Так много лет назад для Мидгарда и так мало для асов, славный ас Хёнир, отправленный в Ванахейм как посол мира (и пленник), когда, в знак перемирия, очередного, как водится, два могущественных народа обменялись «почетными гостями», повстречал одну прекрасную деву близ берега моря, коей не видел равных еще нигде, и влюбился, как водится в красивых легендах, без памяти.  Прелестницу звали Маргрит, но слишком поздно узнал влюбленный ас тайну ванессы, которая принадлежала к морским ванам, в простонародье называемым ундинами. Эти очаровательные ванессы выходят на берег и способны жить на нем, достаточно долго, но их сердце всегда принадлежит только морю, и бесполезно держать, они все равно уходят, вот и Маргрит ушла, подарив, правда, перед этим своему другу очаровательную дочь, которую назвали Сигюн. Ваны всегда почитались в стародавние времена людьми, как боги плодородия, и их культура порядком отличалась от асгардской, хотя и была родственной. Весь их мир наполнен иной моралью, иным смыслым, они легки нравом и добры, а воздух вокруг наполнен магией, которую ванны издревле почитали более силы меча и молота. Наверно, родись Сигюн в Асгарде, на нее, может, и поглядывали бы косо, ибо отсутствие матери по иной причине, кроме как ее смерть, могла показаться странной – не бывало такого, чтобы женщина бросала дитя. Но Ванахейм взирал на это совершенно спокойно, воспринимая дитя так же, как любое другое. Уже с ранних лет ее Хёнир подмечал с улыбкой, что девочка унаследовала лучшие черты своей матери, в том числе, темно-синие, как дорогие сапфиры, глаза. Надо ли уточнять, что единственную дочь свою он, находящийся под вечным домокловым мечом, считал действительно близким существом и обожал до безумия?

Но время всегда вносит коррективы. Погиб брат Хёнира, пребывавший там в качестве наместника Одина, и наместником пришлось стать ему, однако, Асгард требовал безоговорочной преданности. И, на шикарном пиршестве назначая побратима наместником, Один как бы вскользь, но с весьма понятным контекстом, «пригласил» дочь в качестве гостьи, а, по факту, гаранта преданности самого Хёнира. Когда Один о чем то «Просит», нельзя отказаться, иначе это повлечет за собой страшные последствия. Так, совсем ребенком, Сигюн была отправлена в Асгард, жить при дворце под опекой Ньерда и остальных ванов, гарантируя тем самым отсутствие проблем с Ванахеймом. Хотя девочка она была общительная, жадно тянущаяся ко всему новому, но разлука с отцом давалась ей тяжко, она часто плакала ночами и даже днем могла внезапно впасть в апатичное, депрессивное состояние, из которого ее нельзя было вырвать никакими подарками, шутками или сладостями. В таком состоянии дети всегда тянутся к тем, кто делает вид, что хочет быть им другом, так, в конце концов, произошло и с ней: она сдружилась с несколькими детьми пленных ванов, крайне привязалась и к одному из асгардских принцев, который относился к ней с теплотой и заботой, как ей казалось, по крайней мере.

Сигюн рано проявила способности, свойственные народу ее матери, и ее обучение магии началось намного раньше оттого, чем планировал Хёнир. Способная, ответственная, активная, она без труда осваивала новые знания, полюбив и самостоятельно улучшать свои навыки, проводя немало времени в библиотеке за книгами, или же в саду, тренируясь в практическом исполнении чар. Но, увы, когда ее пытались обучать по асовским традициям, на ристалище с оружием в руках, оказалось, что с этим придется куда труднее. Подрастая, дева превращалась в изящную, статную девушку, с нежными тонкими руками, длинными худенькими пальчиками, узкой ладошкой и чувствительной кожей, и более крепкие, коренастые и тяжеловесные асиньи-ровесницы с особым удовольствием стремились показать ей, что уж здесь-то ванессе никогда не завоевать уважения. Стиснув зубы, стараясь не морщиться от больных синяков и ссадин, сколько раз уходила, сдерживая слезы, но, как не билась, как не пыталась тренироваться с тем же копьем, освоила технику, но силы так и не прибавилось. А вот синяков и мозолей – пожалуйста.

Что ж, неприязнь знакома всем, особенно, если рождена завистью. Ванесс не слишком жаловали за их нравы, а Сигюн пошла в мать и лицом, и фигурой. Это была нетипичная для Асгарда, немного диковатая, но утонченная красота. Высокие скулы, полные губы с аккуратной линией рта, большие миндалевидные глаза цвета светлых сапфиров в обрамлении густых темных ресниц; пышная, роскошная коса из волнистых медных волос спускалась до колен, и, казалось, вот-вот перевесит и переломит хрупкую фигурку «песочных часов», на которой любое платье смотрелось превосходно, кроме тяжелых мехов, в которых Сигюн попросту тонула, оставляя на поверхности лишь огромную копну намотанных кичкой на затылок волос. Так стоит ли удивляться, что к тому времени друзей и товарищей у нее было больше среди парней, чем девушек? Сигюн была одинаково приветлива и ласкова ко всем друзьям, ее нельзя было упрекнуть в невоспитанности, грубости или хамстве, ее манеры отличались утонченностью и располагали к себе. Но более всего к тому времени она выделяла одного аса, которого без смущения называла лучшим другом своим, и имя ему было Локи, младший принц Асгарда. А выучившись прекрасно ездить верхом, она нашла, наконец, отдушину, ибо в прогулках в одиночестве или с кем из спутников обретала успокоение в любом волнении или горе.

Взрослея в такой обстановке, оторванная от отца, приучаешься смотреть на мир иначе. Нет, Сигюн не озлобилась, но ее внешняя покладистость, мягкость, открытость были тем защитным коконом, которые гарантировал безопасность, ведь никто не подумает о такой, как она, что-то дурное. Она с готовностью выполняла просьбы или поручения Фригг, Одина, остальных членов царского дома, да и просто высокопоставленных асгардцев, приобретая определенную репутацию за такую услужливость, скромность и послушность, и в какой-то момент даже злые языки завистниц уже не могли изыскать хоть какой-либо факт, который можно было использовать, как сплетню. Даже в окружении взрослеющих, как и она, друзей-мужчин, ее поведение было столь воспитанным и благородным, что не поверить и в блуд, в котором так хотелось бы уловить. К тому же, очень опасно открыто называть «блудницей» девушку, которой покровительствует принц, так что, хотя слухи и ходили, но не имели особой веры в обитателях дворца, и причиняли боль только самой Сигюн, чувствительной и романтичной.

Но ее старания не прошли даром: вскоре Один смилостивился и разрешил ей посещать Ванахейм столько и тогда, как ей заблагорассудится. Нужно ли рассказывать, как счастливы были отец и дочь, наконец, получив возможность проводить вместе не те скупые несколько часов, что были отмерены все эти годы на редких встречах. В один из таких визитов, Хёнир, наконец, познакомил девушку и с ее матерью, Маргрит, и, хотя нельзя сказать, что женщины сразу прониклись друг к другу, однако, лёд был сломан. Маргрит с удовольствием созерцала практически копию самой себя, за исключением волос, цветом которых дева пошла в отца, а позже и взялась объяснять ей такие трюки ванов, как трансформацию. Сама ванесса мастерски превращалась в чайку и морскую деву, и, логично, что именно это и Сигюн освоила быстрее всего. Именно Маргрит и заметила первой легчайшие изменения, которые подметит только женщина, когда-либо любившая. Дочь созналась, что так и есть, не так давно открыла в себе новые, сильные чувства, что все миры называют трепетно – любовь. Но все, что смогла выудить ванесса из внезапно показавшей свою скрытую сторону нрава – редкую волю и упрямство – дочери по этому поводу, так только то, что это асгардец, ас, и, видимо, принадлежащей к царской семье. У родителей на такой случай решение одно – пора, стало быть, замуж дитя отдавать, чтоб не разбивать сердца. В царском доме три сына, припомнил в разговор наедине с возлюбленной Хёнир, но, как водится, по логике асгардской, отмел сразу же в рассуждениях Локи, о котором дочь с детства отзывалась лишь как о добром друге. Но к царскому дому могли относиться и добрые друзья Тора, славные воины, все как один неженатые.

В общем, Сигюн и знать не знала, как родители уже отыскали себе загадку, но решить ее старались с редким рвением двух скучающих и любящих ее до безрассудства упрямцев. Не имея возможности лично заняться вопросом, Хёнир, привезя дочь в Асгард в очередной раз, немедля переговорил тет-а-тет с Ньердом, и, как говорится, понеслось…. Ньёрду тоже было скучно, и он включился в игру с таким же энтузиазмом, но, будучи мужчиной, не придумал ничего умнее, как спалить деву со всеми потрохами, направившись консультироваться с ее лучшими друзьями, на беду, первым наткнувшись на Локи, и, сочтя, что старший, рассудительный друг ее точно что-то да знает, выдал как на духу все подозрения, в которых подвел мысль к тому, что дева влюблена едва ли не без памяти то ли в Тора, то ли в Бальдра. Загадку Ньерд так и не решил, а Сигюн в последующие дни получила непривычную порцию циничности и язвительности от друга, на которую немыслимо обиделась и оскорбилась до глубины души, и выпросила у Одина внеурочный отъезд с таким жаром, с такой пылкостью и такими отчаянными мольбами, что Царь не смог устоять. Правда, вероятно, не без содействия мудрой Фригг, которая видела, как водится, куда дальше, чем все остальные, но молчала, без особой нужды, ведь вмешиваться в судьбу опасно.

Будь Сигюн в Асгарде, она, конечно, попыталась бы удержать друга от ссоры с братом, но известия о событиях на радужном мосту застали ее уже в Ванахейме, у отца, как запоздалое известие от Ньерда, сообщавшего, между прочим, в письме Хёниру, что младший принц погиб, упал с радужного моста. Оплакивать друзей не грешно, напротив, очень логично, так что ничего странного в том, что дочь впала в непроходимую тоску, то бродя как молчаливый призрак, то с любой мелочи впадая в рыдания, а вот Маргрит, наконец, сообразила, но поздно… поэтому решила вопрос этот лучше не поднимать, лишь ненавязчиво лишний раз намекнула Хёниру, чтобы тот не спешил там с привычными отцовскими расспросами о неизбежном рано или поздно браке. Меж тем, один из молодых воинов, по имени Теорик, уже давно полюбивший прекрасную деву, осмелился, добившись признания и славы, как умелый и смелый парень, обратиться к Хёниру именно с прошением о такой великой чести, как стать его зятем. Отец благоволил Теорику, находя его во всех отношениях достойным, и, хоть тот был не принц, но из хорошего рода, так что ас согласился бы, не глядя, если бы не просьба Маргрит, а потому обещал юноше подумать, чтобы потянуть время.

А время лечит, как говорят, любая отчаянная тоска истончается, утекает, подавляемая жаждой жизни, которая так свойственна любому молодому организму, и Сигюн уж было перестала горевать, начала вновь пробуждаться из забытья, когда снова внезапная весть от Ньерда – оказывается, живучий принц оказался. Вернулся, да еще со злыми намерениями, напав с иноземной армией на беззащитный Мидгард, но, слава Одину, могучий Тор пришел на помощь смертным и одолел брата, да привез его на справедливый суд в Асгард. Как уж тут усидеть спокойно, настроение девы так резко менялось, что Хёнир всерьез забеспокоился, уж не тронулась ли дочка умом от внезапной радости, ибо ему-то хорошо было известно, с детства Сигюн, как привязчива она бывает к тем, в кого верит, когда и вещь полюбившую выкинуть не может, что уж и говорить.  Нет, с ума она не сошла, но вынести спокойно шквал противоречивых эмоций, разом обрушившихся на нее, оказалось не так просто. В конце концов, она поспешила в Асгард, чтобы повидать друга и поддержать его, поскольку разом позабыла все обиды, да и не верила, что все обстояло, как говорил Ньерд, она-то помнила другого Локи, доброго, заботливого, ну, разве что, саркастичного и любящего иной раз пустить в кого-то остроумную шпильку, да, пожалуй, закрытого еще от публики, но разве это существенно? Верить в то, что он безжалостно, жестоко напал с корыстной целью на неповинных ни в чем смертных, она отказывалась, выискивая этой информации тысячу разных возможных объяснений более приятного толка. Однако, на суд ее не пустили, равно, как и потом дали строгий запрет на посещение наказанного принца. Осмелев, дева пошла к самой Фригг, которая, с грустью в глазах, подтвердила, что, к сожалению, слухи эти правда, равно, как и обвинения, но, по ее подаче было видно, и Сигюн спешно с этим согласилась, что принц сделал это не по злобе натуры, а просто запутался, в том числе и сам в себе. Фригг надеялась, что Один, подержав сына год-другой в изоляции, все же сменит гнев на милость, и рекомендовала девушке терпеливо ждать.

Что ж, терпения, несмотря на возраст, Сигюн было не занимать. Свыкнись, живи, учись, да надейся. Все когда-нибудь сбудется, но, увы, спустя всего-то пару лет произошло нападение Малекита, который убил Фригг, а потом в бою с ним пал и Локи, пришедший добровольно на помощь брату, оставив былые обиды и амбиции в прошлом. Тор, вновь одержавший победу, пришел с победой, но победа эта была омрачена горем, и скорбел весь Асгард. Что ж, младший принц стал, наконец, почти всеобщим героем, посмертно, и вот здесь был и впрямь повод с ума сойти. Как водится, в такие минуты разум неизменно начинает напоминать о грехах наших, вот и горе Сигюн омрачалось регулярной внутренней укоризной о том, что последняя встреча их лично было омрачена ссорой, а помириться так и не удалось. Хоть и не считала она, что абсолютно и единолично была в ней виновата, но, в виду отходчивого и доброго нрава, не считала зазорным первой пойти вскорости мириться к любому из друзей и близких, лишь бы не грустить о размолвке, и только в тот раз уперлась  - и зачем? А теперь было поздно и исправлять что-то, и волосы рвать тоже. А еще оказалось, что истерика прошла вся еще в первые «похороны», теперь уже почти не было слез, только тоска и чувство необратимости.

Но на этот раз Хёнир махнул рукой на все мольбы Маргрит, решив, что хватит с него этой беспросветной дочерней хандры, асам заняться нечем, они то мрут, то воскресают, а тут каждый раз потоп, и, вызвав сначала Теорика, потом дочь, объявил, что дает добро на свадьбу….

Сигюн в последний раз поехала в Асгард, чтобы подготовиться к церемонии. Особого восторга она не испытывала, ибо сердце ее все еще любило другого, того, кто не любил ее так же, а потому и прежде надежды особой не было; любить же мертвецов занятие и вовсе странное, в конце концов, ее замуж все равно выдадут, не за Теорика, так за кого-то другого, а пылко, страстно влюбленный юноша, готовый песок целовать, по которому она ходит, не мог не вызывать в чуткой душе хотя бы сострадания к такой силе чувств. Он то не виноват, что не любим, и раз уж ничего не исправить, так пусть хоть кто-то будет счастлив, коли уж не она. Но, направившись в последний раз прогуляться в саду, где частенько бродила вместе с другом, как будто случайно наткнулась на фибулу, хорошо ей знакомую. Такую носил Локи, в те редкие случаи, когда надевал плащ, и что-то будто шепнуло безумную мысль в подсознании, какой-то таинственный голос, почему-то похожий на голос Фригг. Что ею руководило в тот момент, она и сама никогда не ответит, но, спешно вернувшись в покои, заперевшись там, припомнила один из хитрых ритуалов, которым была обучена. Мутным было изображение, искаженным, и, кажется, что принц был в беде, но он точно был… жив. Непостижимо, немыслимо, да и повод задуматься, но, признаться, в тот миг дева была не способна здраво осмыслить увиденное. И обрадовавшись, и всерьез испугавшись, что Локи не по своей воле не вернулся в Асгард, а пленен или ранен, она помчалась к единственному, чье горе на тризне ей казалось сравнимым с ее, к тому, кто в ее представлении был самым могущественным и смелым воином, а именно – напрямик к Тору….

Ссылка на канон.

В Мидгарде активно не появлялась, занятая то горем, то подготовкой к свадьбе. А после того, как узнала, что Локи жив, помчалась к Тору, чтобы сообщить ему радостную весть и просить о помощи, просить спасти младшего принца. Вот только Тор, кажется, не разделил ее восторгов… В любом случае, Сигюн все еще на его стороне и стороне Асгарда, в намерении отыскать друга и вернуть в Асгард, где ему и место.