что-то очень нужное в прикроватной тумбе. Кто из них это был - чёрт его знает. Барнсу очень хорошо, слишком хорошо, настолько, что это глушит даже колючее ощущение ревности и преждевременную горечь от того, что всё это закончится слишком скоро.

Закончится завтра. Завтра, которое наступит не для него.