Неизвестно, насколько далеко зашел бы Фандрал в своих признаниях, и как далеко следом за наследником трона провел бы любопытных его болтливый язык, но в этот момент громкие крики энхериев возвестили о появлении на Арене одного из наследников.
И, что никого не удивило, это был Тор. В одиночестве.

Само по себе это обстоятельство уже было достаточно необычным. Стены Арены - как и собравшиеся - еще помнили времена, когда старший принц являлся на тренировки в компании своего младшего брата. Схватки меж ними могли затягиваться на часы; они бились друг против друга, и вдвоем - против любой компании, действуя как одно целое именно потому, что за долгое время до малейших подробностей изучили повадку друг друга. И хотя обладание Мьёльриром делало юношу практически непобедимым, а Локи все глубже вгрызался в секреты магии, видно было, что эти схватки для обоих были необходимым, естественным проявлением братской любви.
Кончилось это внезапно после насмешки Фандрала, однажды, когда Тор битых полчаса кряхтел, валяя в партере увертливого соперника. После этого старший принц, если и сходился с юным магом на тренировке, старался закончить их поединок как можно быстрей, и всячески избегал рукопашных; а вскоре и вовсе прекратил приглашать брата, сославшись на то, что чары в честном бою недостойны и неприемлемы.
Теперь он тренировался почти исключительно в сопровождении Троицы и леди Сиф; реже, когда его задерживало распоряжение Всеотца, или какой-нибудь разговор с царицей, или обязанности, избежать которых наследнику было никак нельзя, он успевал по дороге прихватить с собой пару-другую желающих, и ступал под своды Арены под громогласные клики.
И вот последнее время...

- ... Как видно, неслабо ему досталось,- Фанлрал, быстренько увеличив расстояние между собой и клинком противницы. Поравнявшись с Вольштаггом, он с игривым видом рассматривал новоприбывшего, поправляя усы и неприметно для остальных смахнув капли пота с блестящего лба. Весь вид записного остряка говорил о том, что под своей фразой он имеет в виду никак не очередные обязанности, выпавшие на долю товарища.
- Да, изменился,- тоже повернув голову, и с некоторой тревогой всматриваясь в лицо Громовержца, согласился рыжеволосый.- Синяки под глазами, и похудел... кажется.
- Похудеешь тут,- кривоватая ухмылка блондина стала совсем уж похабной. Забыв о том, что рядом находятся тренирующиеся, он наклонился и принялся в голос нашептывать что-то собеседнику, давясь хохотом. Впрочем, при приближении Тора он  быстро заткнулся, выпрямившись и придав себе невинный вид.

Сын Одина приблизился к товарищам, небрежно помахивая прихваченным по дороге копьем. Он был уже переодет для тренировки, и этот вид заставил товарищей поспешно опустить очи долу: короткая куртка без рукавов, с низким воротом не скрывала ни царапин, на красных пятен на его ключицах и шее.
Впрочем, сам Тор, кажется, на них не обращал никакого внимания.
- Ну что, есть желающие для разминки?- игриво поинтересовался он.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]

Эта атака, вдвойне неожиданная для того, кто мыслями все еще пребывал в теплой постели, а телом еще переживал последние содрогания страсти, вызвала у царевича взрыв хохота. Обычно вспыльчивый, и никому не прощавший подобных выходок, сейчас он, похоже, исполнен был снисходительности к сопернице: в конце концов именно женщина только что дарила ему удовольствие, искры которого еще блуждали в крови.
Даже поддержка приятелей, вопреки обыкновению, доставшаяся не ему, не отрезвила блудного царского сына.

- Сговорились, да?- садясь на песке и лениво встряхивая волосами, как будто лежал не на Арене а на берегу Тунд, возле плещущих вод, подставив грудь солнцу, протянул он.- И ты с ними, Хогун?- в прозрачных глазах мелькнуло удивление, но потом отразилось тщеславное выражение.
Они знали.
Это было написано в хитрой улыбке Фандрала, и в снисходительной усмешке рыжего толстяка; и даже Хогун, всегда невозмутимый, казался сейчас отстраненным, почти враждебным.
Думать о Сиф он избегал.

- Да ладно вам, опоздал-то на полчаса. Соскучились уже?- нашаривая оружие, упавшее рядом на песке, и поднимаясь, усмехнулся Одинсон.- Ну, что, кто готов? Тебя, я смотрю, уже поваляли?- выпад адресован был белокурому товарищу, к одежде и шее которого прилипли песчинки. Особенно много их было на седалище красавчика, и на спине, что лишь подтверждало догадку.
Похабная улыбка человека, проведшего время в такой же позе, но с гораздо большим удовольствием, заиграла на его губах.
- Понравилось?

Через мгновение он вновь оказался на земле, сбитый с ног новой подсечкой.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]

Нельзя было с уверенностью сказать, имя ли Стража послужило тому причиной, или же встряска от второго падения поставила затуманенные любовью мозги наследника на привычное место, но только теперь он поднялся с земли куда живее в сравнении с первым разом. Взгляд, ранее словно подернутый туманом, прояснился и заблестел.
Движением плеч стряхнув с себя песок, юноша задержал взгляд попеременно на каждом из товарищей, словно пытаясь понять, от кого исходит дух недовольства - и, само собой, остановился на Сиф.

- Вот значит, как ? Бунт?- рассмеялся он; вот только выражение глаз придало этому смеху что-то зловещее. Кончиком башмака поддев оброненное копье, он подкинул его в воздух и перехватил с ловкостью, какой позавидовали бы лучшие акробаты. Сделал мулине и последним движением резко ударил по кончику копья Сиф.
И тут же, припав на колено, сделал подсечку, возвращая долг, и заставив Фандрала с воплем возмущения отскочить.

На беду белокурый двурушник сделал это так неудачно, что врезался прямо в Хогуна, и оба они повалились на землю, по дороге сшибив с ног Вольштагга, приземлившись на него, словно на перину, подстеленную заботливой мамочкой.

Тор расхохотался.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]

Эта досада не ускользнула от ее противника, голова которого, хоть и была достаточно тверда, чтоб выдержать, по уверениям приятеля, удар тяжелой секиры, все же вмещала количество мозга, достаточное для того, чтобы понять, что юная воительница похожа сейчас на перевернутый сосуд, из которого вода или вино не льются лишь от того, что он слишком полон.
И, кажется, он знал тому причину.

Вопреки расхожему мнению, Громовержец вовсе не был таким уж непробиваемым бревном, и, видел, что девушка испытывает к нему чувства, в которых даже себе самой признается разве что в одиночестве. Больше того - чувства эти были вполне взаимными; больше того, из всех окружающих дев и юных женщин, не исключая и Аморы, Сиф была единственной, к кому он испытывал подлинное уважение.
И, как ни смешно звучит, некоторую робость.

Много лет спустя после этого в Мидгарде, один из певцов, промышляющий, кроме сказаний о подвигах и сиротах, находящих себе новый дом, напишет, что, стремясь сблизиться, женщина и мужчина, как обручальными кольцами, обмениваются свойствами, какие природа назначила для их пола: добиваясь своего, девушки становятся отважными, и способными на многое ради возлюбленного - мужчина, напротив, теряет всю смелость, присущую его природе.
Одинсон мог, не моргнув глазом, выйти в бой против предводителей вражеских армий; мог, очертя голову, кинуться на дно Тунд; смеясь, в одиночку сражался против чудовищ и целых армий. Но трепет, испытываемый им от мысли открыться подруге, был неодолим.
Тор никогда не был робок с девушками, о нет. Рожденный у трона и выращенный в золотой колыбели, он с детства привык, что все самое лучшее в Девяти мирах, вся любовь достается ему без усилий. Достаточно было улыбки или легкого знака внимания, чтобы юная дева, из корысти или по увлечению, с радостью разделила с ним ложе - и вскоре простые и безыскусные развлечения на сеновале и в спальне превратились для юноши в нечто, столь же обычное, как верховая езда или уроки на Арене, дававшие повод еще и еще раз выказывать свое превосходство.
С Сиф все было иначе. И, хотя чувство, вспыхнувшее между подростками, то угасало, то разгоралось вновь, в глубине души Тор всегда, не без помощи матери, почитал ее своей будущей невестой и спутницей жизни.
Потому, неожиданно оказавшись в объятьях Аморы, он испытывал чувство вины. Оно, да еще подозренье, что Чаровница тайком продолжает постыдную связь с его братом, отравляло страсть, ставшую явной настолько, что встревожила не только Всеотца, но даже царицу, пока только наблюдавшую за происходящим.

Одним словом, для Громовержца причины гнева подруги не были совсем уже неясны, какую бы чепуху не нес про него едкий язык Фандрала.
Воткнув копье в землю, он подошел к поверженной, по обычаю, протягивая ей для примирения руку. Улыбка, игравшая на губах, полна была нескрываемой нежности.
При виде этого гневного лица, от одного взгляда этих сверкающих глаз даже образ любовницы померк перед победителем. Весь его вид был миролюбивым и располагающим к откровению - но, как это часто случается, все испортило теплое участие друга.
Фандрал, подбоченясь, с насмешкой уставился на царевича.
- Гляди-ка, ну чисто голубок,- бросил он негромко, но так, чтоб его смог услышать Вольштагг и, по чистой случайности, все собравшиеся.- Сейчас грудь напыжит и ворковать начнет. Не наворковался, как видно, за ночь-то.

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]

Простой вопрос Сиф был ударом куда более точным и болезненным, чем все предыдущие попытки и самой воительницы, и Фандрала. Быть может, наследник Одина не желал самому себе признаваться в этом, но девушка оказалась права: он, действительно, всеми силами старался сейчас уклоняться от встреч с нею, даже если они не сулили ничего большего, чем тренировка на Арене или простое приветствие.
Впрочем, не только с ней.

Сколь бы ни был Тор опьянен захватившей его внезапно новой страстью, он все еще понимал, что утехи, которым он предавался с пленительной и ветреной Чаровницей, отдаляют его от друзей и близких. В первую очередь от матери, не на шутку встревоженной этой связью, и, кажется, только сейчас понявшей, что разорвать ее гораздо трудней, чем начать; во-вторых, разумеется, с отцом, не желавшим даже видеть коварную девицу в царских покоях. Именно из-за его гнева, наперекор ему, возможно, Громовержец несколько раз был в одном шаге от того, чтобы объявить о своей женитьбе. Но, главным из этой троицы, разумеется, был Локи, хоть младший брат и предпочел сделать вид, что произошедшее было неминуемо и ожидаемо. Впрочем, его упреки и гнев не нужны были, чтоб пробудить в Торе чувство вины: он и сам понимал, что поступил подло. Подло перед товарищем своих детских игр, перед тем, с кем делил некогда мечты и наивные тайны; перед ним... и еще перед Сиф.

Были мгновенья, когда это чувство почти толкало его к тому, чтобы прервать эту связь - и, сказать правду, наследник мечтал о дне, когда скажет подруге "прощай" с чувством странного облегчения. Да, это решение избавило бы многих от боли, и от неурядиц в семье, вернуло расположенье родителей, восстановило радости дружбы, и его уверенность в своих силах, но вот воскресило бы оно прежнее доверие и любовь - неизвестно. Сиф, может быть, и смогла бы его простить, а вот брат...
Уже одно то, что не он сейчас стоял рядом с ним, разговаривал с ним, значило многое. Что ж, стоит хотя бы исправить то, что возможно.

В присутствии Сиф наваждение словно бы отступало. Нет, Тор не начинал ненавидеть любовницу, и не переставал желать вновь разделить с ней ложе, строя планы на долгую ночь - вот только сейчас в мыслях его уже не было жажды, готовности отдать все за тот миг, когда ее роскошное тело опять подарит ему откровенные ласки. Сейчас ложе Аморы не казалось уже ему местом, где сама вечность в восхищении замирает, словно служанка, готовая по первому знаку хозяйки броситься и принести той на блюде все, что она захочет. Сейчас, здесь, он удивлялся, что мог считать так.
Сейчас, здесь, это была просто еще одна женщина.

- Я...- он нахмурился, бросив не слишком довольный взгляд на Троицу; Вольштагг и Хогун сделали вид, что заняты своим делом, и только болтливый блондинчик с нескрываемым интересом ждал, что ответит друг на этот вполне понятный упрек. Гневный взор и даже нахмуренные брови не очень-то помогли, красавчик лишь с некоторым злорадством хихикнул, представляя, как предатель будет выпутываться из скользкого положения. Быть может, по-своему он и был прав, вот только Тору вид его торжествующей физиономии был сейчас костью в горле.
- Знаешь.. давай прогуляемся, Сиф?- предложил он, демонстративно поворачиваясь к блондинчику задом и кивая подруге на амфитеатр, заключающий Арену в свой тесный круг. Ближний и второй ярусы разделались широким проходом, по которому молодежь и обитатели дворца любили прогуливаться, наблюдая за тренировками воинов; некоторые проводили здесь целые дни, кто-то ограничивался получасом, успокаивая себя, что вот с завтрашнего-то дня непременно возьмется за упражненья с копьем или тяжелой секирой.
- Пойдем,- повторил он, пожимая плечами, словно готовясь к тому, чтобы услышать резкий отказ. Сиф обладала крутым нравом, и сейчас у нее имелись все поводы для того, чтобы его проявить.- Пусть эти неудачники набивают друг другу синяки до седьмого пота. Идем.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]

В первый миг брови наследника приподнялись, как если бы он не расслышал или не понял вопроса. Но почти сразу же, хмурясь, наследник престола потупился, хмурясь, и не находя в себе сил сделать вид, что действительно не знает, о чем идет речь.
Желваки начинают перекатываться на порозовевших щеках.

Нет, он не стремится, как школяр перед строгим наставником, избежать разговора. Он - воин, и он привык, сызмальства приучен глядеть в лицо своим врагам и идти вперед, навстречу тому, что внушает ужас. Но сейчас не война, и перед ним не враг. Перед ним женщина, взгляд которой так часто придавал ему силы, та, к кому стремилась его душа, та, что много лет хранила верность, и была в словах и делах пряма и чиста, как удар клинка.
Страшно не сказать ей.
Страшно увидеть ее лицо после того, как скажешь.

... Хохот, долетевший с арены, где остались Фандрал и Вольштагг, заставляет его вздрогнуть. Сейчас он похож на удар бича. Тор, никогда ничего не скрывавший, всегда первым смеявшийся над любой шуткой, теперь прячется от них, словно все направлены против него, и все жалят сотнями маленьких жал. Он, всегда деливший с друзьями с радость, и горе, согретый из верной любовью, теперь рыщет по темным углам, укрываясь от них.
Что, в самом деле, случилось с тобою, Тор Одинсон?

- Пойдем,- преодолев замешательство, переломив страх, он взял подругу за запястье, увлекая за собой прочь с Арены. Стремглав, почти бегом юноша повлек ее за собой между колоннами, подпиравшими небо, дальше, по арочному мосту, по наполненной людьми площади, мимо дворцовых покоев. Куда и зачем он бежал - не мог бы сказать. Только бы не давать роздыха мускулам, не задумываться ни о чем. Всего-то - знай, уворачивайся от попавшихся на дороге людей, от деревьев, колонн, стражи, неподвижной настолько, что она кажется более статуями, чем живыми людьми...  И так же внезапно, словно услышав приказ, он останавливается, озираясь: задохнувшийся и растерянный, силящийся понять, что преследует его, не давая покоя.
Вокруг под ласковыми прикосновениями ветерка колыхались зеленые ветки, и птицы - истинные дети Асгарда, коих в Белом королевстве водились многие сотни - порхали с ветки на ветку, встревоженные появленьем людей. Крошечный сад, полный деревьев и цветов, стал на короткое время приютом для молодой пары.

Колени Громовержца дрогнули и подогнулись; выпустив руку спутницы, он упал на густую траву, обхватив голову руками, словно она грозила разорваться как тыква, в которую дети засунули хлопушку.
- Один всесильный! Кажется... кажется, я околдован, Сиф.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]

В ответ на ее слова Громовержец вскинул лицо. Он едва понял слова, произнесенные давней подругой, а, если понял, то едва ли услышал в них тот смысл, что вкладывала воительница. Сейчас, для него, она только подтверждала, что он выглядит и ведет себя как зачарованный, как больной - вот только, в отличии от остальных, от Троицы, что предпочитала шутками сопровождать беды, свалившиеся на его голову, Сиф готова была выслушать, и, что больше того - поверить.

Порывисто, словно ветер, налетающий перед грозой, юноша сжал ее руку.
- Ты ведь веришь мне? Правда, веришь?

Золотые волосы рассыпались по плечам и упали на пальцы его верной спутницы, когда Тор наклонился, прижимаясь пылающим лбом к узкой ладони.
- Норны всевидящие, ты одна понимаешь меня, Сиф... всегда ты одна. То, что творится со мной - колдовство, злые чары, никак иначе. Я околдован или опоен зельем. Я словно сам не свой, как будто говорит и делает за меня кто-то другой. Словно кто-то другой поселился во мне, Сиф. Каждый час течет для меня словно день, я сгораю на медленном огне; норны свидетели, я готов искать смерти, идти за тридевять земель, лишь бы избавиться от этого... Днем и ночью я думаю об одном, везде вижу одно лицо, везде слышу только один голос, который зовет меня! И никому, никому не смею сказать...

Он замолчал, подавившись вздохом, сжимая ладонь той, что внимала исповеди без возражений; единственной, кто не должна была даже знать о творящемся с ним - и единственной, кто только мог его выслушать. И простить.
- То, чего я хочу - недостойно. Постыдно. Если мать или отец узнают... Иногда я хочу, чтоб они узнали, чтобы выгнали меня, отреклись от меня. Я не достоен не то что трона, а самого имени, которое ношу. Тор-Громовержец стал недостойным.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]

Могло показаться, что страстное признание на мгновение лишило Громовержца рассудка: он вскинул лицо, голубыми непонимающими глазами находя собеседницу.
- Люблю?
Он нахмурился, то ли осознавая, где находится, пытаясь прийти в себя после того, что отважился выкрикнуть, вырвать из себя, словно раненый, вырывающий стрелу, зажимающую пробитую плоть обагренной ладонью - то ли вдруг осознав, какое слово было выбрано Сиф.
Слово, которого он никак не ждал.
- Люблю...
В его чертах отразился испуг. Выпустив руку подруги, Тор резко поднялся, и, подойдя к фонтанчику, тихо журчащему тут же среди травы, принялся с жадностью пить. Но этого ему показалось мало: сунув голову под серебристую струйку, он надолго застыл, словно выжидая, пока влага, проливающаяся на затылок и заплескавшая и ворот туники, вернет ему ясность разума и принесет облегченье.
Что-то подобное и произошло; вот только, похоже, не принесло наследнику трона ни капли радости. Оторвавшись от воды, вынырнув из нее, он вполоборота повернулся к воительнице, и, проговорил, не решаясь, как видно, показать ей глаза.
- С Аморой я делю ложе, хотя, как мне кажется, ее амбиции куда больше, чем раздвигать ноги и плодить царских бастардов. Ты знашь, что она спала с ним... с братом?- он вновь отвернулся, и, наклонившись, принялся шумно, словно дикий зверь, умываться.- Я думаю, мать боялась, что она привяжет его к себе, решил вмешаться. Сам не знаю, как получилось. Игры колдунов,- он насмешливо пожал плечами, и, уселся в траву, играя со струйкой воды, словно выжидая, что скажет или сделает Сиф.

- Если я брошу ее, она опять примется за него, понимаешь?
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]

Помимо воли щеки Тора вспыхнули румянцем от этого вырвавшегося признания - но жестоко обманулся бы тот, кто счел бы эту краску признаком стыда или смущения. Тщеславие - вот было имя того огня, что вскипятил кровь юного наследника трона, заставив ее прилить к смуглой коже; ничем не прикрытое тщеславие молодого мужчины, услышавшего, что самая недоступная и одна из самых красивых дев при асгардском дворе питает к нему затаенную страсть.
Именно оно заставило его забыть о своих страданиях, только что грозивших вылиться через край и смести все Девять миров; вызвало на его губах улыбку, пока снедаемая яростью Сиф давала выход своему негодованию в адрес счастливой соперницы.
Счастливой?

... С юной воительницей у них никогда не было официального обручения, но Громовержец, привыкший читать волю матери, не сомневался, на ком и по каким причинам остановила она свой выбор в пользу будущей царицы. И к этому выбору он относился... как к совершенному факту, даже не думая восставать или оспаривать его. Но, быть может, именно потому его чувства к собеседнице далеки были от пылкой страсти или же романтичной привязанности, которой жениху следовало одаривать избранницу: зная наперед, что им предстоит делить жизнь и ложе не один десяток веков, юноша не торопился увлекать подругу в темный альков, на густую траву по берегам рек, и во все прочие месте, где, сраженные желанием, падают пары влюбленных уже многие тысячи лет.
Еще не обрученная, она уже была его женой. Так к чему ж сомневаться и торопиться?
И к чему отказывать себе в удовольствии, пока они еще не стали супругами?

... Тяжелые теплые ладони легли на плечи плачущей девушки, разворачивая ее и толкая в крепкие, словно стена, объятия. Громовержец сомкнул руки на лопатках, мелко вздрагивающих от прерывистого дыхания, прижимая подругу к себе, улыбаясь - теперь уже не тщеславно, а с нежностью, даже с печалью.
Тайна, что он собирался поведать, умрет в его сердце. Пусть так.

- Никогда,- целуя кромку темных волос и наклоняясь, чтоб заглянуть в прекрасные, влажные глаза, проговорил юноша,- никогда та, о ком ты говоришь, не будет значить для Тора Одинсона столь много, чтоб ради нее презреть свое имя и свой дом. Никогда она не заставит меня поступиться любовью близких.  Никогда Амора, как бы она не была хороша, не займет в моем сердце места, уготованного другой.
Улыбка и взгляд его показали, кто была эта другая.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/f3/4b/40000.png[/AVA]